— Оказывается, государство им доплачивает. И, как думаете, за что? За то, чтобы они меньше продукции выдавали. Каково?

— Надо же? — Галкин перестал бренчать на гитаре, прислушиваясь к разговору. — Платят, чтобы не работали!

— Вам, Галкин, за безделье никто платить не собирается, не волнуйтесь, — успокоил его командир и пошел к выходу догонять парторга.

— "У российских — собственная гордость", верно? — понеслось им вслед.

— Просто в Канаде едят мало, — попробовал кто-то объяснить причину разорения канадских фермеров, — а у нас тут…

— Нас тут совсем закормили! — усмехнулась Нефертити и заиграла в ритме марша: "Широка страна моя родная…" Она смогла извлечь вполне приличные звуки даже из этого рассохшегося ящика.

Командир и секретарь выходили из столовой, когда услышали надрывное коровье мычание. Прибежав во двор, увидели у фонарного столба, где секретарь поставил свою машину, привязанную к опоре породистую буренку. Корова мотала головой, буйствовала, норовя освободиться от пут, и грозила не только фонарному столбу, но и ни в чем не повинному "Жигуленку".

— Чьи шуточки? — строго допрашивал командир вызванных на место происшествия бойцов, пока секретарь отгонял машину в безопасное место.

— Кто-то из местных, — предположил Галкин.

Игорь Павлович строго глянул на говорившего:

— А где вы во время ужина были, Галкин? Ну, колитесь, куда шастали?

Друзья начали что-то врать насчет репетиции, но командира подобные отговорки не устроили, и они в конце концов сознались:

— Случайно, Игорь Палыч, ей-ей случайно. В темноте с бычком спутали.

— При чем тут бычок?

— При том, что Дормир… директор то есть, нам его обещал. Вот мы и решили, явочным порядком.

— А теперь тем же порядком — назад на ферму. Шагом марш!

— Так ведь обещал же! Хоть молока надоим… Ну, товарищ командир!

— Разговорчики в строю! — прикрикнул командир, отвязывая буренку и провожая взглядом Галкина и его дружка, суетливо подгонявших корову.

— Вы их накажите, со всей строгостью! — требовал секретарь. — Ведь эта скотина чуть мой "Жигуль" в металлолом не превратила. Построже, Игорь Павлович!

Командир обещал и, в свою очередь, попросил секретаря подтолкнуть вопрос о транспорте. "Без колес тут — сами видите. Давно ведь "газик" обещали".

После ужина руководство отряда собралось в штаб-квартире, вывесив, как всегда, на двери строгую таблицу: "Идет заседание штаба, просьба не мешать".

Но на этот раз преподаватели не просто гоняли чаи под тихую музыку кассетника и обменивались новостями. Главным сегодня было разработать задание для конкурса красоты. Но думалось всем почему-то плохо, коллективный мозг работал вяло, не в силах оторваться от картофельной темы.

— Пусть в качестве домашнего задания приготовят блюда из картошки. Чтобы побольше и повкусней. А мы попробуем.

— Лучше национальные картофельные блюда, разных стран.

— И пусть приведут все известные поговорки со словом "картошка". На английском и французском.

Аня не выдержала.

— Все "картошка" да "картошка". Тошнит от нее! Давайте что-нибудь другое.

— Вы правы, Анна Ивановна. Налейте-ка еще чайку, — протягивая пустую чашку, Игорь Павлович смотрел на Аню с такой мольбой, словно просил не чашку чая, а всю Вселенную.

Аня, поправив бретельку, вальяжно направилась к электрическому чайнику — наверно, представила, как должна ходить какая-нибудь "Мисс Планета".

— Почему без сахара пьете? — заметив, что Полина хлебает пустой чай, комиссар придвинул блюдце с рафинадом. — Все-таки калории.

Полина взяла кусочек рафинада — не хотелось обижать Александра Витальевича. Вообще-то сахар она не употребляла.

Александр Витальевич придвинулся ближе.

— Почему скромничаете? Берите, берите, — уговаривал, протягивая блюдце. — Хоть и по талонам, но пока дают!

Полина вынуждена была взять еще кусок.

— Сколько вам положить? — спросила Аня у командира, подходя к нему с чашкой.

