Они виделись вчера вечером, когда она ассистировала ему во время резекции нижней передней части толстой кишки. Во время операции они не разговаривали. Пирс лишь изложила ему историю болезни пациентки, а он попросил ее обрисовать ход операции по удалению опухоли. Ее ответ был лаконичным и точным. На протяжении полутора часов после этого Эмброуз Рифкин не проронил ни слова. Закончив, он отошел от операционного стола и сказал:

– У меня встреча, зашей ее.

И вышел, не дожидаясь ответа. Пирс поняла, что задумалась, когда хорошо поставленный баритон вернул ее к действительности. Оказывается, она прослушала то, что он ей говорил, и уловила лишь последнее слово «ординатор».

Пирс выпрямилась, опершись руками на деревянные подлокотники кресла. Она проследила за тем, чтобы не вцепиться в кресло и не выдать свою нервозность.

– Простите, сэр. Я не поняла, о чем вы.

Эмброуз Рифкин нахмурился, посмотрев на нее пронзительным взглядом своих голубых глаз.

– Я сказал, что мы берем еще одного ординатора.

– В январе?

Ординатура обычно стартовала первого июля, и начинать ординаторскую практику в какие-то другие сроки было очень странно. Пирс не могла припомнить ничего подобного.

– У нас есть свободная позиция для ординатора третьего года, раз уж Элиот решил, что не может ее сократить. Теперь мы можем ее заполнить. Ты чем-то недовольна?

– Нет, сэр, но почему он меняет программу в середине года?

Эмброуз Рифкин криво усмехнулся.

– Не он, а она.

Пирс покраснела, прекрасно зная, что ее собеседник обрадовался этому нечаянному подтверждению того, что хирурги-ординаторы обычно были мужчинами. Более того, по мнению Эмброуза Рифкина и его коллег-ровесников, хирургами-ординаторами должны быть только мужчины. Пирс была одним из немногих исключений в этой ординаторской программе. И хотя хирургов-женщин год от года становилось все больше, эта специальность оставалась привилегией мужчин. Пирс предпочла промолчать, чтобы не угодить в новую ловушку.

– Чисто технически она ординатор четвертого года, но она пропустила полгода по… личным обстоятельствам, после чего несколько месяцев, проработала в отделении «скорой помощи», – сказано это было пренебрежительным тоном. – Но у нее хороший послужной список, и я знаком с руководителем ее программы. Он говорит, что у нее золотые руки.

Это был наивысший комплимент, какой один хирург мог сделать другому. Для хирурга лучше быть самым искусным, чем самым умным. Когда привозили пациента с разорванным сосудом, и человек мог умереть через двадцать секунд от потери крови, мозги могли и не помочь. В такой момент важнее всего было то, что у хирурга не трясутся руки.

– Когда она приступает?

– Она должна прийти в семь утра.

– Сегодня?

– У Вас какие-то сложности, доктор Рифкин?

– Нет, сэр, – быстро ответила Пирс, мысленно меняя свой распорядок дня. Каждый вечер, уходя из больницы, она тщательно проверяла расписание операций, чтобы убедиться, что ничто не изменили без ее ведома. Ничто не могло разозлить хирурга перед операцией сильнее, чем отсутствие свободного ординатора, который должен был ему ассистировать.

К сожалению, иногда секретари отменяли или, хуже того, добавляли операции, не уведомляя об этом ординаторов, но именно на них в таком случае валились все шишки. Пирс уже распределила всех ординаторов на текущий день – никого не оставалось, чтобы ввести новенькую в курс дела.

– Э-э-э, может быть, Конни позаботится о ней сегодня утром, пока я закончу с аневризмой? – предложила она.

Конни Лэнг была администратором факультета и занималась ординаторами.

– Позвони Дзуброву и скажи, что он будет ассистировать на этой операции. Его дела в лаборатории подождут.

Пирс едва сдержалась от того, чтобы возразить. Резекция аневризмы брюшной аорты относилась к серьезным операциям, где обычно ассистировал дежурный старший ординатор, а сегодня им была она.

Пирс пыталась заполучить все возможные крупные операции, чтобы в следующем году стать главным хирургом-ординатором. Среди других ординаторов четвертого года Генри Дзубров был единственным ее реальным соперником. Предполагалось, что следующие полгода он проведет в травматологической лаборатории, но, как казалось Пирс, он оказывался в операционной при любой возможности.

