Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Погоди, какое телевидение? Прямо по дому моему шарились, да?..

— А чего тебе от страны скрывать? Гении они не себе принадлежат, а всему миру. Ничего, привыкнешь еще к славе…

Как это — нечего скрывать, охнула про себя Матвеевна. А Васенька? Видимо, последнее она произнесла вслух, потому что председатель тотчас откликнулся:

— Ты это о ком? О петухе что ли? Не расстраивайся, ничего с ним не случилось. Его еще до всех событий Сашка Сыкин на постой взял. Сказал, что присмотрит в лучшем виде. Эй! Ту куда это собралась?..

Матвеевна шустро откинула одеяло, сбросила ноги с кровати и отпихнула заботливые председательские руки.

— Пусти! Некогда мне тут разлеживаться!

— Тебя еще доктора не выписали.

— И не надо меня выписывать, сама уйду. Отстань, кому сказано, не зли! А если помочь хочешь, до дому подвези.

О последнем Анна Матвеевна потом немало пожалела. Оказалось, за то время, которое она провела в больнице, произошло столько нового, что председатель всю дорогу тарахтел, не замолкая, аж в ушах от него звенело. И под конец, когда грузовик уже остановился и высадил Матвеевну возле Ссыкиного дома, Петр Алексеевич огорошил еще одной новостью.

— Ах, черт! Самое-то главное забыл сказать — повышают меня! В областное руководство переводят. Теперь как возьмусь порядок наводить — ух! Но тебя, мать, не забуду. Выбью тебе ресурсы, твори всем на радость!

— Иди к черту! — оценила заботу Матвеевна.

— Хоть к черту, хоть к дьяволу! — снова рассмеялся председатель. — От тебя, мать, принимаю любые директивы! Ну, бывай, родная. Не поминай лихом.

— Петр Лексеич, — крикнула Матвеевна, когда председатель захлопнул за собой дверь кабины. — А заместо тебя кто же будет?

— Это вам решать. У нас нынче демократия. Выборы проведем.

— Придумали еще! — проворчала Анна Матвеевна, открывая калитку. — Дрёмократию какую-то… Выборы-шмыборы. Эй, Ссыка, отдавай маво петуха, пока я тебе по шее не надавала!

Дом был пуст. Таким гулким и обветшалым Анна Матвеевна его никогда не видела. Доски под ногами пожаловались на старость, табуретка протянула стреноженные паутиной ножки, на столе усохла в камень хлебная горбушка, а на окошке умерла герань, свесившись из горшка, как мировая скорбь. Матвеевна застыла на пороге, не зная, за что в первую голову хвататься. А Вася своими куриными мозгами не заметил ничего необычного. Он радостно вскочил на лавку, и, вытянув шею, заглянул в печь, где обычно Матвеевна держала его миску. Ткнул клювом присохшую ко дну макаронину и разочарованно оглянулся. Стало быть, с него и начинать. Анна Матвеевна зажгла газ, поставила на огонь кастрюльку с водой и взялась за тряпку. До ночи кашеварила, шуршала веником, смахивала пыль, сметала на совок пауков и скребла пол. Спать улеглась за полночь, когда дом залоснился, словно заласканный кот, а сама она едва ворочала руками от усталости.

«Докатилась — тяжко думала Матвеевна, закутываясь одеялом. — За всю жизнь ни одной курице шею не свернула, ни одну мышь не придавила, а на старости — на тебе! — человека грохнула. И как теперь помирать? С таким-то грехом…»

Пружины покряхтели и затихли. В ногах свернулся Вася и тотчас затянул лиловой пленкой глаза.

— Да и пока я помру, — продолжала грызть себя Матвеевна. — Сколько всего наворотиться… С Васей-то под боком спокойной жизни не получится. Он ведь не курица, он змей.

Она протянула руку и погладила Васю по чешуйчатой спине. Вася, не открывая глаз, блаженно засопел и перевернулся, подставляя под руки желтое брюхо.

— И что мне нам с тобой дальше-то делать? Как жить?

Еще один сон Анны Матвеевны, приснившийся в ту же ночь.

И снова все было по-новому — и без лестницы, и без темных сеней. Крыльцо из трех ступенек да запертая дверь. Анна Матвеевна огляделась, нет ли поблизости апостола Павла. Не найдя, решилась постучать.

— Чего тебе? — не слишком любезно отозвались из-за двери.