— Побольше, Анна Ивановна! Люблю сладкое, грешен! Послушайте, ну что мы тут голову ломаем, задания придумываем? Может, пусть они пройдутся туда-сюда в купальниках, что-нибудь там споют, станцуют и хватит? — устало предложил командир, принимая из рук улыбающейся ему сонной, проникновенной улыбкой Анечки.

— Ну нет, — запротестовал Александр Витальевич. — Эка невидаль — в купальниках! В этом разве вся красота?

— А разве нет? — возмутилась Аня. — Совсем уже забыли, что такое женщина!

— Красота — это политика, — тонко улыбнулся Игорь Павлович. — Поэтому…

В дверь постучали.

— Кто там еще? — недовольно поднялся командир, направляясь к двери. За нею оказалась Зоя Миронова.

— Можно? — с похвальной вежливостью спросила Зоя, входя в комнату и пристально глянув на стоящую за спиной командира Аню. Перевела взгляд на Полину и комиссара, сидящих слишком близко друг к другу, и дисциплинированно потупила свой лукавый взор. — Не помешала?

— Помешала, — не слишком вежливо ответил командир. Но, глянув в Зоины раскаивающиеся глаза, помягчел: — Что случилось?

— Игорь Павлович, там местные ломятся. В смысле, на дискотеку. Как бы чего…

Не дослушав, Игорь Павлович выскочил из комнаты, побежал к столовой. Остальные — за ним.

В столовой творилось что-то невообразимое: крики, девчачий визг вперемежку с грохотом динамика. На полу перекатывался огромный клубок человеческих тел.

Командир с комиссаром тут же бросились разнимать драку. Но им это плохо удавалось. Осатанело молотя кулаками, ничего не видя, не слыша и не понимая, ребята избивали друг друга в тупом, озверелом восторге почуявших свежую кровь животных. С жадностью, с придыханием и каким-то нечеловеческим рыком впивались зубами, ногтями в соседа, не разбирая — свой это или чужой. Вдруг раздался милицейский свисток — у командира он, к счастью, оказался с собой.

Клубок на миг замер — этого оказалось достаточно, чтобы вырвать из него нескольких человек. Потом — еще нескольких, пока наконец не растащили всех в разные стороны.

Последним в этом намертво связанном узле оказался Галкин. Командир с трудом отодрал его побелевшие руки от никому не знакомого рыжего парня.

Местные нехотя покидали зал. А рыжий, в крупных светлых веснушках, как конь в яблоках, уходить не торопился: набычившись, зло глядел на Галкина. У обоих были расквашены носы, оба тяжело дышали, готовые, если бы не стоящий между ними командир, снова вцепиться друг в друга.

— Сомбреро свое подбери, — посоветовал Галкину Игорь Павлович, кивнув на измятую шляпу на пыльном полу. — И зайдешь ко мне, поговорим… А тебя я чтобы больше здесь не видел, понятно! — повернулся к рыжему.

Нефертити успела намочить платок и уже прикладывала к распухшей галкинской переносице. Второй платок, тоже мокрый, протянула рыжему:

— Возьми, Вась, приложи к носу-то.

— Когда же они познакомиться успели? — шепнула Полине Аня, провожая глазами покидающего дискотеку рыжего. — На танцах, что ли?

На улице Игорь Павлович отряхнул испачканную гимнастерку, повернулся к комиссару:

— Этого нам еще не хватало! Да-а, а этот рыжий ершистый, как петух! Да и Галкин хорош!

— Не поделили! Ну, теперь в гости повадятся! — остановился, поджидая Полину с Аней, комиссар. — Узнали дорожку…

Позже Аня рассказала:

— Самое смешное, Полина Васильевна, что не поделили-то они знаете кого? Ни в жисть не догадаетесь! Вашу Нефертити, да, да! Из-за нее Галкин этому рыжему в кудри вцепился.

— Вожак! Не потерпит, чтобы кто-то зашел на его территорию.

Наконец из дома пришло письмо — ответ на ее третье. "Слава богу, все в порядке", — поделилась Полина с Аней, пробегая глазами размашистые Дашкины строчки.

"…в школу я еще ни разу не опоздала, не волнуйся, но пока хожу в куртке — тепло.

Вообще мы с папой живем в полном мире и согласии — согласней чем с тобой, вот! Сейчас он готовит меня к олимпиаде (первый тур — в конце сентября, может, приедешь?). Уроки отец тоже проверяет — ты не волнуйся.