Уилл едва может пошевелиться, он растерян, разбит, выпит досуха одним глотком.

Уиллу пятнадцать, когда Нина Росс, краснея и запинаясь, призналась ему в любви. Это случилось после физкультуры, она позвала его за футбольное поле, долго мялась, а потом выпалила на одном дыхании:

- Уиллятебялюблю.

Он не понял ее с первого раза, нахмурился, чуть наклонился, переспросил. Нина смутилась окончательно, спрятала лицо в руках, но повторила, на этот раз громко, почти срываясь на крик. Они встречались до самого выпускного, но накануне бала рассорились в пух и прах из-за какой-то ерунды. Нину тогда пригласил Тим Колфер, а сам Уилл не пошел на выпускной. Взял отцовскую машину, теплую куртку, пару сэндвичей и поехал на Лисье озеро, где просидел на берегу до самого утра. Перед рассветом ему даже показалось, что на другом берегу мелькнула лисица. Рыжая, пушистая, с изящными черными лапами и пышным хвостом.

Родители так и не узнали, что он не был на выпускном, только удивились, что его нет на совместных фото. Он соврал им тогда, что выпил слишком много и не показывался на глаза учителям.

Уиллу двадцать шесть, и Элис Саммерс соглашается выпить с ним кофе. Он почти боится ее, так хороша она в своем коротком летнем платье и туфлях на острой шпильке. Боится, даже когда они съезжаются вместе. Но в один прекрасный день она, словно невзначай, роняет эти три слова.

- Я люблю тебя.

Следующие два года Уилл думает, что хотел бы жениться на ней, купить дом и, может быть, даже завести собаку, на которую у Элис не будет аллергии. Например, маленького черного аффен-пинчера или ирландского водяного спаниеля.

Они расстаются внезапно, Элис предлагают работу в Европе, Уилл видит условия контракта и понимает, что она не откажется. Никто бы не отказался. Они говорят, что берут «тайм-аут», чтобы все обдумать, но оба знают, что это наглая ложь. Между ними все кончено.

Уиллу сорок один, и Ганнибал Лектер, его бывший психиатр, его бывший друг, его несостоявшийся убийца, говорит, стоя на коленях:

- Я люблю тебя.

Уилл не думает о танцах, о домике с белой изгородью в ипотеку, о гипоаллергенной собаке. Он думает о Чесапикском Потрошителе и том, куда катится его жизнь.

- И я бы не хотел причинять тебе вреда, - добавляет Ганнибал таким обыденным тоном, словно бы и не он только что признался ему в любви.

- Но ты все еще хочешь…

- Хочу. Поэтому мы будем ждать утра, при свете солнца все становится яснее.

- И если после восхода тебе все еще будет хотеться меня?..

- Об этом мы подумаем утром, - прерывает его Ганнибал. – А сейчас давай немного отдохнем, тебе нехорошо от стресса и потери крови.

Уиллу хочется расхохотаться от этого участливого, заботливого тона.

Ему нехорошо… Ну надо же.

Но он не сопротивляется, позволяет Ганнибалу вести. Они идут в его спальню, здесь все так же, как он оставил с утра – «гнездо» из одеял, рубашки, разбросанные по полу, шаткие стопки книг.

- Надеюсь, ты не будешь против, если я предложу тебе разделить кровать?

Уилл застывает, хмурится, он не совсем понимает, что именно…

- Я не спал больше суток, - продолжает Ганнибал, как ни в чем не бывало, и разувается. – Я займу половину у двери. Из стратегических соображений, как ты понимаешь. Свой пистолет в тумбочке ты не найдешь, извини, но мне пришлось позаботиться об этом.

Уилл не удивлен, он обессилен. Он почти валится на предложенную половину кровати, вытаскивает из «гнезда» колючий плед и заматывается в него по уши.

Равнодушие, с которым он относится к собственной судьбе, должно быть, поразительно. Но три года – триста шестьдесят пять суток, помноженные на три дают больше тысячи дней. Тысячу дней он ждал нападения. Тысячу дней он высматривал знакомый силуэт в толпе и вздрагивал от каждого шороха.

Он устал бояться.

- Если поутру надумаешь съесть меня, то не буди, хорошо? И сделай это не больно.

- Хорошо, Уилл, - раздается над самым ухом насмешливо.

