Шилов долго не мог уснуть. Делил, умножал, вычитал и складывал. Нет, туфли не проходят, как ни крути… Ах, какие они изящные, какие новенькие… На развале — совсем не тот товарный вид, это не подарок. А эти… Старшая на дискотеки в мамкиных бегает, все каблуки ободрала…
А что жене привезти? А Римме?
В тяжелый сон яркими вспышками врывалась блестящая витрина со сверкающими новой краской туфлями. Нет, это не витрина блестит, это ореол из золотых драхм, окружающих облюбованные Шиловым туфли…
Утром, после завтрака, Шилов поднялся в номер — забыл сигареты— и столкнулся с горничной. Она смотрела на него откровенно вопросительным взглядом и слегка улыбалась. Он сделал вид, что не понял, открыл дверь. "Водка, сэр? Бизнес?" — бросила горничная ему в спину. "Ноу, ноу, найн! Никаких бизнесов", — проворчал Шилов и захлопнул дверь.
Сунул в карман сигареты, уже взялся за ручку, но вдруг подумал: может, взять с собой пузырь-то? Хотя бы один, а то сопрут еще, чего доброго.
Открыл холодильник, вынул из фруктовницы замаскированную несколькими номерами "Правды" бутылку "Сибирской", сунул в сумку. Вторая надежно спрятана в чемодане, оттуда вряд ли уведут.
Сегодня по программе — Пирей, потом обед в загородном ресторане. Морской порт Шилова потряс меньше, чем он ожидал. То ли погода была не подходящей — дождь, сырость; то ли просто устал после бессонной ночи. А тут еще бутылка мешала: в капроновой сумке, куда он ее сунул, ее очертания просматривались слишком явно. Шилов спрятал все это хозяйство под куртку: вначале повесил сумку на плечо, продев правую руку в капроновые ручки, а потом надел куртку. В каком-то американском боевике Шилов видел, как переодетые полицейские скрывают свои пистолеты, подвешивая их под пиджаком к плечу. И себе сделал так же.
Но бутылка при ходьбе раскачивалась, ударяя ему в бок, стукалась о дверки автобуса при выходе и посадке. Приходилось все время помнить о ней, придерживать. В порту она несколько раз угодила в какие-то железные сваи; раздавался глухой удар, Шилов вздрагивал, украдкой озирался: заметил ли кто? Какая уж тут экскурсия, какие достопримечательности! Скорее бы избавиться от этого "пистолета". И Симочку под руку взять боится: еще заподозрит неладное…
Обедал он в куртке. Руководитель группы пристально глянул на него, но промолчал. Шилов обливался потом над тарелкой протертого супа — больно горячий.
Он уже пожалел, что так грубо ответил горничной: сейчас не было бы никаких проблем. Впрочем, с горничной опасно дело иметь, узнает руководитель, мало ли что! Нет, в отеле — нельзя.
Капроновые ручки то и дело соскакивали с плеча, и он на лету подхватывал бутылку, судорожно прижимая к боку локоть. Ложка плясала в руке, суп расплескивался. "Вот идиот! — клял себя Шилов. — Надо было на левую надеть, а не на правую…"
Между первым и вторым блюдами пришлось сбегать в туалет, сменить руку. Теперь можно прижимать "Сибирскую" левой, а правой — спокойно есть.
Когда официант разносил десерт, он наклонился к Шилову и шепнул: "Водка?" Шилов вздрогнул, побледнел: неужели заметил?
Но официант подошел еще к нескольким из их группы и тоже что-то шептал на ухо. Туристы смущенно улыбались, озираясь на соседей. "Боятся, — понял Шилов. — Правильно делают. Но потом, уверен, загонят, когда никто не будет видеть. Или уже загнали…"
В автобус он не сел. Руководителю сказал: расстроился желудок, не до экскурсии. Доберусь, мол, сам, не беспокойтесь. Помахал Симочке, сверкнув взглядом в сторону Правого, — этот стервец тут же плюхнулся на освобожденное им место, рядом с Симочкой. Дождался, когда автобус надежно скроется из вида, чтобы и пыль улеглась, и только тогда вернулся в ресторан.
Но зал был пуст, столы прибраны. Где у них тут раздача? Заглянул в одну дверь, вторую. Наткнулся на какого-то усатого грека: "У господина проблемы?" — "Ноу, ноу, мерси!" Пришлось выкатываться из ресторана, ждать на улице. Однако официант не появлялся. "Наверно, домой уехал", — сообразил Шилов: стоянка, заполненная, как он заметил перед обедом, автомобилями, была пуста.
