Мари и Минако пропадали где-то в городе, мы почти не видели их, а если и видели, то узнавали только по голосу — женщины дорвались до магазинов и чаще всего появлялись, обвешавшись разноцветными фирменными пакетами с ног до головы.

Они подали мне отличную идею. Тренировка шла ни шатко, ни валко, поэтому я решил спустить все на тормозах и остаток дня просто прошляться по городу, совершая набеги на местные магазины и никуда не торопясь.

Баба Света, а после и Яков, часто говорили — перед смертью не надышишься.

Думать о завтрашнем дне и волноваться о нем можно и не на катке.

Тем более, Юри упал в четвертый раз за последние десять минут. Потерпев еще полчаса, я скомандовал шабаш, и Юри, кажется, собирался от радости прыгнуть мне на шею.

Пока Юри мылся и переодевался, я наблюдал за прогоном итальянцев — Сара Криспино и две пары юниоров. Ее брата нигде не было видно. Сара каталась в одиночестве, и смотреть на выступление, которое никак не касается твоего профиля, не представляет конкуренции и не требует внимания разведчика, было потрясающе. Я просто смотрел и наслаждался, задумываясь, как давно этого не делал.

Сара была гибкая, легкая, на тренировку она надела какую-то летящую слоистую блузку, и тонкие лепестки ткани гладили ее, кутали, ласкали, вычерчивая тонкие руки и талию, высокую грудь. Длинные черные волосы в косе били по плечам, Сара прыгала легко и быстро, я дурел от ее скорости. Хороша.

И все равно вшивый о бане — через пару минут я подумал о том, что Саре недостает мастерства в дорожках, хотя в прыжках она великолепна, и что наша Мила уложит ее на обе лопатки.

Если уже не уложила.

Есть два состояния, когда тебе мерещится секс в каждой мелочи, в каждом движении и слове других людей. Первое — тебе шестнадцать, и ты готов дрочить даже на учительницу химии. Второе — ты только что вылез из койки, и раз везет тебе — пусть и всем повезет.

Я лениво гонял эти мысли, чувствуя себя старым извращенцем, когда до меня вдруг дошло — я еще не встречался с русской сборной. У нас была назначена пресс-конференция завтра с утра, на которой будут все участники Гран-При и их тренеры, но до этого я как-то подсознательно надеялся наткнуться на наших — на катке, например, в преддверии Финала традиционно зверели все тренеры, пытаясь снять весь лед для своих подопечных, если получится, на все сутки.Но русских нигде не было. Глупо было бы надеяться, что они остановятся в том же отеле, хотя я точно знал, что с нами вместе заселились канадцы, тайцы, казахи и женская сборная Франции.

Я хотел поблагодарить Якова и Юрку лично за помощь. Пожелать удачи. Мне вдруг захотелось знать, приехал ли Николай Семенович поддержать Юрку, в конце концов, Юркино Агапэ было напрямую запитано к дедушке.

Я пошел в сторону раздевалок, отлипнув, наконец, от борта. Юри уже должен был закончить.

Я совсем не ожидал врезаться прямо в Плисецкого в коридоре, ведущем в общий зал. Едва успел поймать его за плечи.

— Место встречи изменить нельзя, — я отодвинул Юрку на вытянутые руки, чтобы получше разглядеть. Юрка вырвался и хмуро пригладил волосы.

— Физкультпривет.

И если я был не совсем идиот, Юрка выглядел… плохо.

В последний раз я видел его таким, когда еще работал в сборной, и бедняга хапнул гнойную ангину. Серый, помятый и даже не злой — измордованный донельзя.

Выяснить причины было делом чести, он помог мне — мне хотелось вернуть услугу, хоть как-то. Последний наш разговор был лучше, чем я опасался, мне не улыбалось терять его доверие. Юрка мне нравился. Всегда нравился. Хороших людей стоит держаться, особенно если сам не сияешь. Да, шкурный интерес.

Да я его мелким видел, он же вырос на моих глазах. Инстинкт старшего брата, когда хочется отлупить того, кто обидел мелкого, в конце концов, еще никто не отменял.

Поплыл ты, Никифоров.

Да пусть бы и поплыл.

— Пошли, сядем где-нибудь, что мы все коридорами жмемся, — это предложил сам Юрка. Отлично, тепленьким бери. Видно, дрянь дело. Что случилось, интересно? С Яковом поругался, дед не приехал, в интервью наврали, ногу подвернул, волнуется перед Финалом? Опять загнался со своей программой?

