Попав в Царёво, по первой, да по глупости, я печалился, что служба моя будет проходить вдали от столичных красоток. Они - изюм, никакого сравнения даже с трижды миленькими провинциалками. Во всяком случае, мой прежний опыт знакомства с последними оставил лишь осадок в душе. Я нормальный человек и не хочу, чтобы во мне видели дичь, ну и лоха, само собой. Я - ещё не гарантированная прописка в столице. Мой приезд в Царёво тому подтверждение. Представляю себе выражение лица девицы из Какого-Нибудь-Задрипинска, которой бы утром я заявил:
- Милая, меня отправляют служить в сельскую глубинку. Ты со мной? Или как?
Ну, конечно же "Или как?". Она столько сил потратила, чтобы зацепиться за столицу и опять грязь месить? Нет такой любви, что заставит её сделать это. Почему грязь? И почему месить? А разве нет? В больших, наверное, получше, а в малых провинциальных городах вечно асфальта и бордюров не хватает. Отсюда и грязь. Бывали, знаем.
До Царёва мне казалось, что деревенские девчата все сплошь крепкие, кровь с молоком, грудастые и задастые, обожают платья в цветочек, ходят исключительно с платками на плечах и в чёрных резиновых сапогах. А ещё они должны обязательно лузгать семечки и говорить: "Чё?" Столичный снобизм во мне пока ещё жив. А что сделать?
К моему удивлению, ничего подобного я здесь не увидел. Сапоги, конечно в каждом доме имелись. Без них после дождя на огород не влезешь. Но по асфальту-то, который в Царёво от каждого порога, в них даже бабки не ходили. Зачем? Зато семечки на завалинках и постоянное "Чё" отсутствовали напрочь. Какое "Чё", если выпускницы местной школы запросто поступали в столичные ВУЗы. И что особо глаз радовало - симпатичные среди девчат имелись. Взять хотя бы Машеньку Кочетову, ученицу моей Семёновны. Я и подумать не мог, что моя хозяйка дает кому-то уроки писательского мастерства. Прожили мы с ней довольно тихо и дружно с месяц, без каких-либо гостей. Ну, заходили к ней не раз и не два соседки, кто за солью, кто, спросить, чего, но никто на весь вечер не оставался. А тут как-то возвращаюсь домой, а у нас гостья, девица школьных лет, не совсем соплюшка, старшеклассница. Сидят обе за письменным столом в комнате хозяйки, обе в очёчках, перед ними рукописи. Девица зырк на меня зелеными глазищами и вновь в бумаги уставилась. Скажу вам честно, братцы, я аж обомлел. Здесь в Царёво подобной симпатяшки я прежде не встречал. Откуда сие чудо? Понятно. Личико, руки, ножки из-под плиссированной юбочки - загорелые. Знать на юге отдыхала.
Потом у Семёновны я всё про неё узнал. Это Маша Кочетова, дочка главного агронома. Меня всегда удивляло почему "главного? И в Царёво всего один агроном. А добавка "главный" дань уважения его кандидатской степени? Ничего личного, просто чудно.
К моей Семёновне она ходит за уроками писательского мастерства, мечтает поступить в Литературный институт.
- А я думал, что писательский дар от бога, - ляпаю я, за что получаю негодующий взгляд и поджатые губы моей хозяйки.
- Богом-то даётся, - ворчит она, - Но и основы с законами не лишне знать. Каждому Чехову свой Суворин нужен. Без этого никак.
Вот такие девицы в Царёво встречаются. Хотя, если честно, с ранетками я старался поменьше общаться, от греха подальше. С местным укладом я пока особо не разобрался, но чувствовал, что здесь тебе не столица со свободными нравами. За блуд с малолетками могут не посмотреть, что я при погонах. Да и опять же статья нешуточная за это.
Пожив немного в сельской идиллии, я вдруг осознал, что продержаться монахом здесь можно, если болен или если ты - конченый идиот. Хотя о последнем варианте могу и заблуждаться. Практика показывала, что идиоты тоже кому-то нужны.
