― Ну, поскольку ты теперь — мой друг, я чувствую, что могу рассказать тебе тайну, даже при том, что это не подобает настоящим леди. ― Я застенчиво улыбнулась ему.

Артур озорно усмехнулся.

― Так это твоя тайна не подобает настоящим леди или же разговор со мной?

― Я боюсь, что это относится и к тому и к другому. ―Моя застенчивость начала испаряться, и я даже смела кокетливо отвести взгляд.

― Нуу, я заинтригован. Как твой друг, я настаиваю, чтобы ты рассказала мне. ― Он наклонился немного ко мне.

Я посмотрела на него и рассказала всё как есть.

― Мне нравится темнота. Она — мой друг. Она утешает меня.

Его улыбка потускнела, и я боялась, что я действительно рассказала ему слишком много. Но когда он заговорил, его голос не потерял своей милости.

― Бедная Эмили, я могу только представить, как ты нуждалась в утешении за последние месяцы, и, если этот сад утешает тебя, днем или ночью, то я говорю, что это удивительное место!

Я почувствовала порыв облегчения, и радости в его сочувствии.

― Да, ты видишь, это — мое спасение, мой оазис. Закрой глаза и дыши глубоко. И ты забудешь, что это — ночь.

― Ну, хорошо. Я закрою. ― Он закрыл глаза и потянул глубокий вздох. ― Что за, прекрасный аромат? Я не замечал его до сих пор.

― Это — лилии. Они только что начали цвести, ― объяснила я счастливо. ― Нет, не открывай глаза. Теперь послушай. Скажи мне, что ты слышишь.

― Твой голос, который кажется мне столь же сладким как запах лилий.

Его комплимент сделал меня счастливой, но я ругала его с ложной серьезностью.

― Не я, Артур. Слушай тишину и скажи мне, что ты слышишь в ее пределах.

Он не открывал своих закрытых глаз, наклонил свою голову и сказал:

― Вода. Я слышу фонтан.

― Точно! Мне особенно нравится сидеть здесь, под этой ивой. Как будто это — мой собственный мир, где я могу слышать звук воды, текущей в фонтане, и представить, что снова езжу на своем велосипеде около озера, ветер треплет мои волосы, и здесь спокойно, меня никто и ничто не потревожит.

Артур открыл глаза и встретил мой пристальный взгляд.

― Никто? Никто вообще? Даже лучший друг?

Мне показалось, что все мое тело покраснело от стеснения, и я ответила:

― Возможно, теперь я могу вообразить друга, присоединяющегося ко мне, и я действительно помню, как ты любишь ездить на велосипеде.

Он удивил меня, хлопнув себя по лбу.

― Велосипед! Это напоминает мне, как я увидел тебя здесь, в саду. Я ушел, извинившись, пораньше, чтобы вернуться домой, и поговорить с отцом, прежде чем он ляжет в постель. Я в одиночку ехал на велосипеде, возвращаясь домой, когда услышал смех. ― Он помолчал, и в его голос усилился. ― Это был самый прекрасный смех, который я когда-либо слышал в своей жизни. Он, похоже, доносился из сада позади дома. Я увидел, открытую садовую калитку, и пошел на звук твоего голоса.

― Ох. ― Я выдохнула это слово, и счастливо вздохнула, у меня на душе стало еще теплее. И я сказала:

― Я очень рада, что мой смех, привел тебя ко мне.

― Эмили, твой смех не просто привел меня к тебе — он привлек меня к тебе.

― У меня есть другая тайна, которую я могу рассказать тебе, ― услышала я свой голос.

― Тогда это — еще одна тайна, которую я буду скрывать и дорожить ей как своей собственной, ― произнес он.

― Когда я смеялась, я думала о том, как я счастлива, что ты был там на ужине. Я так ужасно нервничала, пока ты сидел рядом со мной. ― Я затаила дыхание, надеясь, что не была, как бы это сказала мать, слишком торопливой в своих признаниях.

― Ну, тогда, я очень, очень рад объявить, что я буду присутствовать в твоем доме на званном обеде в субботу, и что я буду сопровождать прекрасную женщину, с которой я надеюсь, вы также станете верными друзьями.

Мое сердце, уже настолько разбитое и ушибленное, сжалось от его слов. Но я хорошо научилась скрывать свои чувства, так что я сделала заинтересованное выражение лица и сказала мягким голосом, который я использовала при разговоре с отцом:

― Ох, как мило. Я буду рада, увидеть Камиллу снова. Думаю ты уже знаешь, что она и я, подруги.

― Камилла? ― Он выглядел крайне сбитым с толку. И затем я увидела, что его выражение лица пришло к пониманию. ― О, ты имеешь в виду дочь Сэмюэля Элкотта, Камиллу.

