— Нет. Они были, дядя Яша, но за час поменялась концепция.

— Даже так.

— Да, — он мог меня убить. Имел право. — Я их приберегу, конечно, как-нибудь на потом, но пока что песни не подходят.

И я надеялся, если честно, что никогда не подойдут.

— Песни, — я прямо видел, как внутри Якова медленно поднимается уровень пара. — Песни, блядь. Опять за старое, Никифоров?

— Да. Сначала музыка, потом каток. Но я тебе покажусь с ними, очень недурно…

— Врачу покажись, — Яков отмахнулся. — Знать не хочу. Придешь со всеми вместе, как положено, я тебя посмотрю на общей разминке, может, тебя в тираж пора давно.

Это было не обидно только потому, что Яков говорил это все не всерьез. Я отлично его знал. Пока надо было подыгрывать.

— Завтра меня посмотри, я на показательных катаюсь.

— Не развались.

— Не развалюсь.

— Я серьезно, Витя, — Яков подался вперед, — ты сам знаешь, неделю-то погулять уже плохо, а ты у нас год отдыхал…

— Отдыхал, — мне хотелось смеяться. Если бы я сейчас засмеялся, Яков бы меня скрутил и сдал, куда положено. — Отдыхал, это такая шутка.

— Не жалуйся, я тебя черт-те куда не гнал, — Яков был суров. Он был, конечно, прав.

— Суслик наш поедет, как жена декабриста, будете морально разлагать мне молодежь — взашей с катка выкину.

— Я тебя поэтому позвал, — я не боялся Якова. Я знал, что сейчас он будет орать, потом пошлет меня матом, потом будет еще две ступени переговоров, возможно, подключится Лилия и примажется Юрка, но в конце концов Яков сдастся. Скажет — хуй с вами, идиоты.

— Я буду тренировать его. В Питере. Он приедет, как только разберется с визой. Слетает к себе на национальные и куда там надо, но жить будет у меня. Выбьем ему абонемент?

Якова трясло.

— Ты в уме?

— Я очень стараюсь.

— Витя, ты больной у меня. Год. Год гулял, мы тебя не восстановим, если ты еще и тренерствовать будешь. Может, ты еще и на второе высшее заочно подашь, раз такая пьянка? И в хоккейную тебя запасным запишем…

Я ждал, пока это пройдет. Яков махнул руками, чуть не уронил свой давно остывший чай.

— Абонемент, блядь. Простой такой, ты смотри. Думаешь, легко тебе будет? Ты думаешь, сколько тебе лет?

Я молчал. Ждал. Сейчас будет самое главное. Тут Яков будет более чем прав.

— А о нем ты подумал? Может, вы еще поженитесь на радостях? Его сожрут в России, он языка не знает, ты хоть думай немного, Витя! Что ты ржешь? А сборная? Ты его под Питером на даче, что ли, будешь прятать?

Кстати, это мысль. На дачу надо его свозить. Юри понравится за городом. Пока снег не растаял.

— Ты же только говорил, что он уходит!

— Я был уверен, что он уйдет, — я не врал.

Я был уверен, что он уйдет.

Стоял на российском гимне на льду между Крисом и тренером Алтына, смотрел, как на груди Юри тускло блестит серебро. Ждал.

Ждал, пока отстанут с групповым фото. Ждал, пока Юри пережмет всем руки и переобнимается. Смотрел, как они Юркой быстро и нервно обнимают друг друга, чтобы, если что, сразу разнимать. Не случилось. Юри что-то сказал на ухо Юрке, и тот даже заулыбался, быстро, криво — но по-настоящему.

Ждал, пока Юри доковыляет до ложи на блокираторах.

Юри протянул медаль, как Маккачин мячик, глянул… виновато? Серьезно?

— Прости. Не золотая, но…

Прости. Прости — вообще не мое, Юри, ты должен знать.

Я вспомнил наш разговор перед его выходом на лед. Вспомнил зверское Юркино лицо, и мое на случайном кадре на большом экране — как будто у меня кто-то умер. Вот прямо только что.

— Не прощу, раз не золотая.

Юри замер. Он, в силу разницы в менталитете и языке, никогда не понимал, серьезен ли я, точно так же, как я всегда терялся, что он хочет сказать.

— Я хотел золотую. Так сложно?

Юри глянул по сторонам, на людей вокруг нас, помощи ждал.

Разбежался.

Я вдавил его в бортик, прижался всем телом, поставил руки по бокам от него.

— Я расстроен. Как будешь извиняться?

