Юри моргнул и поправил очки. Улыбнулся.

— Думаю, такие же, как и у моих фанатов и болельщиков. Предвкушение.

— Волнение?

— В некоторой степени. Я уверен в своих силах.

— Мистер Никифоров! На вас форма сборной России! Ностальгия по Родине?

— В некоторой степени, — я повторил слова Юри, глядя на него. Улыбнулся до ушей. — Но допускайте также мое искреннее желание поддержать российскую сборную, у них хорошие шансы. Пользуясь случаем, поздравляю нашу Милу Бабичеву со вторым местом в короткой программе!

Я помахал в камеру.

— Вам понравилось выступление мистера Плисецкого?

— Очень, — я продолжал тянуть лыбу, тряхнул волосами, чувствуя взгляд Юри. — Прекрасный дебют во взрослой группе.

— Вы постановщик его программы. Юрий сумел воплотить задумку?

— О, — я чувствовал напряжение Юри всей кожей, — он ее переплюнул. Не могу сказать, что я на это не рассчитывал, кстати. Было приятно с ним работать. Он такой молодец!

Примитивно.

Но на войне все средства хороши.

И, самое главное, я ведь нигде не приврал.

— Мистер Кацуки, кто поддерживает вас?

— Моя семья, — Юри вернул мне взгляд. — Мои мама и папа в Хасецу, мои друзья Юко и Такеши и их дети, а также мои сестра и учитель хореографии прилетели сюда вместе с нами.

— И Виктор, — подсказала девушка с французским акцентом. Юри мягко улыбнулся:

— И Виктор, конечно, — Юри повернул голову и широко улыбнулся, сощурился за своими очками. В очках отражался я сам — румяный и довольный жизнью.

Метку опалило — быстро и резко. Юри кивнул следующему репортеру.

Отпустили нас с боем, Юри заявил, что нам еще надо готовиться и собираться.

Он шел на шаг впереди меня, я разглядывал прямую спину и шею, аккуратно причесанный затылок.

Нога собиралась отвалиться, определенно.

Я был уверен, что у Юри раскалывается голова.

Он, качаясь, зашел в туалет, я шагал следом, как привязанный. Иногда не надо говорить, чтобы было и так ясно — иди за мной.

Юри остановился у самого дальнего умывальника и долго мыл руки. Потом поднял глаза в зеркале.

— Зачем?

— Ты должен представлять себе, как это будет, Юри. Я год сидел на трибуне, я знаю, о чем говорю. Если ты собираешься уходить — будь готов.

— Верно, — Юри опустил глаза и затянул кран. — Прости. Больно?

— Терпимо. Ты, оказывается, ревнивый человек, да?

Юри повернулся.

— Я сам удивлен. Я… не ожидал, что ты начнешь прямо сегодня.

— Зачем себе врать? — я пожал плечами. — Долгие проводы — лишние слезы.

Юри улыбнулся.

Три часа до Финала.

Юри принял душ, переоделся, поел — мы сидели на скамейке в раздевалке и таскали из ланчбокса шпинат и тонко нарубленные яблоки. Юри медленно жевал, глядя прямо перед собой. Я держал в руке его очки.

Юри повел плечами, и я накинул на него свою куртку — красную с белым. Юри скосил глаза и глянул на нее, как на врага. Запрокинул голову и глотнул из бутылки так лихо, как будто не минералку вовсе.

Мари и Минако должны были уже приехать в спорткомплекс, Юри проверял телефон каждые несколько минут, дожидаясь, когда они напишут, на какой трибуне сидят.

Я отбегал здороваться и жать руки, тоже поглядывая на часы. Мне были до зарезу нужны Яков и Юрка.

Мы молчали.

Юри жестом предложил мне последнее яблоко, и я мотнул головой.

Я протянул ему очки, и Юри нагнулся, подставляя лицо — надень сам.

Я убрал его волосы за уши, поправляя дужки.

Мне хотелось орать и пинать скамейки. Обычные действия напоминали дурацкий прощальный ритуал. Ничего особенного — могу еще присесть и шнурки завязать на коньках. И поцеловать на бис в начищенный конек.

Мне все еще не казалось, что мы отыгрываем что-то на публику, все, что происходило, было так привычно и естественно для обоих, что мы скорее просто делали это по инерции — заботились, поддерживали, лелеяли. Привыкли за год.

