Там, где не справлялась пресса, вступали в игру сам Ховард и руководство компании. Весь город обклеивали огромными рекламными плакатами, на всех углах трубили о каждой победе{33}. Решение добиваться общественного признания было правильным и дальновидным выбором. Ховард понимал, что общепринятая практика устраивать соревнования на специально сконструированных гоночных автомобилях не шла на пользу коммерции, ведь покупатель понимал, что никогда не купит такую машину. Поэтому Чарльз Ховард устраивал пробеги и соревнования, в которых участвовали именно те модели, которые были в продаже. Любой клиент мог приобрести такую машину прямо в магазине. И коммерсант старался максимально упростить для клиента переход от управления лошадью к управлению автомобилем. Поскольку многие его клиенты никогда прежде не садились за руль, он давал им бесплатные уроки вождения. И что самое важное, он начал принимать лошадей в качестве бартера. Опыт, который он приобрел, вынужденно оценивая лошадей, очень пригодился Ховарду впоследствии, хотя в тот период он бы высмеял подобную идею. «Время лошадей прошло, теперь жителям Сан-Франциско нужны автомобили, – писал он в 1908 году{34}. – Даже за лучшую лошадь в стране я не дал бы и пяти долларов».
Такая реклама сработала. В 1908 году Ховард продал восемьдесят пять «Уайт Стриков» за тысячу долларов каждый{35}.
В 1909 году он нанес визит Дюранту. Новый руководитель «Дженерал Моторс» был весьма признателен: Ховард создал сеть, которая со временем станет одним из ведущих рынков сбыта автомобильной промышленности. Дюрант отдал Ховарду исключительные права на продажу автомобилей «бьюик» и своих новых приобретений «Дженерал Моторс», «Нэшенел» и «Олдсмобиль» по всему западу Соединенных Штатов{36}. Ховард стал заказывать автомобили целыми грузовыми составами, по три сотни машин за один раз. Он разместил в газетах рекламу с фотографиями бланка заказа и бланка компании, подтверждающего отгрузку товара. Вскоре Ховард стал самым крупным дистрибьютером в мире самой быстро развивающейся отрасли промышленности в истории. По всему западу, по всему приграничью, где жизнь раньше вращалась вокруг лошадей, одна за другой появлялись стильные современные торговые конторы Ховарда.
Но дело еще не было закончено. Дюрант уже в который раз совершил колоссальный финансовый скачок вслепую – и внезапно обанкротился. Ховард внес за него залог, как сообщали, взяв в банке ссуду на 190 тысяч долларов{37}. Дюрант вернул долг акциями «Дженерал Моторс» и значительным процентом валовой выручки от продаж с пожизненной гарантией. Бывший всего несколько лет назад нищим веломехаником, Ховард вскоре получал сотни тысяч долларов с каждого цента, который привез с собой в Калифорнию.
В середине двадцатых годов Ховард стал жить как настоящий магнат, коим и являлся. В 1924 году он выделил 150 тысяч долларов на основание фонда Чарльза С. Ховарда и построил дом для детей, больных туберкулезом и ревматическим полиартритом{38}. Этот шаг стал первым в целом ряду филантропических проектов, инициатором которых был Ховард. И в его личной жизни все складывалось удачно. Понаблюдав, как старшие сыновья, Лин и Чарльз-младший, пытаются играть в поло черенками от граблей и пробковым мячом, он выписал из Лонг-Айленда лучших пони для игры в поло и подарил их мальчикам. Со временем те стали известными игроками. Спустя несколько лет Ховард оснастил гигантскую яхту «Арас», нанял команду ученых и отправился с ними в исследовательскую экспедицию на Галапагосские острова{39}. Оттуда они привезли редкую голубоногую олушу и целую коллекцию других животных и отдали их в зоопарк.
