— А где он, фронт работ? И мешки не всегда бывают — хоть в карманы собирай.

О фронте работ Игорь Павлович напомнил, наверно, зря: директору нечем было крыть, и он взорвался:

— Для желающих "фронт" всегда найдется. Свеклу, турнепс надо дергать. На ферме доярки, скотники нужны. Вы просто не хотите. Еще и в фонд мира деньги должны перечислить, я так понимаю?

Командир сник: насчет фонда мира директор вывернул очень вовремя — без этих денег, грозил парторг, в институт лучше не возвращаться.

Нанеся последний удар, директор круто развернулся, направляясь к своему "газику". Но студенты преградили ему дорогу.

— Работу с нас спрашиваете, а жрать не даете. Сколько можно на вермишелевом супе держать?

— Неправда! — возмутился бригадир. — Вам третьего дня мяса отгрузили. Целых полтонны.

— С червями! Как на броненосце "Потемкине"!

— Обещали бычка заколоть.

— Бычок пусть погуляет. Заработать надо. — И, отодвинув перегородивших дорогу студентов, быстро зашагал к машине. Бригадир поспешил за ним.

Домой возвращались без песен и без шуток.

Утром смертельно не хотелось вставать. С трудом разлепив склеенные сном веки, Полина увидела мутный квадрат окна, словно задернутый грязной занавеской, и снова нырнула с головой под одеяло.

Но понежиться в сладком полусне не пришлось: ее достал под одеялом Анин голос:

— Полина Васильевна, надо вставать, поднимать студентов.

— Да чего же ты скучная, Анечка! "Надо, надо"… Хоть бы раз сказала: "Не надо", — сонно ворчала Полина, выползая из-под одеяла и одеваясь.

Но это оказалось не так просто. Задубевшие джинсы никак не натягивались.

— Что ж это за день такой тяжелый? Магнитная буря, что ли? — Полина подошла к окну, выглянула наружу: что на улице — дождь или туман?

— Студенты говорят — дождь, и отказываются идти на работу.

В коридоре стояла необычная тишина. Студенты уже проснулись, но выходить, судя по всему, не собирались — затаились за закрытыми изнутри дверьми. Полина с Аней постучали в одну комнату, вторую — никакого ответа.

— Не ломать же двери! — пожала плечами Аня, пробуя на прочность дверную ручку. — Надо посоветоваться с командиром!

В мужском корпусе первозданная тишина — ни души, кроме командира и комиссара, одиноких в пустом коридоре.

— И ваши забастовали? — сообразила Аня.

— Чем наши хуже ваших? — усмехнулся командир, вынимая из кармана сигареты.

— Что будем делать?

— Ждать, — безразлично буркнул командир. — Проголодаются — тут же встанут. Мы в штаб, обсудить сложившуюся обстановку.

— А мы? — вырвалось у Полины.

— А вы пока гляньте, что сегодня на завтрак.

Полина и комиссар вышли в густое молоко тумана.

В дверях столовой, прислонившись к косяку и засунув руки в карманы несвежего белого халата, вяло жевал жвачку Петя.

— Свежим воздухом дышите, — двусмысленно приветствовал его Александр Витальевич. Потянул носом: — Никак мясо подгорело?

Петя равнодушно глянул на комиссара, потом на Полину, выдул изо рта белый шар и молча отправился на кухню.

— Пошли чайку похлебаем? — предложил Полине комиссар, направляясь вслед за Петей.

Столовая благоухала на удивление съедобно.

— И в самом деле мясом пахнет… — Ничего не понимая, Полина повернулась к комиссару, который и сам остолбенело взирал через окошко раздачи на окутанную белым паром плиту.

Все стало ясно, когда в руках Пети появилась тарелка с рыхлыми ломтиками отварной колбасы.

— Хоть бы картошки наворовали, — лениво бунчал Петя, накладывая в тарелку вермишелевый гарнир. — Заколебали этой вермишелью! Захотите добавки — подойдете…

— Нет, что на белом свете творится, а, Полина Васильевна! — не переставал удивляться Александр Витальевич, сев за стол и подцепив на вилку колбасный ломтик. Старательно жуя, качал головой: — Что творится! Завтра, глядишь, и мяса дадут!