— Мне бы с богом переговорить…

— Его всемогущество сегодня не принимают. У нас чрезвычайная ситуация. Слыхала, что Америке творится? Ураганом три города смыло.

— У нас тоже дождь с градом прошел, — уперлась Матвеевна. — Ничего, пережили, не велика беда. Мне бы спросить, что дальше делать-то?

— А то тебе не известно, что делать. Жить, как все живут. Соблюдая заповеди.

— Я не могу соблюдая, у меня василиск.

— А-а… — протянули за дверью. — Хорошо, постой тут, я спрошу.

Ждать долго не пришлось, голос снова появился почти тот час.

— Слышь, старушка, тебе велено передать, что план действия остается прежний. Бог тебя навестит, как только освободится маленько.

— Но я больше не хочу! — закричала Анна Матвеевна. — Я не могу! Я… я…

Она в волнении взмахнула руками, словно нужные ей слова можно было поймать в воздухе. И, действительно, в ладони сама собой появилась мятая бумажка, на которой корявым почерком Анны Матвеевны было написано: «Заявление. Я, Коростылева Анна Матвеевна, прошу уволить меня из божьих рыцарей по собственной немочи».

— Я увольняюсь! — обрадовалась Матвеевна. — У меня и заявление есть. Открывай, кому говорят!

Но за дверью молчали. Матвеевна снова постучала. Потом еще раз. Потом посильнее. Заколотила по двери кулаками, и, в отчаянном желании достучаться до небес, вдруг начала выбивать странный ритм: два раздельных удара, три смежных, пауза и опять четыре смежных, два раздельных. На втором этаже мелькнула за занавесками ехидная физия святого Петра, и Анна Матвеевна вдруг увидела себя в строю с барабанными палочками в руках. Солнце пекло макушку, ныла под коленкой царапина, а палочки азартно лупили по натянутой коже. Повинуясь их музыке, босые пятки товарищей по отряду дружно выколачивали из дороги пыль, а чей-то звонкий голос скомандовал:

— И — начали! Раз-два!

— Три-четыре! — подхватили шагающие.

— Три-четыре!

— Раз-два! — снова рявкнул строй.

— Кто мне скажет, что случилось?

— В мир опять пришла беда! Нам беда — не беда! Мы ребята хоть куда!

— Раз-два, три-четыре! Три-четыре, раз-два! Кто шагает дружно в ряд?

— Это ангельский отряд! — Матвеевна, не снижая ритма, удивленно огляделась. Рядом плечо к плечу действительно топали румяные ангелы, вытянув в струнку крылья и старательно отмахивая руками каждый шаг. — Сильные, смелые, ловкие, умелые!

Барабанный бой перерос в грохот. Руки едва поспевали за палочками. Матвеевна запыхалась, ангелы разрумянились еще больше и затрепетали крыльями. Заявление выпорхнуло из кармана и, сделав в воздухе кульбит, развернулось. На глазах у Матвеевны буквы вытянулись в струнки и, попрыгав друг дружке через головы, сложились в текст: «Повестка. Выдана Коростылевой Анне Матвеевне с приказанием срочно вернуться к исполнению божественной воли». И длинная уверенная подпись — Бог.

Барабан зашелся дробью. Ангелы, суматошно курлыкая, взмыли вверх, осыпая Матвеевну белыми перьями. Мгновение, и она осталась в одиночестве выбивать из барабана яростную музыку. Без дружного топота дробь звучала зловеще, поэтому Анна Матвеевна преодолела свою робость, шагнула по облачной дороге и неуверенно начала.

— Раз-два. Три-четыре… — Голос вплелся в барабанный рокот, Матвеевна выпрямила спину и шагнула решительнее, взметнув под ногами облачко звездной пыли. — Три-четыре, раз-два! Кто идет один, как палец? Не девчушка и не малец. В белом платьице из шелка, Анна — старая кошелка.

Эпилог

Выборы нового председателя назначили на первое воскресенье сентября, когда солнышко было еще теплым, листва кое-где уже успела подернуться желтизной, палисадники, принеся жертву первому сентября, опустели, а воздух засеребрился тонкими нитями пауков, озабоченных поиском зимнего пристанища. К выборам Кривинцы подошли ответственно: мужики с утра напились, а бабы разрядились, как на свадьбу. Из домов выходили чинно, собирались по дороге в стайки и, судача о достоинствах и недостатках кандидатов, направлялись к школе, в которой разместилась счетная комиссия.

19
{"b":"564182","o":1}