Они вернулись к своему нормальному режиму, насколько это было возможно. Во вторник утром Шелдон встал в шесть тридцать утра и разбудил Леонарда своим отвратительным троекратным стуком с монотонным повторением его имени, а когда Леонард распахнул перед ним дверь и разъяренно поинтересовался, какого хрена Шелдону от него нужно, тот сказал, что они должны поехать в лабораторию пораньше, чтобы наверстать прошедшую неделю. Недовольно ворча, Леонард тем не менее умылся, побрился и оделся, готовясь выехать в лабораторию.
Он не был уверен, поедут ли с ними Говард и Радж, поэтому решил спросить это у них самих. К его удивлению, комната Воловитца оказалась пуста, а кровать выглядела так, словно ее даже не разбирали. Недоуменно пожав плечами, Леонард направился к Раджешу. Тот ответил на стук, но когда Леонард вошел в его комнату, то обнаружил, что он был не один, рядом с ним лежала красавица Беатрис и безмятежно спала, ее роскошные темные волосы волнами разметались по подушке.
Раджеш сел на кровати и шумно высморкался в носовой платок, прежде чем посмотреть на Леонарда мутным взглядом.
– Извини, что разбудил, – сказал Леонард. – Я только хотел спросить, ты поедешь в лабораторию?
Тот покачал головой:
– Нет, неважно себя чувствую, наверное, простудился. Лучше останусь здесь.
Леонард бросил осторожный взгляд на Беатрис, гадая, в чем было дело: мог ли Радж говорить в присутствии спящих девушек, или он каким-то образом оказался пьян аж в семь часов утра?
Встряхнув головой, он спросил:
– Ты случайно не знаешь, где Говард? Его комната пуста.
– Он вряд ли поедет в лабораторию, – сказал Радж, а потом добавил нечто совсем уж странное: – Но если ты хочешь его найти, то возможно, тебе стоит поискать в комнате Джеффа.
Леонард задался вопросом, были ли его последние слова какой-то странной шуткой, но, тем не менее, остановился возле двери в названную комнату и замер в нерешительности, слишком отчетливо припомнив, чему они все стали свидетелями в этой комнате, когда только приехали в дом Родстейна. Тем не менее, он осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь.
Похоже, кровать в комнате Джеффа не просто казалось бесконечной, она на самом деле была бесконечной. У Леонарда в глазах зарябило от обилия лежащих на ней спящих тел, полностью обнаженных или едва прикрытых простынями. Он насчитал человек, наверное, семь, не считая Говарда и Джеффа, и все они были девушками: беленькими, японками, мулатками, была даже одна афроамериканка.
Не издав ни звука, Леонард осторожно вышел обратно в коридор и прикрыл за собой дверь.
– Ты узнал у Раджа и Говарда, они поедут с нами? – спросил Шелдон, когда Леонард спустился в столовую к завтраку.
Леонард покачал головой:
– Нет, Шелдон, они не поедут, снова только мы с тобой.
Шелдон сокрушенно вздохнул, не в силах принять такое наплевательское отношение к науке, и в лабораторию они снова поехали вдвоем.
Следующие несколько дней очень напоминали их прежнюю жизнь в Пасадине. Они каждый день работали в лаборатории, вечером ужинали, правда, не дома, в основном в ресторанах или закусочных, но Шелдон, по крайней мере, вернулся к своему обычному расписанию еды. Затем они возвращались домой и играли в World of Warcraft, Doom или Halo, иногда к ним даже присоединялись Говард и Радж, если не были заняты сексом с девушками или пьянством. В лабораторию эти двое по-прежнему не ездили. Говард был слишком изнеможен своей бурной личной жизнью: Леонард, который время от времени проходил мимо неплотно прикрытой двери в семь часов утра, собираясь в лабораторию, то и дело обнаруживал в бесконечной кровати варьирующееся количество обнаженных тел. Что касалось Раджа, то его насморк за неделю только усилился. Шелдон даже приказал ему по возможности не дышать, когда Радж находился в одной комнате с ним, чтобы снизить риск того, что Шелдон подхватит от него инфекционную простуду, осложненную, как он выразился, какой-нибудь редкой индийской заразой.