― Ну, да, конечно, ― сказала я, но мое оскорбленное сердце стало биться легче.

― Конечно? Почему ты говоришь, конечно?

― Просто я думала, что ты ухаживаешь за ней, ― сказала я, а потом почувствовала, как моему сердцу становится легче и легче после того, как он покачал головой и ответил с сопереживанием:

― Я не знаю, почему ты так подумала.

Я чувствовала себя так, как будто должна была сказать что-то в защиту того, что я знала, это будет большим замешательством для бедной Камиллы, когда она услышит слова Артура.

― Я полагаю, что подумала так из — за того, что миссис Элкотт на это надеется.

Темные брови Артура поднялись вместе с уголками его губ.

― Ну, тогда позволь мне ясно объяснить тебе. Я буду сопровождать свою мать на твоем званном ужине в субботу. Моего отца беспокоит артрит, но мать очень хочет прийти и поддержать тебя на твоём первом вечере. Камилла же — очень хорошая подруга.

― То есть, ты не будешь ухаживать за Камиллой? ― смело спросила я, затаив дыхание.

Затем Артур встал и, улыбаясь, поклонился мне. Голосом, полным тепла и доброты, он объявил:

― Мисс Эмили Вейлор, я могу заверить вас, что это не за Камиллой Элкотт я буду ухаживать. И теперь я должен, неохотно, пожелать вам доброй ночи до субботы.

Он повернулся и оставил меня, затаившую дыхание от счастья и ожидания. Мне показалось, что даже тени вокруг меня отразили мою радость своей красивой, скрывающей мантией темноты.

Но я не провела много времени, упиваясь волшебными событиями ночи. Хотя мое сердце было заполнено Артуром Симптоном и мне хотелось думать только о нашей поразительной беседе и о том, что он фактически оставил меня с обещанием того, что в будущем он будет ухаживать за мной, мой ум думал и о другой, менее романтичной информации, которую Артур только что предоставил мне. Мои руки до сих пор дрожат от радости, когда я вновь читаю эту запись в дневнике связанную со встречей с Артуром и начинаю воображать то, что, может быть, в будущем буду с ним, но я должна не забывать быть очень тихой, когда нахожусь в тени сада.

Я больше никогда не должна привлекать к себе внимание, когда нахожусь в саду.

Ничьё внимание.

Я с трепетом начинаю эту запись в дневнике. Я чувствую, что меняюсь. Надеюсь, что эти изменения к лучшему, но, признаюсь, я не уверена, что это так. На самом деле, если писать абсолютно откровенно, я должна признать, что даже само значение слова «надежда» для меня изменилось.

Я так растеряна! И очень, очень боюсь.

Я уверена только в одном — я должна покинуть дом Вейлоров любым способом. Артур Симтон предоставил мне логичную и безопасную возможность бегства, и я с ним согласилась.

Я не тот легкомысленный ребенок, каким была восемь дней назад, после той первой ночи, когда мы разговаривали с Артуром. Я все так же считаю его добрым и очаровательным и, конечно же, красивым. Мне кажется, я могла бы полюбить его. В моих руках прекрасное будущее, так почему же я чувствую растущую внутри себя холодность? Неужели страх и отвращение к отцу начали меня портить?

Я содрогаюсь от этой мысли.

Возможно, рассмотрев события последних дней, я найду ответы на свои вопросы.

Встреча с Артуром в саду действительно изменила мой мир. Неожиданно, субботний торжественный ужин перестал быть чем-то, чего я боялась — теперь я считала оставшиеся до него часы. Я полностью погрузилась в меню, в украшения, в каждую крошечную деталь моего платья.

Планировавшийся ужин из пяти блюд, которые я неосмотрительно приказала повару воспроизвести из старых маминых книг о приемах, совершенно изменился. Вместо этого, я лихорадочно рылась в своих воспоминаниях, жалея, что не уделила больше внимания- на самом деле никакого внимания-, тем моментам, когда мама с отцом обсуждали особенно роскошные ужины, на которых они присутствовали в течение года, прежде чем ей пришлось оставить общество из-за беременности. Наконец, я вспомнила, что даже отец похвалил исключительный ужин в Клубе университета, организованный в честь архитектурной выставки, который спонсировал его банк. Я послала Мэри, чья сестра была одной из множества поваров университетского Клуба, чтобы взять копию меню. И я была приятно удивлена, когда она вернулась не просто со списком блюд, но и вин, которые должны к ним подаваться. Повар, который, как мне казалось, до тех пор в основном считал мои попытки составить меню жалкими и смешными, начал смотреть на меня с уважением.