Уилл отодвигается на самый край постели, ему кажется, что он никогда не уснет, но сон, вопреки всему, милостив к нему как никогда.

- Доброй ночи, Уилл - слышит он, словно сквозь толщу воды, и погружается в темноту.

Он почти надеется, что не проснется больше.

- Доброй ночи, Ганнибал…

_________________________________________________________

«Я смею все, что можно человеку. Кто смеет больше — тот не человек» - цитата из пьесы Уильям Шекспир «Макбет».

Инстинкт смерти (влечение к смерти) — понятие психоанализа, перенятое З. Фрейдом у Сабины Шпильрейн, которое служит в его произведениях для обозначения наличия в живом организме стремления к восстановлению первичного (неживого, неорганического) состояния. Противопоставляется влечению к жизни. В некоторых случаях отождествляется с агрессивным влечением, или же энергией мортидо.

Гештальт незавершенный— в контексте психотерапии понимается как неудовлетворенная потребность, стремящаяся к удовлетворению. При нарушениях естественной саморегуляции какая-либо потребность прерываются организмом, что приводит к хроническому напряжению и неспособности к осознаванию и актуализации новых потребностей.

========== Часть 6 ==========

Балтимор, штат Мэриленд, семь сорок шесть. Уилл ужинает с Аланой Блум, им весело и спокойно, он может смотреть ей в глаза, ему приятно чувствовать тепло тонких пальцев на своей коже. Они не замечают, как переходят в гостиную, собаки деликатно разбредаются по дому и только чей-то любопытный черный нос высовывается из-за двери. Уилл шикает, нос исчезает. Алана смеется, а потом берет его лицо в свои руки и целует. Мягко, нежно, почти целомудренно.

Все в Уилле только и ждет этого – подается навстречу, тянется к теплу и жизни. Он обнимает Алану, она теплая, почти горячая и пахнет странно, древесно-горько.

Не бросай меня.

Не уходи.

Останься со мной.

Фразы вертятся на языке, но он знает, что должен молчать. От потрескивающего камина веет теплом, почти жаром. Уилл вздыхает, чуть ворочается, ему вдруг становится тесно. Алана смотрит на него в упор, ее руки неожиданно сильны, Уилл и подумать не мог, что в этом хрупком теле может быть столько мощи.

- Алана… - Уиллу стыдно, но он начинает задыхаться, со всех сторон подступает паника. – Алана!..

- Т-с-с, - шепотом отвечает она ему, а потом вдруг усмехается недобро.

Уилл просыпается, вздрагивает, едва не седеет от ужаса, когда понимает, что жуткое, стальное объятие из сна - реальность.

- Тише, Уилл, тише. Еще ночь, спи.

Уилл дергается что есть мочи, сломанные и сросшиеся ребра отдаются болью, он застывает. Отрывки вчерашнего дня собираются воедино. Господи… Он в одной постели с Ганнибалом Лектером, который все еще раздумывает над тем, чтобы убить его.

Наверное, Уилл окончательно тронулся.

- Это реальность, ты не галлюцинируешь, - словно читая его мысли, говорит Ганнибал. – Твой разум крепче, чем тебе кажется.

Его разум? Его разум – игрушка для сильных мира сего. Сначала Джек Кроуфорд, потом доктор Лектер… Уилл уже давно не доверяет тому, что видит, слышит и чувствует. Он сомневается во всем, что только можно подвергнуть сомнению. Его лихорадит, жар сменяется ознобом, он глубже закапывается в плед, но шерсть намокла от пота и неприятно колет.

- Успокойся и попробуй отдохнуть.

Уилл нервно смеется, но замолкает, когда прохладная ладонь Лектера ложится на разгоряченный лоб. Ганнибал обнимает его со спины, на этот раз совсем не больно, баюкает, словно маленького ребенка.

Уилл думает, что ненавидит его – человека, сломавшего ему жизнь. Не человека даже - чудовище. Но мысли в голове ленивые, медленные, словно сонные рыбы в затхлом пруду. Уилл прижимает ноющую руку к груди, перевязка оказывается влажной от крови.

Ганнибал позади него придвигается ближе, теперь Уилл чувствует его затылком, лопатками, всей спиной. Чужая рука опускается вниз, ныряет в складки пледа, преодолевает преграду одежды.