У Пенни же то и дело были какие-то кастинги, на которые она неслась, сломя голову и сияя от радости. А если она не ходила по студиям, то проводила свое время, как правило, в торговых центрах, и Леонард сильно подозревал, что если так будет продолжаться, то она потратит все состояние Родстейна на свои шмотки, что бы он ни болтал по поводу того, что его богатства не знают предела.
Словом, каждый из них наслаждался жизнью, как мог, и Леонард чувствовал, что и сам начинает привыкать к такой жизни. Работа была интересной, его друзья были счастливы, они все жили в роскошном особняке, где с легкостью могло быть исполнено практически любое их желание, и Леонард не мог не признавать, что к хорошему привыкалось быстро.
В пятницу Шелдон был в ударе. Он всю неделю работал с анти-протонами и теперь покрывал сложнейшими формулами огромную доску в своем новоприобретенном кабинете, выделенном Родстейном специально для него. Шелдон даже попросил Леонарда помогать ему, неохотно признав, что каким бы Леонард не был дилетантом в области физики, остальные сотрудники лаборатории Родстейна и того меньше походили на роль ученых, так что честь ассистировать Шелдону в его гениальных исследованиях по умолчанию переходила Леонарду. Как всегда, его комплимент скорее походил на оскорбление, поэтому Леонард все еще был раздражен, наблюдая, как Шелдон с сумасшедшей скоростью выводит на доске свои формулы, беззвучно шевеля губами.
Он вышел в коридор к автомату с напитками, чтобы налить себе кофе, и заметил в коридоре странное оживление. Эван Родстейн, доносилось отовсюду, сегодня он собирается посетить лабораторию, он едет сюда! По какой-то причине все были этой новостью весьма взволнованы, и Леонард подумал, что, должно быть, Родстейн не дает своим ученым спуску. Леонард налил себе кофе в автомате, перекинувшись парой слов со встрепанной лаборанткой, которая пробегала мимо и на ходу объяснила ему, что, если верить слухам, Родстейн выразил желание посетить лабораторию сразу же после того, как его самолет приземлится в Майами, и сделал это совершенно внезапно, так что им нужно было как можно скорее подготовиться. Он иногда устраивал им внезапные инспекции, пояснила она.
Пребывая в легком недоумении, Леонард вернулся обратно в кабинет и присел на подоконник, наблюдая за Шелдоном. Тот стремительно перемещался возле доски, полностью сосредоточенный, и не то чтобы Леонарду хотелось его отвлекать, но все же…
– Ты знал, что Родстейн собирался приехать сегодня в лабораторию? – спросил он.
Шелдон обернулся к нему, на мгновение отрываясь от доски.
– Леонард, ты думаешь совершенно не о том, о чем следует, – возмущенно заметил он. – Пожалуйста, сосредоточься. Может быть, ты принимаешь участие в научном прорыве… – Шелдон на мгновение замолк, а потом добавил: – Ну, принимаешь участие – это, пожалуй, сильно сказано. Но может быть, ты являешься первым свидетелем. Если однажды ты будешь писать мою биографию, то можешь очень сильно пожалеть, что отвлекался на всякую ерунду в такой значительный момент.
Леонард закатил глаза и ничего ему не ответил.
Что бы там ни говорил Шелдон, но прибытие Эвана Родстейна в лабораторию вовсе не было ерундой. Скорее, оно являлось фактом, который было невозможно игнорировать. Он ворвался в кабинет Шелдона, словно вихрь, и они оба оторвались от работы, удивленно уставившись на него.
Родстейн был растрепан и слегка небрит, что, по наблюдениям Леонарда, было ему несвойственно. Когда он приблизился к ним, Леонард уловил исходящий от него легкий запах алкоголя и удивленно вскинул брови.
– Эван, у тебя что-то случилось? – осторожно спросил он.
Родстейн запустил руку в волосы, приводя их в еще больший беспорядок, и устремил на него рассеянный взгляд.
– Случилось? – переспросил он. – Нет, Лео, у меня ничего не случилось. Это мой отец, он всегда оказывает на меня такой эффект. Старый мерзавец полагает, что я делаю недостаточно, чтобы оправдать сам факт своего существования в глазах многоуважаемого семейства.