Юри зажмурился. Густо покраснел, потом открыл глаза. Потом толкнул меня, чуть не уронив, протащил по проходу и усадил у дальней стены — я слышал, как кто-то ахнул и зашептался, как покатилось по полу серебро, тоскливо блеснув ленточкой.

Он уселся, сопя, вцепился в плечи так, что больно стало.

— Я собираюсь соревноваться с тобой. Еще год.

Ух ты.

Ух ты.

Ненавидел я эти моменты — то ли вот вьебать, то ли выебать.

Измордовал он меня, сил нет, до боли, до дрожи под ребрами, неуемной и вечной, затихает временами — но в основном всегда сердце колотится. Как на качелях.

Я подумал — что ж так долго? Что, без пинка никак, совсем никуда?

Я подумал — значит, так мне и надо. Я не подарок, правда же?

Я подумал — так легко не отделаешься.

— Я собираюсь тренировать тебя. Еще год. До золота. Будет сложно, но я вытяну. Наверное. Учитывая то, что твоими конкурентами буду я и Юрио, даю тебе еще лет пять. Уходить будешь пятикратным. Тогда я, может быть, прощу.

Юри посмотрел на меня. Потом кивнул. Потом заплакал.

Программа моя, которую ждал Крис, программа брошенного старпера, откладывалась на неопределенный срок.

Яков помешал остывший чай.

— Да, дела, — крякнул он по-стариковски. — Проблем будет полно, Витя.

— Я знаю, — я перестал улыбаться. — Мне надо, чтобы ты меня поддержал. Я не вытяну один.

— Вон как заговорил, — Яков вдруг хохотнул. — А уезжал с распальцовкой, все сам, нахуй вы мне все нужны, а?

— Я извинюсь. Публично. Завтра, сразу после показательных…

— Да уж спасибо, обойдусь, — Яков глянул на часы. — Значит, решили.

— Спасибо, — я встал и пожал ему руку. Хотел бы прыгнуть на шею, как в детстве, да чувствовал — рано.

Яков постоял, разглядывая меня. Потом выпустил руку.

— Видел, как Юрка за год вытянулся?

— Да, — я от души согласился. Даже странно было, как Юрка не сдал позиции, при таком скачке роста. Хотя, ничего странного. Юрка был из тех, для кого такая проблема, как изменения в теле, была не проблема — так, прыщ.

Яков странно улыбнулся:

— Вот и ты вытянулся, что ли. Не такой стал… дурной.

— Ты ведь так и хотел.

— Да, — Яков надвинул шляпу. — Разве что я бы, конечно, для тебя хорошей бабе больше обрадовался. Скромная, школьная училка там, ну ладно, можно модель или ведущую. Не суслика.

— Где бы я нашел вторую Лилию, дядя Яша?

Яков вдруг потемнел лицом. Нет. Покраснел.

— Лиле, кстати, лучше не попадаться. Она решила, что твой суслик — верх безвкусицы и неуклюжести.

— А ты что думаешь?

— А я тебе кто, сваха? — Яков отвернулся и ушел, бормоча под нос.

Я постоял, потирая кольцо. В кармане дернулся телефон.

«В этом году они делают банкет после показательных. Какая удача. Я сплю, разбуди меня, когда вернешься, пожалуйста, я хочу успеть на ночную тренировку».

Концепция ночных тренировок мне не нравилась от слова «совсем». Но Юри сказал «пожалуйста». Это его «пожалуйста» всегда делало из меня идиота. И крайне хуевого тренера.

Комментарий к 21.

Прошу прощения за перерыв. Спасибо за ожидание.

Автор получает много писем по поводу новой информации о том, что Юри, оказывается, катал показательные на всех этапах. Ребят, я в душе не знала про это все, спасибо большое, но - потрачено(

Ладно, сделаем допущение для АУ, м? Юри показалку не катал, Юри имел про запас микро-черновик этого дела, но воспользоваться ни разу не пришлось, на каждом этапе его что-то отвлекало. Разок он распидорасил башку о заграждение и ушел с подозрением на сотряс. В другой - отдыхал после нервного срыва. В третий - еще что-нибудь. Это же Юри. В Москве он наверняка сразу после произвольной дал по съебам - глянуть на Маккачина.

Как я люблю этот канон, с вылезающей откуда ни возьмись новой инфой, елы-палы.

Плюс есть. Можно нафанонить показательные всем, это хорошо. Вот скажем, Отабек катается под Металлику - Unforgiven. А Крис - Le bien qui fait mal “Моцартов”. Юра - под Across the Stars из “Звездных войн”. Пхичит - тема Муфасы из “Короля Льва”. Леруа - под Feeling Good Нины Симон. То что надо после нервного срыва, нэ?)