Юри, казалось, вообще не волновался. Даже метка успокоилась.

Крис поглядывал на нас издалека вопросительно. Мы не разговаривали больше с короткой программы. Вид у Криса был смешной — слегка обалдевший и потерянный, я никогда не видел его таким раньше. Крис стоял рядом со своим тренером и агентом, переминаясь с ноги на ногу и поправляя волосы. Иногда он рассеянно улыбался. Я долго не мог понять, что не так, а потом до меня вдруг дошло.

Сколько я знал Криса, он всегда вызывал забавное впечатление человека, у которого есть все, что хочется — ну, кроме, разве что, долгожданного золота, которое всегда загребал я, — друзья, сила и красота, и мировая любовь, и любовь к себе, и талант, и вкус, и так до бесконечности. А еще — зияющее одиночество. Крис, купаясь во внимании, оставлял за собой эксклюзивное право на красивое холостяцкое одиночество, такое… элегантное даже. Эта черта нравилась мне в нем больше всего — не неотесанность, не неустроенность, а мудрый эскапизм. Человек, стоящий посреди льда. Наверное, все мы производили такой эффект, но Крису он шел больше прочих.

Который сейчас куда-то делся. Что-то в движениях, в том, как он оглядывался, улыбался, пил воду, показывало - я больше не один.

Крис поймал мой взгляд и поднял брови. Я чуть кивнул.

Юри молча взял у меня из рук коробку салфеток и пару запасных блокираторов — иди, мол.

Когда я оглянулся, Юри искал что-то в телефоне и на меня не смотрел.

Ну и хорошо.

Если я выебывался изо всех сил, показывая ему, что может произойти, почему это должно было означать, что этого не произойдет? Я не обольщался. Я не собирался сдаваться так быстро, но если Юри думал, что эта генеральная репетиция расставания — только для него, то это он явно зря.

Крис прислонился к стене в техническом коридоре и смешно перевел дух. Поднял глаза:

— Это так утомительно, мон дье. Хоть бы предупредил.

— О чем? — я привалился рядом, стараясь не помять пиджак.

— У меня болит спина и задница, — пожаловался Крис. — И шагу в сторону ступить нельзя. Раньше оно просто покалывало — не забывайся, я где-то есть, теперь же… вот я с тобой пошел, а копчик огнем горит! И так постоянно, все время надо думать о моральном облике!

— Ах, вот оно что, — я заржал впервые за несколько дней совершенно искренне и расслабленно. — Колядки. Твой Сэм. Я надеюсь, он не в курсе наших замечательных отношений.

Крис закатил глаза.

— Он в курсе всего, он же со мной много лет работает. А всего-то надо было раздеться разок друг при друге догола!

Я засмеялся. Если бы все так просто решалось, не жизнь была, а песня бы.

— Ты же спишь нагишом!

— Он всегда стучит в дверь, прежде чем зайти в комнату, — Крис смотрел растерянно. Я впервые его таким видел. — Потеряно несколько лет, представляешь? Из-за его долбанных манер! Я мог быть давно счастлив!

— Я сделаю вид, что не оскорбился, — я был раз за Криса. Правда. Хоть у кого-то все в порядке, наконец-то. Крис фыркнул:

— Ничего личного, Вик, я всегда буду тебя помнить и любить.

— Осторожнее с этим, — я предупреждал на полном серьезе. — Не уверен до конца, как эта система работает, но знаю, что за словами тоже следить надо.

Крис помолчал. Потом дернул головой в сторону общей раздевалки:

— У вас что-то случилось.

— У нас случилось… — я потер лицо ладонями, — все. И нам понравилось. Но это мы зря, конечно.

— Ты выглядишь, как человек, который готов на убийство.

— В какой-то мере я готов и на большее.

Я не врал.

— Он не хочет ничего, Крис. Я бы все отдал, а он не возьмет. Он уже благодарен, счастлив, бла-бла-бла. Ему и так хорошо. Мол, он не будет держать, не станет бороться…

— А тебе надо, чтобы он боролся?

— А мне надо, чтобы он взял.

— Зачем? — Крис дернул бровью. Поправил волосы красивым движением. — Возьми сам. Рявкни, пригрози, прикажи. Ты же тренер. Насколько я вижу, именно это срабатывает для него самым сильным триггером.

Я задумался.