Я вспомнил, что говорил о нем Яков.

У Юрки была метка.

И Юрка не знал, кто на ней.

Он, наверное, перебрал всех НурлановАсамбаевых в Фейсбуке, Контакте, Твиттере и дошел до Одноклассников. И теперь мучается, думает, не пропустил ли кого из них.

Я смотрел, как он плюхается на скамейку и устало потирает лицо.

И не знал, с какой стороны подъехать к теме. Юрка, всегда такой самодостаточный, иногда намного более взрослый, чем я сам, вдруг казался мне совсем маленьким.

Юрка мог сколько угодно изображать сильную и независимую женщину — я помню себя и стойкое неприятие того, что за меня решает природа и провидение. А потом — ощущение, что стены квартиры сейчас схлопнутся на тебя, настолько тебе погано и одиноко.

У Юрки, как и у меня в его возрасте, не было друзей.

Юрка презирал бегающих за ним и визжащих фанаток, он не видел в них никаких интересов и новых возможностей, только раздражающий фактор, посягающий на его независимость и неприкосновенность.

Короче, Юрка был идеальной жертвой для системы Меток, и черт, может, он будет в ней счастлив, может, наконец, угомонится.

Моя самоуверенность поражала даже меня, и я ведь отлично помнил просьбу Якова держать язык за зубами, когда произносил:

— Метка перестанет болеть, если ты найдешь его.

Юрка глянул на меня удивленно, и я пояснил:

— Говорил с Яковом.

— А то я не знаю, — Юрка запустил пятерню в свои патлы и рывком убрал их со лба, сразу став еще моложе и смешнее.

— Я уверен, твой Меченный тебя тоже ищет.

— Да, ему-то, наверное, легче, — Юрка хохотнул. — В отдельности-то имя и фамилия не редкие, а вот вместе… Представляешь, я в одном Алма-Аты нашел пятьсот с хуем НурлановАсамбаевых. Пиздец.

Мне хотелось смеяться, и я себе в удовольствии не отказал.

— Что ты ржешь?

Вообще-то, резонный вопрос, я рано обрадовался. Вот откуда мне было знать, что я прав?

Чутье?

Может быть.

В моем случае природа явно поиздевалась, но изначально-то все работает на то, чтобы облегчить людям задачу поиска, и из великого множества замечательныхНурланов Юрке был нужен всего один, тот, с которым он гарантированно встретится, потому что он — фигурист, юная звездочка, надежда России, Русская Фея.

Потому что Юрка — хороший парень. У него должно быть все, как надо.

А я… а я, наверное, убил в прошлой жизни кого-нибудь. Каждой твари по паре, а тебе, Никифоров, вот, кацудон, бери и не жалуйся, скажи еще, что тебе не по нраву…

— Кончай ржать!

— Юр, — мне хотелось обнять его, аж руки дрожали. — Понимаешь, какая история. Твой человек рассуждал точно так же. НурлановАсамбаевых-то полно. А он-то уникальный. Один такой.

— Чего?

— Юр. Тебе, допустим, не надо менять фамилию, она у тебя прямо балетная. Ты и так запомнишься. Я тоже не стал — у меня хоккейная. Символично. Но ведь другой человек, подумай сам, если он становится фигуристом федерального, мирового масштаба, а он какой-нибудь Петя Сидоров, он наверняка захочет фамилию поинтереснее.

— Ага, как Мария Петрова, — Юрка смотрел на меня, как на больного. — Долго запрягаешь.

— Твой Нурлан никакой не Нурлан, я вот к чему.

— Да ну, — Юрка прищурился, — а ты-то откуда знаешь?

— Юра, — я звучал, как усталый старый пердун, но исключительно в педагогических целях, — я его сто лет знаю, еще мелким видел. И ты знать должен.

— Да если бы я его уже видел, я бы уже знал!

— У тебя метка поздно выскочила, — я пожал плечами. — А он, наверное, просто… ну, постеснялся. Решил подождать тебя.

Юрка побелел.

— Зачем подождать? Я же, я же столько лет думал, что я один, что у меня никого не будет, зачем он ждал, он что, больной?

— Не знаю, — я пожал плечами, — тебе же восемнадцати нет. Да и ему тогда не было…