Посол сделал вид, что мне поверил.

Далее я сказал: глупо и смешно предполагать, будто я смогу гарантировать или решать перемещения на таком уровне.

Однако если акция будет успешной, то по меньшей мере странно ожидать, что людей лишат постов, на которых они так блистательно себя проявили. Это было бы вопреки правилам и нелогично. К тому же - кто лучше их ориентируется на месте?

Тут посол со мной согласился.

Я заверил посла: мы ни во что его втягивать не будем. Согласно такого рода сценариям, посол ничего не видит, ничего не знает, ни о чем не подозревает. Если мы провалимся, то нас вышлют из Франции, но ни одна разведка мира не сможет доказать причастности к этому делу главы советской дипломатической миссии.

Не кинуть ему это кость я не мог. Короче, получалось, что игра для посла была выгодна во всех вариантах. Ему светило повышение, а в случае нашей неудачи он умывал руки. Но теперь у него не было причин вставлять мне палки в колеса.

Самый щекотливый вопрос мы проехали. Я перешел ко второму. Я знал, что посол недоволен Комитетом. Количество наших сотрудников в последнее время достигло восьмидесяти процентов общего числа служащих посольства. Посол поспешил мне это высказать:

- У меня скоро не будет даже людей, чтобы в консульстве ставить печати на паспорта!

Но здесь я был тверд. Работу дипломатов необходимо перестроить. Резко увеличим количество приемов, деловых, личных и полуофициальных встреч. Деньги на это отпущены.

Я готов всячески помогать своими людьми, чтоб осуществить техническую часть. Мы вступаем в решающую фазу операции. Надо будет ежедневно, подчеркиваю - ежедневно, держать палец,на пульсе общественного мнения. Анализ и обработку прессы мы возьмем на себя.

- Мои коллеги, - сказал я, - могут собирать информацию. Но разговаривать с французскими чиновниками, с деловыми людьми они не умеют. А надо не только беседовать, но и закидывать свои идеи. Какие - это я буду подсказывать. В общем, без дипломатов нам не обойтись. А по части дипломатии вам карты в руки.

Завуалированная критика Комитета послу понравилась.

- И последнее. В ближайшие дни я прошу вас согласовать свои перемещения по городу с Белобородовым. Особенно время выезда и въезда в посольство. По агентурным сведениям, нам подложат бомбу чудовищной силы. А за вашу жизнь, за жизнь руководящего состава посольства я отвечаю головой.

Я почувствовал, что посол хочет мне задать сразу несколько вопросов. Однако недаром он был дипломатом, опытным, вышколенным. Он не произнес ни звука, лишь буравил меня глазами.

Из нагрудного кармана я достал карту Парижа.

- Смотрите. Здесь красными точками отмечены места последних взрывов, произведенных террористами. Эта красная сыпь распространилась на весь город. И только советское посольство и торгпредство окружены девственными белыми пятнами. Убежден, что такую карту скоро положат на стол шефа французской контрразведки. Если уже не положили. И тогда обратят внимание на эту странную аномалию. Далее карту опубликует какая-нибудь бульварная газетенка с соответствующими грязными комментариями. Перепечатает американская пресса. Словом, пойдет писать губерния.

- Однако ведь бьют окна в агентствах Аэрофлота, - подумав, сказал посол.

Я пожал плечами:

- К этому все привыкли. Детские забавы.

- Может, взрыв будет у здания торгпредства?

- Не прозвучит, - ответил я.

- Однако наше посольство охраняется усиленными нарядами полиции. Может, что-нибудь совместно предпринять или хотя бы эвакуировать людей из угрожаемых помещений?

"Вот это он зря! - рассердился я. - Зачем он лезет не в свои дела?" Впрочем, по-человечески я его понимал.

- Связываться с французами мы не имеем права. Тем самым мы вынуждены будем засветить свою агентуру, заброшенную с таким трудом в эти банды... К тому же действия террористов стихийны, не поддаются контролю и малопредсказуемы. Боюсь, что взрыв произойдет, увы, с человеческими жертвами, что, - повысил я голос, - вызовет естественное возмущение рабочего класса, прогрессивной французской общественности и соответствующие меры советского государства.

