Я обратился к одному такому же ненормальному, как и я, моему коллеге Генри Мортону Робинсону[49], и сказал: «Нужно, чтобы какие-нибудь безумцы объяснили всем, о чем это. Может быть, это будем мы с тобой». Так и родилась моя первая книга, «Отмычка к “Поминкам по Финнегану”»61.
Но даже в той ситуации мы, проработав над книгой еще пять лет, не могли продать ее. В какой-то момент мы даже подумывали издать ее на свои средства — а это бы стоило кучу денег, — но как раз тогда я увидел пьесу Торнтона Уайлдера «На волосок от гибели»[50], недавно ставшую хитом на Бродвее. А я услышал в ней отголосок «Поминок по Финнегану». Я, единственный в городе, понимал это и жадно ловил цитаты из пьесы, которые появлялись одна за другой. Вот так и возвращаешься в реальный мир.
Я позвонил Робинсону и сказал ему: «Господи, этот Уайлдер гребет деньги лопатой и купается в славе благодаря своей пьесе, а ведь она — ничто иное как “Поминки по Финнегану”». Джойс только что умер, и его семья очень нуждалась. Я сказал: «Думаю, нужно написать в “Нью-Йорк Таймс”».
И мой коллега позвонил Норману Казинсу[51], редактору еженедельника «Сатедей Ревью», и спросил: «“На волосок от гибели” — это же “Поминки по Финнегану”, вам это интересно?» Казинс ответил: «Приносите свою статью сегодня вечером».
Итак, мы передали работу Казинсу, он прочел ее, и первое, что он сказал, было: «Давайте назовем ее “На волосок от чего?”» Статью опубликовали, и о нас написали в передовицах по всей Америке62.
И тут на нас набросились, словно пикирующие бомбардировщики, журналисты. Мы оказались на войне, где Уайлдер был Капитаном Уайлдером, Майором Уайлдером, практически Генералом Уайлдером. «Да кто они такие, эта пара ирландцев?! Да и этот парень, Джойс, со своими Улиссами и Финнеганами, — это не та культура, за которую мы боремся. Не та». Но никто не сумел прочесть «Поминки по Финнегану», так что никто не мог понять, правду мы написали или нет. И когда журналисты шли к своему паршивцу Уайлдеру и спрашивали его мнение о нашей статье, он отвечал: «Ну что же, посмотрите мою пьесу, ознакомьтесь с “Поминками по Финнегану”, а потом скажите, что думаете об этом». Конечно, у них не получалось.
Он претендовал на титул великого американского писателя, на то, что созданное им произведение возросло на американской почве, утверждая, что идея пьесы возникла у него на представлении дешевенького мюзикла «Ад раскрылся»[52], пьеса просто упала ему на колени, как новорожденная Афина, вышедшая из брови Зевса.
Это была полная чушь. Я сказал Робинсону: «Подожди, остынь немного. Пусть он прокричится».
И вот выходит «На волосок от гибели» в виде книги. Она номинируется на литературные премии — Пулитцера и Тони[53]. Я прошелся по ее тексту с микроскопом и обнаружил около двухсот пятидесяти аналогий: характеры, темы и наконец дословную цитату, слово в слово, длиной в четыре строки.
И тогда появилась наша «На волосок от чего? Часть II». Мы проанализировали параллели, строка за строкой. Все было кончено. Премий Уайлдеру не досталось[54].
Тогда Казинс спросил: «Ребята, а у вас есть еще что-нибудь?» — и мы подумали: «А дадим-ка мы ему первую главу от “Отмычки к «Поминкам по Финнегану»”». Он передал ее в издательство «Харкорт Брейс»[55], которое уже однажды отказалось публиковать нашу книгу. Они отправили текст T. С. Элиоту[56], и тот ответил: «Покупайте».
Вот так мы ее и продали. Вот так и возвращаются в мир обыденного. Мы много потрудились, но удача нам пришлась очень кстати.
