Он тоже повернулся к ней, их взгляды встретились, Полина поспешно отвела глаза в сторону. И тут заметила шагающего по дороге Галкина. Он так неожиданно возник из тумана, что Полина, не успев что-либо сообразить, вскочила на ноги и скрылась за стожком. Александр Витальевич, ничего еще не понимая, тоже последовал за ней. Уже подхватывая бушлат, увидел Галкина и все понял. А Полина тем временем была далеко — шла быстро, не оборачиваясь.

"Вот дура-то! — ругала себя. — Господи, какая дура! Чего вскочила? Словно меня застали на чем-то постыдном…" Но ведь и в самом деле застали — вдвоем, в уединенном месте. Что Галкин мог подумать? Не объяснишь же ему, что носок…

Александр, видимо, понимал ее состояние — молча шел сзади, соблюдал дистанцию. И, лишь дав порядочный крюк, когда они уже подходили к лагерю, нагнал, осторожно взял за локоть:

— Успокойтесь, ничего же не было…

— Глупо-то все как! — покачала головой. "Интересно, видел он нас или нет?"

В лагере было по-прежнему тихо — у ворот стоял пустой автобус, перед корпусом нарисовались в тумане два сонных студента и тут же исчезли в подъезде. "Плохи дела", — подумала Полина. Александр Витальевич, наверно, думал то же самое, она не решалась на него взглянуть.

Через несколько минут Аня рассказала, что произошло в их отсутствие, — капитан не мог говорить, сорвал голос, "беседуя" со студентами.

Отряд, оказывается, и в самом деле забастовал. Причину Аня так и не могла понять — кричали все сразу, были всем недовольны, начиная от погоды и кончая вилами, которыми заменили комбайны. Возмущались и тем, что плохо кормят и не вывезли с поля картошку: "Зачем же мы спины гнем? Она же все равно гниет!"

"Но мы-то тут при чем? — возмущалась Аня, обращаясь почему-то к командиру. — Можно подумать, будто мы технику и горючее поставляем!"

Потом студенты вспомнили, что картошка — дело добровольное. И ни за что не хотели слушать командира, тщетные его доводы, что думать об этом надо было в институте…

— Ну, мы тут тоже кое-что вспомнили, — заключила Аня: — "Кто не работает, тот не ест".

— Здесь мы, конечно, погорячились, — признал свою неправоту командир. — Не надо было смешивать политику с питанием. Вернее, надо, но не так. Потому что они совсем озверели: обойдемся без ваших кислых щей. А сегодня-то на завтрак знаете что? Колбаса с вермишелью.

Однако на завтрак студенты демонстративно не пошли. Галкин куда-то исчез — то ли в магазин, то ли на почту, звонить в Москву.

"Интересно, видел он все же нас с комиссаром или нет?" — вновь подумала Полина, чувствуя, что краснеет.

— Ну, что будем делать, господа? — хрипло поинтересовался командир.

Комиссар пожал плечами.

— Может, и нам забастовать? — предложила Полина.

— А что? — приняв шутку, оживился Игорь Павлович. Но тут же опять скис: — Если бы не эти чертовы деньги! Что мы в Фонд мира переводить будем?

— Ну что, чайком побалуемся? — Аня взяла чайник, пошла наливать воду.

— Золотой ты человек, Анна Ивановна, — просипел ей вслед Игорь Павлович. — Знаешь, чем горло мое полечить.

Полину слегка знобило, и она тоже с радостью подумала о стакане горячего чая.

— Ну, и что будем делать? — отхлебнув обжигающего чая, Александр Витальевич повторил вопрос командира.

— Закручивать гайки, что ж еще! — упорствовал Игорь Павлович.

— А как?

Игорь Павлович повернулся к Полине:

— Вы с Аней намекните студентам насчет недалекой уже сессии: зачетов, экзаменов. Припугните чуток.

— Хотите из нас пугало сделать? — усмехнулась Полина.

— Надо бить на их будущую стажировку, — предложила Аня. — Дескать, не будете работать, ни в какие колледжи не поедете.

Допив чай, Полина тихонько выскользнула из штаба: пусть поспорят без нее. Забежала в свою комнату, поддела под куртку теплый свитер — и к автобусной остановке. Решила позвонить в Москву, пока нет особых дел.

