Так уже было со мной, только теперь все было намного хуже. В Шурочку я влипал медленно, обстоятельно, по правилам, с ухаживаниями, флиртом, по нотам.

А тут — поскользнулся, упал, очнулся — гипс.

Тут все было хуже, меня утягивало в черную яму без краев и дна, тащило со страшной силой, я дурел больше от своего поведения — Юри-то боролся до последнего, отлично понимая, что так дела не делаются. Не когда у нас времени — один сезон. Не когда я Никифоров, а он темная лошадка, фигурист с шатающейся репутацией, не когда на нас смотрит вся Япония и весь мир. Не когда у меня метка жить не дает. Ему-то легче, он ничем не связан. Но это оч-чень хуевое утешение.

Юри гладил меня через трусы, уткнувшись лбом в мое плечо, и мне хотелось сползти на пол с сиденья, просочиться через днище тачки и утечь куда-то к центру Земли.

Я даже разозлился немного. То есть, вот так, я за ним на брюхе ползаю, и так, и этак пытаюсь подкатить, а он меня берет безоружным и пузом кверху, когда я ни «нет», ни «да» сказать не могу, когда я уже не жду ничего, вот это называется «будь мне просто тренером», охуеть теперь. Голыми руками взял, подстерег, говно такое.

Я дернул его за волосы к себе, кажется, воткнул ногти в тонкую кожу, поцарапал, вмазался губами в рот — раскрытый, Юри опять закричал.

— Нельзя так со мной, маленький мой. Зря ты так. Надо бы по-хорошему попробовать.

Я говорил в его горячий рот, быстро, задыхаясь, как молился. Юри всхлипывал и стонал, не прекращая, толкался в мое бедро. Кажется, его даже русская речь вышибала в открытый космос. Или мой голос, или злость в моем голосе, или это все его волшебная голова — чем сильнее я тянул за волосы, тем сильнее он гнулся и плавился.

Эрос для меня прежним не станет.

Как и Пекин.

Как и все такси и таксисты на земле. И Синатра.

Юри сдвинул резинку моих трусов и накрыл ладонью головку, и я позорно спустил, жмурясь до белых точек. Блядь. Блядь, сука, Господи.

Сходили поужинать.

Зачем я так нажрался, а?

Не поймешь тебя, Никифоров, — пробормотал внутренний голос, пьяно заплетая языком. Лови дзен и не жалуйся.

Юри кончил в штаны, когда я сгреб его за задницу и вжал в себя, я успел только рот ртом поймать, зажать, прикусить губу, чтобы он не орал во все горло.

Не то чтобы я был против, я вообще теперь не знал, как мне жить, если я каждый день с ним общаюсь и слушаю этот голос. Но надо же хоть какие-то приличия соблюсти, да?

Юри трясся всем телом, повиснув на мне, я запоздало разжал пальцы, убрал с его затылка, глянул — и тут меня ужасом обдало нежданно-негаданно. Под ногтями была кровь, к ладони прилипло несколько темных волос.

— Юри, я тебя расцарапал, прости, я пьяный урод, прости меня…

Вот чего он так кричал, я же ему чуть скальп не снял. Господи, почему я такой?

— Юри?

Не молчи, мудак, всю душу ведь вынул мне.

Юри поднял покрасневшее лицо, у него была губа добела закушена и в глазах — батюшки, помоги мне, — слезы стояли.

Мне кажется, я мигом протрезвел, как тумблер повернули.

— Юри, что мне сделать?

Я думал, он скажет мне — утопись нахуй.

Юри улыбнулся дрожащими губами.

Обнял меня за голову.

Я дрогнул, слабея коленями, когда он нежно, легко-легко тронул меня носом за горло — под подбородком.

— Поехали в отель. Только у меня нет денег, чтобы с таксистом расплатиться, я не знаю, сколько мы уже намотали, я все в ресторане отдал…

Господи.

Я, кажется, влюбился.

Комментарий к 9.

Автор собирался держаться до победного конца, согласно канону, но в новогоднюю ночь обронил мозги. Поэтому - простите меня. Спасибо за то, что вы все со мной. Автор пропал у родителей в благословенных ебенях на все каникулы, выкладывает главу с допотопного телефона и вообще. Я вернусь и все вам всем скажу.

А пока - С Новым Годом, дорогие! Любви вам!

========== 10. ==========

Я ожидал проснуться один. Уверен был, что Юри уйдет осваивать новый каток без меня, будет избегать и отмалчиваться. Делать вид, что ничего не было — я бы подыграл, свое обещание забыть я тоже отлично помню.

Я вообще помнил все до боли хорошо.

До боли в буквальном смысле — голова разваливалась.

Юри упаковал меня на диване, стянул с меня одежду и сложил ее рядом, завернул меня в плед и обложил подушками, как маленького.

И сам в спальне закрылся.

Я посмотрел на запертую дверь. За ней было тихо. Юри наверняка ушел.

Утро нихрена не было мудренее вечера. Я не знал, что я скажу и сделаю, когда Юри вернется. Или когда я найду его в спорткомплексе. Или когда он будет убегать от меня по всем коридорам.

В животе поселилось распоганое чувство экзамена, жуткий такой тошнотный холодок.

Я чуть с дивана не рухнул, когда дверь открылась. Не та, на которую я смотрел.

— Доброе утро, сэр! Уборка в номере…

— Спасибо, не нужно, — раздалось откуда-то сзади, и я подпрыгнул.

Юри сидел в кресле за моим диваном, абсолютно тихо, я не заметил его, пока он не подал голос.

Девушка в форме отеля застыла в дверях. Юри поднялся и обошел диван. Остановился перед ней и наклонил голову. Девушка глянула на меня, приоткрыв рот. Потом очнулась:

— Я зайду вечером.

— Спасибо, — Юри бледно улыбнулся. Он кутался в банный халат с вышивкой отеля. Дверь закрылась. Юри повернулся ко мне. Выдержал паузу. Потом трагически свел брови и кинулся к дивану, сел на край, заглядывая в мое лицо:

— Как ты себя чувствуешь? — говорил он сиплым шепотом, видимо, щадя мою голову.

Что я мог сказать?

— Юри, — аккуратно заговорил я, — ты меня дотащил. Раздел. Не выкинул в ближайшую канаву. Спасибо тебе.

— Ты что, я бы не… — он осекся, а потом улыбнулся: — Виктор Никифоров на дороге не валяется.

Я пялился на него, пытаясь понять, что мне теперь думать и делать.

Лицо у Юри было невозмутимое и совершенно нечитаемое.

— Сколько времени? — хороший, нейтральный вопрос, Никифоров. Самое оно для неловких ситуаций. Юри вынул из кармана халата свой телефон.

— Восемь утра по местному. Я заказал завтрак в номер. Надеюсь, ты такое любишь…

— Я, кажется, всякое люблю, — я сдался и потер руками лицо. Юри следил за мной со странным выражением, и я…

Не знаю я, что это было.

По-моему, у обоих по рожам было ясно, что все и все помнят. Надеюсь, по моей еще и было понятно, что я ни о чем не жалею, а если и начну — под пытками не признаюсь. И при этом я прекрасно понимал, что говорить о чем-то вообще рано. У Юри сегодня первый этап, если его взволновать…

Ну, в смысле, взволновать.

В одном я точно не сомневался. С Эросом у него все будет отлично.

Юри терпеливо ждал, когда я перестану тупить. Сидел, сложив руки на коленях, положив телефон на диван, и смотрел на него, как на врага.

— Твиттер? — догадался я. Юри кивнул:

— И Инстаграм.

— Знаешь, как говорит мой… — я не сказал «тренер», я запнулся и выровнял полет: — …Яков? Минутку, сформулирую получше.«Все, что не статья, то пиар».

— Не статья, — Юри осторожно покосился на телефон. — И вправду. Но…

— Не смотри туда. И в официальные новости тоже. Я никогда не читаю прогнозы и мнения, только уже после соревнований.

— Это мудрее, — согласился Юри и встал с дивана. — Я в душ, если ты не против, встретишь горничную?

— Юри.

Он застыл в дверях.

— Да?

— Все будет хорошо.

— Конечно, — Юри просиял вдруг чистой и такой искренней улыбкой, что я почти поверил.

Он хлопнул дверью, зашумел водой.

Я лег обратно, придерживая голову, чтобы не разлетелась.

Не вовремя, конечно, мы это все затеяли, но другого времени и не будет, наверное.

Волнение и томление, напряжение между фигуристом и его пассией на всех сказывалось индивидуально. Я сам был из тех, кто, увлекаясь, катался не хуже и не лучше, попросту не вытаскивая все из своей койки на свет Божий. Яков утверждал, что это потому, что я не влюблялся никогда.