Существует и еще одна возможность. В Вудстоке, где я долго жил во время Великой депрессии, я познакомился с одним художником. У него было признание, он выставлялся в художественной галерее и писал в манере, типичной для коммерческого искусства. Однажды с ним произошла кардинальная перемена. Он пережил душевный срыв, и у него стал проявляться более яркий, дерзкий стиль. Он принес свои новые работы в галерею и услышал: «Нам такого не надо. Публике нравятся такие картины, как вы рисовали раньше».
Успех может превратиться в ловушку. В Соединенных Штатах так оно и бывает — я не думаю, что везде дела обстоят одинаково. Так случилось со всеми романистами, которые публиковались в двадцатые годы: Синклером Льюисом, Теодором Драйзером, Эрнестом Хэмингуэем, Френсисом Скоттом Фитцджеральдом и остальными. Они создавали свое первое произведение, явно показывающее талант автора, за ним следовало другое, еще более яркое, затем шло третье — которое вдруг привлекало внимание читателей. Потом они пытались творить все в том же стиле, получалось хуже и хуже... И Синклер Льюис — прекрасный тому пример. Его ранние работы становились все лучше и лучше, а затем, после романа «Эрроусмит», случилась катастрофа. С Хэмингуэем произошло нечто подобное. Его ранние вещи просто чудесны. Но после «Прощай, оружие!» что от него осталось?
Так бывает и с художниками. Я думаю: зачем тратить время на создание картины, которая в точности повторяет то, что вы уже рисовали? Смысл картины не в объектах, которые на ней изображены, а в экспериментах с формой. Если все время повторять одну и ту же форму, вы мертвеете, из вашего творчества уходит жизнь.
Позвольте мне рассказать несколько историй, которые дают пример того, что такое путешествие героя. Пусть они станут для вас пищей для размышления.
Первая история — это «Принц-лягушка», самая первая из сказок Братьев Гримм. Мы начнем с этой маленькой девочки — принцессы, конечно, — у которой был маленький золотой шарик.
Золото — это материал, не поддающийся коррозии, а сфера — это идеальная форма. Она принадлежит принцессе — это сфера ее души. Итак, принцесса любит уходить на опушку леса. Дело происходит в Германии, где лес — это глухая чаща, как я уже упоминал. Принцесса сидит и играет у небольшого озерца, на дне которого бьет лесной источник, у этого входа в потусторонний мир. Она любит играть со своей душой, подбрасывать вверх и ловить. Она все бросает и ловит свой маленький шарик, подбрасывает и ловит, подбрасывает и ловит, пока, наконец, не роняет прямо в озеро.
Теперь ее собственное я, ее потенциал, поглощено потусторонним миром. Когда это происходит, подземные силы призывают маленького дракона, хранителя порога — уродливого лягушонка. Да, лягушонок со дна пруда — в каком-то смысле сказочный дракон.
Принцесса потеряла шарик и расплакалась; она потеряла свою душу. Я думаю, что это депрессия, это потеря энергии и радости жизни; что-то очень важное утрачено. Похожая утрата упоминается в Илиаде, когда похищена Елена Прекрасная, и с этого момента раскручивается все эпическое приключение, поскольку властители и воины Греции должны вернуть ее.
Лягушонок, житель подземного мира, всплывает на поверхность и спрашивает: «Что случилось, малышка?»
Она отвечает: «Я потеряла мой золотой шарик».
Он с изысканной вежливостью говорит: «Я достану его для тебя».
Но будучи разумным лягушонком, тут же интересуется: «А что мне за это будет?»
За драгоценность, так нужную принцессе, придется что-то отдать взамен; требуется заключить сделку. И маленькая принцесса говорит: «Я подарю тебе мою золотую корону».
Он качает зеленой головой: «Я не хочу твою золотую корону».
«Я подарю тебе мое красивое шелковое платьице».
«Я не хочу твое красивое шелковое платьице».
«А чего же ты хочешь тогда?» — удивляется она.
«Я хочу есть с тобой за одним столом, и играть с тобой, и спать в твоей постели».
Недооценив лягушонка, принцесса соглашается на это.