Кроме того, Ховард осуществил мечту, которую лелеял, вероятно, с самого детства. Он наткнулся на огромное ранчо, раскинувшееся на семнадцати тысячах акров калифорнийских лесов в 150 милях от Сан-Франциско, неподалеку от небольшой деревушки под названием Уиллитс. Ховард всегда мечтал стать владельцем ранчо, поэтому и купил его. И хотя он часто оставался в своем особняке в Бурлинцейме, предместье Сан-Франциско, когда ездил в город по делам, но всегда считал именно ранчо своим настоящим домом. При всей своей любви к автомобилям Ховард сохранил вкус к романтике простой жизни в приграничье. Он старался превратить свое ранчо Риджвуд в образец самообеспеченности. Тучные стада коров, овец, несколько сотен лошадей, маслобойня, скотобойня, фруктовые сады. Ховард надевал расшитую ковбойскую рубаху, садился на лошадь и ехал осматривать свои владения. Однако даже здесь он не мог удержаться от технических новинок. Он носился по своему озеру на блестящих моторных лодках. Тут, среди холмов Риджвуда, отдыхая от дел, «Поппи» Ховард наблюдал, как растут его сыновья.
В выходные, 8 и 9 мая 1926 года, Чарльз Ховард вместе с Фанни Мэй отправились в Дель Монте на открытие новой гостиницы. Их пятнадцатилетний сын Фрэнки остался дома, в Риджвуде. Рано утром в воскресенье Фрэнки взял один из старых грузовичков отца и поехал с парой друзей на рыбалку. Около девяти утра они с большим уловом возвращались обратно на ранчо. Проезжая по ущелью всего в двух милях от дома, Фрэнки заметил на дороге большой камень и резко свернул в сторону, чтобы объехать преграду. Переднее колесо съехало с дороги, машина накренилась, и Фрэнки не справился с управлением. Грузовик перевернулся и рухнул на дно ущелья. Свидетелей этой аварии не оказалось.
Друзья Фрэнки очнулись на дне ущелья, их выбросило из машины. Рядом вверх колесами лежал грузовик. Бросившись к нему, мальчики увидели приятеля, придавленного обломками. Ребята побежали на ранчо и рассказали старшему работнику о трагедии. Но рядом с Риджвудом больниц не было. Ближе всего жил местный врач доктор Бэбкок. У него в доме было несколько лишних коек – на случай, если кто-нибудь из местных лесорубов получит травму. Работник спешно привез Бэбкока на место аварии. Врач пробрался через обломки машины и попытался привести Фрэнки в чувство. Но было уже слишком поздно. Когда Ховард вернулся из Дель Монте, ему сообщили, что сын погиб: у него был сломан позвоночник и разбита голова{40}.
Раздавленный горем Ховард впал в депрессию и на долгие месяцы заперся в Риджвуде. Безутешный отец хотел как-то увековечить память о сыне. Доктор Бэбкок, приехавший поддержать Ховарда, предложил построить в Уиллитсе больницу. Ховард ухватился за эту идею. Он оплатил все расходы по строительству и распорядился снабжать больных фруктами, овощами и мясо-молочными продуктами с ранчо Риджвуд. Первый камень на строительстве больницы был торжественно заложен в 1927 году. А уже в 1928 году доктор Бэбкок возглавил современную, великолепно оснащенную, мемориальную больницу имени Фрэнка Р. Ховарда. Чарльз Ховард до конца жизни был членом совета директоров этой больницы.
Он так никогда и не оправился после смерти Фрэнки. В его кабинете в Сан-Франциско висел большой портрет сына. Спустя много лет Билл Николз, юноша, который пришел устраиваться на работу, как-то спросил Ховарда, не он ли изображен на портрете. «А он похож на меня?» – спросил Чарльз. Николз ответил, что похож. Когда он посмотрел на Ховарда, у того по щекам бежали слезы{41}.
В двадцатых годах Калифорния была не тем местом, где мог разгуляться человек, жаждущих развлечений. В Америке был объявлен сухой закон, азартные игры тоже были под запретом. Мужчинам было запрещено проводить время с женщинами, и из-за запрета танцев в кабаре даже посмотреть на женщин было негде. Если человека заставали в гостиничном номере в обществе женщины, не состоящей с ним в браке, его имя вносилось в специальный список общественного порицания, публикуемый в газетах. По воскресеньям все учреждения были закрыты. Единственным местом, куда можно было пойти, стала церковь. Там приходилось выслушивать бесконечные предостережения по поводу алкоголя, азартных игр, танцев и распутства. После того как проповедники нагоняли страху на паству, они переходили к теме «дороги в ад». Так называли проселочную дорогу, которая вела на юг от Сан-Диего. В конце этой дороги расположился городок Тихуана, «город греха», место, где всем названным богомерзким порокам – и многим другим тоже – можно было предаваться открыто.