- Надеюсь, моя семья...

- Нет, - бодро заверил я, - террористов такие цели не интересуют.

Посол тяжело вздохнул:

- Наши дипломаты находятся на передовом крае классовой борьбы...

- Они мужественно выполняют свой долг, - в тон ему ответил я, и хотел было добавить: "Родина этого не забудет!", но подумал, что это покажется слишком театральным. На моих часах было четыре тридцать.

- Мне остается вас поблагодарить за теплую и ободряющую беседу, сказал я. - Считаю за честь работать с таким шефом. А сейчас я должен идти на совещание, проводить инструктаж. С вашего разрешения, конечно.

Главное, надо было запустить машину на полные обороты.

Что я и сделал в первый же день. Отныне воплощать инструкции в жизнь по линии военной разведки - это была забота военного атташе, а аппаратом посольства командовал Белобородов, и я в его прерогативы решил не вмешиваться. Я не забывал, что Белобородов старше меня по воинскому званию, практически опытнее и как человек, долгое время работающий вдали от Центра, привык к самостоятельности. Как куратор, назначенный непосредственно Секретариатом ЦК, я был выше всех ведомств, но я пытался представить себе, как бы действовал на моем месте генерал-лейтенант - начальник Управления. Мысленно я копировал его поведение. К тому же, если что-то и может разладить хорошо отрегулированный механизм, так это мелочная опека.

Однако мне необходимо было встретиться и поговорить с глазу нa глаз с офицерами Комитета, каждый из которых имел во Франции свой отдельный участок работы. В приемные часы советское посольство похоже на большой проходной двор. Масса советских товарищей, командированных во Францию, является сюда по своим делам, и это в принципе не должно вызывать подозрений у самой бдительной контрразведки. Поэтому на следующий день мне удалось увидеться в своем кабинете

- с заместителем директора торгпредства в -Париже,

- с советским вице-консулом в Марселе,

- с завом корреспондентским пунктом агентства печати "Новости" в Париже,

- с атташе по научному обмену советской делегации в ЮНЕСКО,

- с директором художественного салона советской живописи и графики на бульваре Распай,

- с советским делегатом на Парижской международной конференции по производству кофе и какао,

- с заместителем главного инженера франко-советского общества "Газоэкспорт",

- с администратором кинотеатра советских фильмов "Космос",

- с продавцом магазина советских часов и оптики "Слава" на бульваре Бомарше,

- с членом консультативного совета совместного франко-советского центра по изучению ядерной энергии,

- с метрдотелем советского ресторана русской кухни на Елисейских полях "Пирожок".

На остальных у меня просто не хватало времени, и я назначил встречу на другие дни.

На следующее утро у дверей моего кабинета меня уже ждал директор парижского агентства Аэрофлота подполковник ГРУ Федоров. Мы с ним были знакомы по Москве. Однако приветствовал он меня очень сдержанно, и по тому напору, с которым он стал докладывать об успехах своей конторы, я догадался, что Федоров обижен. Действительно, по табели о рангах я его был обязан принять в первую очередь. Но у меня были свои причины. Я передал ему персональный привет от его начальства, сказал, что в Управлении им очень довольны и ждут через две недели в Москву. Федоров не понял. Я пояснил:

- Вы мне только что докладывали о ходе операции относительно нового французского истребителя "Мираж - 2500". Организуйте так, чтобы кто-нибудь из нашей французской агентуры, человек второстепенный, передал вам микропленку с техническими данными "Миража" буквально на глазах французской контрразведки.

- Борис Борисыч, - изумился Федоров, - меня в Париже еще ни разу не засветили! По нашим сведениям, никто из ДСТ[ ДСТ - французская контррaзведкa] не сумел сесть мне на хвост. А теперь вы хотите, чтоб меня взяли с поличным!