Может, этому усачу предложить? Но как?
Шилов зашел за угол ресторана, выждал удобный момент — прохожих не видно — и, сбросив куртку, освободил плечо от капроновой сумки. Ух, сразу полегчало!
Усач никак не мог взять в толк, что Шилов хочет, показывая бутылку в сумке. Принял, видно, ее за подарок. "О-о, сувенир?" — и усы поплыли в стороны. "Ноу, ноу, — объяснил Шилов, краснея: — Мани, мани — драхмы!" Грек покачал головой, усы встали на место.
Шилов выскочил из ресторана. Щеки — словно их горячим утюгом гладят, в висках стучит.
Но, пройдя несколько улиц, он успокоился. Не получилось — и не надо. "К лучшему", — решил. Иначе как объяснишь Симочке? Разбил? Но она же не дура, сразу поймет, что врет он. Правда, "разбил", можно сказать, руководителю группы и зажать ту, что обещал для общего стола. Но, с другой стороны, с членом партбюро лучше не связываться. Будет потом эту бутылку Шилову каждый раз в строку ставить.
В общем, все к лучшему. А туфли купит на развале — все равно лучше, чем в нашей "Весне" или "Доме обуви".
Вернется сейчас в номер, снова упрячет "Сибирскую" под "Правдой" в фруктовнице. Или в морозилке — завтра же тридцать первое…
Однако через час, отмахав еще несколько километров, Шилов понял, что в гостиницу он может сегодня и не попасть. Ноги гудят, спину ломит, колени не сгибаются. А до города, судя по карте, еще о-го-го! Транспорт у них дорогой, о такси и думать нечего. Сволочи-капиталисты, ругался про себя Шилов, наживаются на нуждах народа. У нас вон за пятак из одного конца Москвы в другой и обратно. А тут… Нет, "Сибирскую" загнать придется, а что делать?
По пути ему попадались магазины, кафе. Он зашел в один-другой, стыдливо раскрыл капроновую сумку. Но люди, к которым он обращался, отрицательно качали головой, окидывая его подозрительным взглядом. "Еще полицию вызовут", — испугался Шилов. Господи, до чего унизительно все это! Противно и гнусно. Плюнуть, послать все к чертовой бабушке! И сувениры, и туфли, и платья…
Нет, платья для девчонок он все же привезет. И сувениры для жены и для Риммы — на равных. Пусть ему придется идти всю ночь, денег на транспорт он не потратит — дудки!
И вдруг — восточный базар. Вот удача! Уж тут-то можно купить и продать все, что угодно, — хоть черта лысого, как говорила его мать. Шилов не торопясь пошел между рядов, прицениваясь, присматриваясь.
Да, но кому предложить, как сказать? Ведь не этой женщине, торгующей сорочками и женскими трусиками. Зачем ей?
Да и этому старику в черной тюбетейке, продающему глиняные кувшины, не предложишь: на шиша ему его водка.
Еще один дед — жестянщик.
Снова старуха.
А тут кто? Ну, этот продавец кустарных сувениров — совсем другое дело. Шилову он сразу понравился. Молод, энергичен, с загорелым открытым лицом и застенчивой улыбкой. Но глаза блестят плутоватым блеском: наверняка потребляет по маленькой.
— Эй, браток… камрад, — обратился к нему Шилов, словами и жестами объясняя, что ему надо.
Дескать — настоящая, русская, сибирская — высший класс. Тут такой не бывает…
Молодой продавец понял и застенчиво улыбнулся: "Ноу. Алкохол — ноу. Мусмим, мусмим — ноу алкохоль! Мусмим", — тыкал себя пальцем в грудь.
Он мусульманин, понял Шилов и, пробормотав извинения, ринулся прочь.
Стало темнеть. Ноги налились чугуном, в голове стучало. Все, больше не могу! Беру такси — и катитесь вы все к черту!
Такси, конечно, не взял, сел на автобус — до города. Там пришлось сделать пересадку.
"Теперь и на одну пару туфель не хватит, не то что на две", — вздыхал Шилов, отсчитывая драхмы на билет.
На следующий день, тридцать первого, была только одна экскурсия — до обеда. А после свободное время. Предполагалось, что туристы должны подготовиться к встрече Нового года, отдохнуть.