— Уже дали! — вспомнила слова бригадира Полина, крикнула в окошко раздачи: — Петь, а где мясо? Совхоз, говорят, нам полтонны отгрузил.

— Да вы его есть не будете, мясо это, — не переставая жевать резинку, напомнил повар. — По нем же черви с мой кулак ползают…

После теплой столовой и вполне вкусного завтрака утренний туман показался особенно пронизывающим.

— Не жарко, — зябко поежилась Полина.

— Вы не заболеваете? — Александр Витальевич с готовностью стянул с себя бушлат и набросил на ее плечи.

— Ну что вы! — смутилась Полина, возвращая бушлат. — Это из-за слишком калорийного завтрака. Непривычно как-то.

— Да-a, студенты не подозревают, какой их ждет сюрприз. Иначе давно бы повскакивали с постелей.

— А давайте проведем эксперимент? Возьмем кусочек колбасы и поводим перед носом спящего студента…

— Можно, только комнаты-то у них заперты…

На улице — ни души. Одна комендантша, она же садовник и уборщица, колдовала в тумане на клумбе за столовой.

— Бог в помощь, теть Клав! — приветствовала ее Полина. — Астрами студенческую жизнь украшаете?

— А че? Студенты ваши молодцы, стены ругательными словами не раскрашивают, — тетя Клава, приложив к пояснице испачканную землей ладонь, медленно распрямилась. — Молодцы!

— Да некогда им словотворчеством заниматься, работают, — вставил Александр Витальевич.

Тетю Клаву, никогда не забывающую срезать свежий букет для столовой или дискотеки, студенты слушались и уважали, хотя она их вздрючивала по первое число, если, не дай бог, кто срывал с клумбы цветок для любимой, промахивался, бросая окурок в урну, или как-то еще нарушал правила поведения во вверенном ей пионерском лагере.

Они дошли до конца аллеи, и Полина в нерешительности остановилась: вернуться назад или прогуляться к Фроськиному омуту.

— Что-то вас все время к этому омуту тянет? — перехватил ее взгляд Александр Витальевич. — Какая-то нездоровая тяга к тайнам истории. Может, к нашим полям лучше сходим? Глянем, убрали мешки или нет, чтобы командиру доложить.

Полина усмехнулась, но возражать не стала, покорно пошла следом — какая разница, куда идти?

Ближнее поле, которое начиналось сразу за лагерем, где студенты убирали на прошлой неделе (не пришел автобус, и пришлось "озадачивать" их тем, что было под рукой), производило тягостное впечатление. Картошка до сих пор не убрана, медленно гниет в мокрых мешках, сиротливо торчащих вдоль борозд. Остальная, на которую мешков не хватило, — ссыпана в кучи. Отмытые дождем, картофелины тускло белеют большими зловещими пирамидами, проступая из тумана.

— Да-с, — присвистнул Александр Витальевич, — картинка! Прямо верещагинский "Апофеоз войны", и главное — воровать удобно, дорога рядом. А что, сунул мешок в машину — и с концами… Петя прав: надо сказать студентам, чтобы хоть пару мешков на кухню отволокли. Пока есть под боком…

— А как же педагогика? — съязвила Полина.

— Какая уж тут педагогика! Все равно студенты видят, как она тут гниет, мимо ведь ездят. А вермишель и в самом деле уже в горло не лезет.

Дорога повернула от поля, повела вдоль широкой поляны к опушке. От скошенной травы в свежих стожках вкусно тянуло сеном.

Вдруг Полина заметила, что Александр Витальевич слегка прихрамывает.

— Ногу натерли?

— Немного. Надо носок поправить — сбился.

Свернул к ближайшему стожку, сбросил бушлат и, кинув его на стерню, плюхнулся на землю, стал натужно стаскивать сапог. Снова натянув сапог, откинулся на стожок, глубоко втянул в себя душистый сенной запах:

— Лепота! Посидим немного?

Полине как-то неудобно было напомнить Александру Витальевичу, что погода для этого не совсем подходящая — сыро все же. После некоторого колебания опустилась рядом. Стог пах лугом, рекой, разнотравьем.

— Лепота! — повторил Александр Витальевич; выдернул из стога травинку, закусил ее зубами. — Верно, Полина?

— Васильевна, — поправила она, повернувшись к Александру Витальевичу.