Стоило мне вступить в должность местного участкового, незамужние девицы открыли на меня охоту. И не только девицы, женщины до тридцати, из тех, кто посвободней тоже оказались не прочь закадрить меня. Встречаясь со мной на улице, девицы строили глазки, время от времени то одна, то другая придумывали несуществующие проблемы, стараясь заманить к себе, а там уж как получится, либо угостить вкусненьким, либо крепеньким, главное, чтоб сработало. Приглашали также поучаствовать в работе того или иного кружка в ДК. Это логично - от общих интересов и совместного времяпровождения до личных симпатий - меньше шага. Не скажу, чтобы повышенный интерес к моей персоне слишком напрягал. Чёрт возьми, приятно чувствовать себя первым парнем на деревне. Если бы не откровенная напористость некоторых. Люська-продавщица, например, не стыдясь очереди перед прилавком, зазывала меня повесить ей полочку в ванной. Не скрою, местная Астролябия-Люська в такие моменты смущала меня. Старик Егорыч, как-то присутствующий при этом, не упустил случая предложить свои услуги по части полочки, если участковый "не могёт". На что бесстыжая Люська, под гогот очереди заявила, что Егорыч если ещё и вешает, то уж точно кое-как, а ей нужна работа посерьёзней.
Так, что, как видите, вниманием с женской стороны я не был обделён. Правда, продолжалось подобное не долго. В скоротечной борьбе за тело участкового победила Катенька, excusez-moi - Екатерина Андреевна, местный санитарный врач. Вы не ослышались, в Царёво имелся свой ведомственный санитарный врач. Я понимаю, когда создают дополнительные места для блатных, изобретают должности для родственников. От этого никуда не деться - мы одной ногой в Азии. Но мне бы и в голову не пришло повесить себе хомут на шею, наняв на работу настоящего санитарного врача. Лучше разовый штраф или как-нибудь договариваться, чем постоянный вынос мозга. Потому, что Катенька, да что со мною - Екатерина Андреевна ни перед кем шапки не ломала и в своём лице довольно жестко исполняла все функции санитарной службы. Не раз и не два приходилось видеть, как она распекала ту же самую Люську из Продуктового за грязь в подсобке, наводила шорох на консервном заводе и в местной столовой. Много позднее я поинтересовался у неё, как она оказалась здесь?
- В том же самом городе, да хотя бы и в районе всё веселее и сытнее, - аргумент, приведённый мною, был логичен.
- То, что веселее - да, - покривилась на мои слова Катенька, - особенно с жалобщиками. Обязательно придите померять индуктивность в моей квартире, - копируя одну из них, гнусным голосом заговорила она, - У соседа на кухне установка какая-то. От неё у меня телевизор плохо показывает, и я себя неважно чувствую. А вот из другой оперы - поймайте наконец-то тех, кто моется в моей ванне. Пока я хожу на рынок, они забираются ко мне через балкон и моются в моей ванне. Я постоянно нахожу на ней чужие волосы.
Смеха ради, встаю на сторону неизвестной жалобщицы:
- Может и вправду соседи к ней лазают?
- Ага, - уже своим голосом произносит Катенька, - через балкон на четвёртом этаже!
Смеюсь:
- А нельзя на таких психдиспансер натравить. Пообщалась с подобной минуть пять и за телефон. Аллё, коллеги из психушки, приезжайте скорее, ваш клиент ко мне забрёл.
- Не имею права, - выражение лица Катеньки при этом не оставляет сомнений в её словах, - Я, даже разговаривая по телефону с очередным маразматиком, трубку бросить не могу. Сверху инструкцию на сорока листах спустили "Как разговаривать по телефону". На сорока листах! А, для кляузника главное что? Правильно - уши. Они и рады дуть в них по поводу и без. Не выдержала, послала куда подальше одну, так она на меня в прокуратуру. Бр-р. Короче достало.
- Достанет, - соглашаюсь я.
- Потому-то я уж лучше буду сидеть здесь в деревне на окладе, чем разбираться с жалобами сумасшедших старух и выполнять распоряжения трусливого начальства.
Поинтересовался у самой Катеньки о том, зачем правлению посёлка лишний хомут на шею в виде её самой и получил в ответ тезисы о значении санитарной службы и о необходимости профилактики, как основном моменте всей медицины, а этим целый поток специфических определений и малознакомых слов. Спросил о том же свою мудрую Семёновну. Её ответ был лаконичен:
