схватывает их, царь
Рамзес II, дарующий жизнь, подобно Ра. Он покорил Палестину и убил ее
вождей. Он
заставляет негров говорить: «Уа, он подобен огню, когда он выступает, и
нет там воды,
чтобы его затушить». Он принуждает мятежников прекратить свое
хвастовство, он
вынимает [насмешку] из их рта».34)
К этой сцене триумфа очень близка несколько более поздняя сцена, сохранившаяся на
правой боковой стене первого двора в Мединет-Абу эпохи Рамзеса III.35) Здесь точно так
же царь изображен стоящим на колеснице. Он гонит перед собой ряды на этот
раз
231
связанных пленников: ливийцев, азиатов, хеттов и эгейцев. Старая условная
традиция
нашла здесь свое выражение в обычном изображении царя, стоящего на
колеснице,
которое, как и всегда, заимствовано из бытовых сцен охоты, битвы и
царского выезда.
Художник вложил в этот строго схематизованный канон удавшийся ему в меру
его
способностей ритм силы и покоя, власти и победы, который был необходим
для
изображения царского триумфа. Религиозное оправдание войны подчеркнуто
символом
солнечного бога Гора из Эдфу, изображением солнечного диска, украшенного
двумя
уреями с коронами Верхнего и Нижнего Египта. Резко контрастируют с этими
застывшими схемами свежие реалистические тенденции, которые ясно
чувствуются в
свободных позах и характерных лицах пленников. Надпись, помещенная тут
же, ярко
выражает основной смысл всей картины, подчеркивая религиозную санкцию
царской
власти:
«Благой бог Амон-Ра, великий силой подобно Туму, когда он себя проявляет, прекрасный
на своей колеснице, подобно Ра, красота которого очевидна, подобно
солнечному диску
[Атону], когда он возвращается после триумфа, победив племена девяти
луков и
уничтожив страны азиатов. Сердце его сильно, рука его победоносна, все
намерения его
хорошо выполнены. Вожди иноземных стран связаны перед ним, в то время как
он
уничтожил их народ и их города. Сила его величества охватила их тела, его
мощь
проникла в их члены по [приказу] его [отца Амона-Ра], который ему передал
каждую
страну в его кулак — владыке двух стран, владыке сияния Рамзесу III».
Постепенное усиление реалистических тенденций, столь характерное для
египетского
искусства эпохи Нового царства, с особенной яркостью прорывается в сцене
царского
триумфа времени Рамзеса II, сохранившейся на левой боковой стене колонной
залы
большого храма в Абу-Симбеле. 36) В традиционный схематизованный канон
царского
триумфа, восходящий к эпохе архаики, художник вложил новое реалистическое
понимание картины царской победы над врагом. Не имея возможности целиком
оторваться от старой узаконенной временем и религией схемы, художник
толкует ее, как
эпизод, выхваченный из общей картины боя. Мы видим здесь, как царь топчет
[293]
ногами одного врага и, схватив левой рукой другого, заносит над ним
небольшое копье. В
фигуре царя художник с большой выразительностью передает гармоничный ритм
силы,
движения и натиска, который особенно резко подчеркивается бессильно
никнущей
фигурой ливийца. Но несмотря на попытку художника дать реалистический
эпизод боя,
ему не удается целиком освободиться от традиционного трафарета сцены
триумфа,
который ясно чувствуется в фигуре царя, в фигурах ливийцев и, наконец, в
изображении
солнечного диска бога Гора, как бы охраняющего голову царя. Традиционные
образы,
эпитеты и фразы встречаются и в надписи, указывая тем самым на прочное
сохранение
традиций также и в поэтической речи:
«Благой бог, убивающий [племена] девяти луков, растаптывающий иноземные
страны...
сильный... в иноземных странах, умеющий пользоваться мечом, сильный, как
Монту,
переносящий страну негров в северную страну, а азиатов [аму] в Нубию, пересадивший
Иудею в западную страну и поселивший Ливию в горах. Крепости, которые он
построил,
полны добычей его крепкой руки, разгромлена страна Хару [хурритов] его
мечом,
повержена страна Ретену [Палестина] его ударом».
Такой же боевой эпизод положен в основу сцены триумфа, изображенной на
внешней
южной стене большого колонного зала в Карнаке.37) На этом небрежно
исполненном
рельефе, не отличающемся особенной художественностью, мы видим Рамзеса
II, который
ведет за собой трех связанных пленников и связывает двух
коленопреклоненных взятых в
плен врагов. Хотя художник заимствовал свой сюжет из обычной картины боя, однако он
232
не смог его облечь в художественно-реалистическую форму. Находясь под
влиянием
старых схем, он подчинил им свое изображение царского триумфа, особенно
резко
подчеркнув религиозную санкцию царской власти и религиозное оправдание
войны
традиционной эмблемой священного солнечного диска бога Гора из Эдфу и
двух
симметрично расположенных слева и справа от него коршунов, охраняющих
царя своими
крыльями.
К этим сценам триумфа, в которых изображается непосредственная победа
царя над
врагами, тесно примыкают сцены, изображающие царя-триумфатора уже после
одержанной им победы в тот момент, когда он в триумфальном шествии
приводит
пленных врагов к своим богам. Так, на левой задней стене колонного зала в
большом Абу-
Симбельском храме мы видим, как Рамзес II приводит связанных эфиопских
пленников к
часовне, в которой находятся статуи сидящих богов: Амона, Мут и самого
обоготворенного Рамзеса.38) Первоначально в этой часовне были изображены
лишь статуи
Амона и Мут, но впоследствии изображение богини Мут было стерто, на этом
месте было
высечено изображение обоготворенного царя Рамзеса и новое изображение
богини Мут
было сделано несколько правее, так что фигура обоготворенного царя
оказалась
помещенной между фигурами Амона и Мут.
Эта наглядная картина обоготворения царствующего фараона наряду с
верховными
богами Египта указывает на систематическое [294] проведение идеологии
обоготворения
царя и царской власти. Это подтверждается находкой в Хорбете, в восточной
части
Дельты, где в то время находилась одна из экономических и военных баз
египетского
государства, целой коллекции памятных плит с изображением статуи
обоготворенного
Рамзеса II. Владельцы этих плит, по большей части представители средних
имущих слоев
населения, военные и царские писцы, а иногда ремесленники и представители
трудовых
слоев общества, например, корабельщики, привратники и прачечники, в своих
надписях
называли царя богом, великим богом, благим богом, солнцем правителей, владыкой
сияния, давая ему в то же время и ряд Других характерных эпитетов, подчеркивающих
ясно выраженный культ царя.39) Очевидно, изображение обоготворенного
Рамзеса II на
стенах Абу-Симбельского храма также должно было способствовать проведению
в массы
населения на этот раз подвластной Египту Нубии той же идеологии
обоготворения царя.
Соответственно с этим, Рамзес изображен в традиционной и условной позе
торжественного величия. Реалистические тенденции, как и во всех, сценах
триумфа,
чувствуются только в движениях, позах и лицах пленников, изображая
которые художник,
очевидно, чувствовал себя свободным от старых пут религиозной традиции.
Аналогичная сцена привода царем пленников к богам сохранилась на правой
боковой
стене первого двора в Мединет-Абу.40) Царь Рамзес III, идя пешком, приводит ряды