Она встала, понимая, что если задержится, то начнет жаловаться на привилегии, которые всегда доставались Дзуброву, и тем самым поставит себя под удар. Хирург-ординатор никогда ни на что не жалуется. Пирс до сих пор помнила свой первый день в ординатуре. Ее отец стоял перед двадцатью пятью ординаторами-первогодками, которые, нервничая, ждали его напутствия. С непроницаемым лицом он обвел аудиторию своими ледяными голубыми глазами, не задержавшись на дочери, словно она ничем не отличалась от других. Пирс хорошо запомнила его слова и знала, что он говорил всерьез.

Если Вам что-то здесь не нравится, Вам нужно всего лишь прийти ко мне и сообщить об этом. На каждую Вашу позицию найдется пятьдесят желающих, и я гарантирую, что они будут счастливы занять Ваше место. Никогда не забывайте, что быть здесь – привилегия, а не право.

После этого вступительного слова Эмброуз Рифкин обвел взглядом сидевших перед ним ординаторов, на этот раз задержавшись на Пирс дольше, чем на остальных. Привилегий можно и лишиться, словно говорил его взгляд.

– Как ее фамилия? – спросила Пирс.

Завотделением посмотрел в папку, лежавшую у него на столе.

– Томпсон.

– Ясно.

Больше Эмброуз Рифкин не добавил ничего, и Пирс ушла, плотно прикрыв за собой дверь кабинета, хотя ее об этом не просили. Она сделала глубокий вдох и выдох, пытаясь избавиться от гнева и фрустрации, неизменно охватывавших ее при общении с отцом. Им было комфортно друг с другом лишь в операционной. Наверное, Пирс пора бы уже привыкнуть к этому, но у нее не получалось.

– Черт!

– Уже тяжко, хотя день только начался?

Пирс подпрыгнула от неожиданности и развернулась. Позади нее стояла Конни Лэнг, держа в руках два бумажных стаканчика с кофе и коробку пончиков «Данкин Донатс».

– Как обычно. Ты что-то рано сегодня, – ответила Пирс.

Конни мотнула головой в сторону закрытой двери.

– У него в полседьмого совещание по бюджету, – улыбнувшись, пояснила она с хищным огоньком в глазах. – И ему прекрасно известно, что рано утром чиновники плохо соображают, так что у него больше возможностей получить то, что он хочет.

– Разве он не всегда получает желаемое?

Конни мудро промолчала в ответ.

– Он рассказал тебе про нового ординатора?

Пирс кивнула.

– Она уже внизу, у администратора. Я слышала, как она спрашивала, как пройти в комнату отдыха хирургов.

– Боже! Она уже пришла?!

Конни снова улыбнулась.

– Энергия бьет ключом. Разве не этого ты хочешь от своих ординаторов?

– О да, жду не дождусь знакомства, – со вздохом сказала Пирс и направилась к лифтам. – Пойду отыщу ее. Как она выглядит?

– Чуть ниже тебя ростом, симпатичная. Волосы до плеч, медно-коричневые вперемешку с блондом. На ней темно-синяя форма.

– Понятно, – бросила Пирс.

Интересно, что имела в виду Конни под «симпатичной». Пирс уже наскучило ходить на свидания с медсестрами и знакомыми ординаторами. Она ни с кем из них не встречалась подолгу, а времени искать кого-то еще у нее не было. Так что новые лица, особенно симпатичные, были весьма кстати. Может, в конечном итоге все не так уж плохо.

Пирс повернула за угол по направлению к лифтам и в конце коридора краем глаза увидела девушку в темно-синей форме, которая шла к комнате отдыха.

– Эй, постойте! – крикнула Пирс и поспешила вперед. – Вы новый… – Пирс затормозила, ее голос оборвался при виде лица, которое она не ожидала увидеть когда-либо снова. Лицо Уинтер лишилось нежной юношеской пухлости, ее черты заострились – теперь они принадлежали прекрасной женщине. Уинтер выглядела уставшей, но этого можно было ожидать. Она выглядела стройнее, чем запомнилось Пирс, словно все эти годы регулярно совершала пробежки.