На почте оказалась огромная очередь — в основном их студенты. Из какой-то кабины доносился радостно взбудораженный голос: "Ма, мы тут бастуем… Бастуем, говорю. Вези чего пожрать. Побольше. И позвони родителям Зины и Гарика. И Маринкиным. Пускай тоже приволокут съестного. Да, да, побольше…"

Полина прикинула, что ждать ей часа два, и не солоно хлебавши повернула назад.

Пока стояла на автобусной остановке, выглянуло солнце. Туман рассеялся, открылся голубой кусочек неба. "Надо торопиться, а то еще без меня в поле уедут", — заволновалась, поглядывая на часы.

Но, приехав в лагерь, поняла, что волновалась напрасно. Студенты весело проводили время — из открытых окон доносилась музыка, смех, громкие возгласы. Рвалась наружу радость обретенной наконец долгожданной свободы. В поле, судя по всему, никто не собирался.

Командир в сопровождении комиссара и Анны Ивановны ходил из комнаты в комнату и, держа на больном горле ладонь, призывал студентов выйти на работу. Но они чихать хотели на его призывы. "Да, Фонд мира, похоже, не дождется наших отчислений", — вздыхал командир, направляясь к своей штаб-квартире лечить чаем горло. Аня обещала ему поставить компресс.

— Полина Васильевна, не хотите сходить на почту, в Москву позвонить? — предложил Александр Витальевич.

— Уже ходила. Там такая очередина!.. — Полина старалась избегать его взгляда.

Зайдя к Кате Родниной за аспирином, побрела к себе в комнату, отлежаться, почитать, а может, и поспать чуток.

Но уснуть было невозможно. Корпус гудел от неукротимого, яростного, запредельного какого-то веселья. Студенты прямо ошалели от свалившейся на них свободы — носились из комнаты в комнату, орали, смеялись, пели. Сдвигались столы, кровати, выбрасывались в коридор ненужные "картофельные" одежки — грязные куртки, свитера, перчатки, очищали, словно от скверны, комнаты, готовясь к чему-то новому, загадочно-прекрасному.

Студенты сновали из корпуса в корпус, перенося посуду, продукты — набег на местные магазины, судя по всему, оказался удачным. По коридору поплыли интригующие запахи. Из-за дверей неслись взбудораженные голоса, позвякивали бутылки.

— Нарзану не было, одна "Славянская". Пойдет?

— Сало резать?

— А к пиву что? Соленую капусту?

"Надо бы глянуть, не притащили бы чего покрепче", — лениво подумала Полина.

Но вставать и идти по комнатам с проверкой не хотелось, она повернулась к стене и сразу задремала.

Проснулась, как от удара, — в корпусе стояла подозрительная тишина. Рывком встала с кровати, вышла в коридор — никого.

Выбежала на улицу — солнце сияет, теплынь — лето, да и только!

Студенты тоже разбрелись по лагерю кто куда: одни просто сидели на лавочке, подставив лицо по-летнему теплому солнцу, другие лениво раскачивались на пионерских качелях, гоняли мяч по грязи футбольного поля.

Явное оживление, Полина заметила, происходило на зеленой лужайке между двумя корпусами, недалеко от клумбы, на которую заботливая тетя Клава высадила недавно поздние астры.

Подойдя к клумбе, где толпилось с десяток студентов, Полина увидела неподалеку живописную картину: на подстилке из нескольких одеял — голова к голове — лежали ничком несколько девушек в одних купальниках.

— Самое интересное проспали, Полина Васильевна, — обернулся к ней стоящий тут же Александр Витальевич.

— Точно, — подтвердил командир, закуривая. — Вот видите — лежачую забастовку устроили.

— Не забастовку, а… конкурс красоты, — нашелся Галкин, выходя из толпы. — А что? Начнем, девчата? Самый подходящий момент! Боб, тащи гитару. Будем выбирать "Мисс Планету".

— Каждый — себе?

— А что? Можно! Предлагайте конкурсные задания.

И тут же посыпалось:

— Первый конкурс — голых ножек!

— Девчата демонстрируют, ребята — отгадывают. Анонимный показ.

— Так и назовем: "Чьи это ножки?"

"Ни за что на свете не отгадала бы, где тут чьи", — решила Полина, не без любования глядя на обнаженные спины и ноги. Впрочем, не все одинаковые. У девушки в синем купальнике именно та "пара стройных женских ног", — поэт, безусловно, выбрал бы их. Да и фигурка, пожалуй, самая ладная. Первый приз достанется, конечно, ей. Кто же это, интересно? Густые длинные волосы закрывали лицо.