Как только эта катавасия началась, все от нас отвернулись. Идешь по улице, а сзади: «Дочка Шустина, дочка Шустина…»
В общем, папик почти весь срок отмотал, пока оказалось: судебная ошибка, виновные понесут наказание и все такое… Только отцу-то от этого не легче: на том свете, мать говорит, все по единому тарифу платят. Под Новый год пришел, а летом, как у меня выпускные экзамены начались, у него приступ. Вызвали «скорую», там молоденькая врачиха дежурила, заставила его к машине пешком с четвертого этажа спускаться: «Я, что ли, его понесу? Санитаров у нас нету…» Оказалось — обширный инфаркт, в больнице и умер… А мать молодец, через год замуж вышла и в другой город — глаза никто не колет. И мне лафа — свобода! Ну, я тоже вначале на полгодика замуж сбегала. За Шурика, Генкина приятеля. Хотелось своему бывшему жениху насолить, другой задачи не было. Короче, промучилась полгода, а потом решила: чем с этим куркулем жить, лучше уж с разными, но чтобы не скупердяи были…
Ты глянь, глянь на ту бабу. Ну и купальничек — страшное дело! Британским флагом толстый зад обтянула и радуется. Думаешь, из политических соображений? Чтобы показать свое «фэ» мадам Тэтчер? Как бы не так! Просто хвастать заграничными шмотками перед соседями опасно — заложить могут. А какая ж радость от нахапанного барахла, если его никто не видит? Вот они на югах и выпендриваются. Мужик-то ее тоже весь в политике: очки фээргэховские, плавки — японские, а дальше — все русское, причем не в лучшем варианте. И техникой обложился: и плейер, и транзистор выставил… Нет, ты глянь, глянь, как руку на свою бабу положил! Такие сильнее всех нравственность блюдут, блюстители! Знаю я этих типов, попадались! Покупают все — дачи, машины, чины, должности… Оттого и баб покупают — одна их уже не тянет, а без желания — сама понимаешь… От пресыщенности и на передок слабы… Был у меня один, Алик. По профсоюзной линии колупался. Крупными делами ворочал. Крепкий мужик: плечи, рост, одним словом, мощь и сила. Это со стороны если. А в душе — несчастнейший человек. Жена от него ушла — травма на всю жизнь. Он и к врачам, и туда, и сюда — все без толку. Жена затюкала, слабый, слабый. Он и поверил… А со мной слабыми не бывают. Как мне удалось, это уж — извини подвинься! Секрет фирмы…
Ой, смотри, смотри — дельфины! Ишь, распрыгались, словно в волейбол играют…
Синее море, белый пароход, дельфины — хорошо, правда?.. Так о чем мы? Любовь? Было, и это было. Не хотела ворошить, да ладно уж, расскажу… Познакомились случайно. Иду как-то по улице, затылком чувствую, кто-то на меня смотрит, взглядом жжет. Оборачиваюсь — парень, моего возраста. На первый взгляд ничего особенного. Ну, высокий, ну, красивый, да мало ли у меня таких было! И отвернулась. Но тут же словно по голове стукнуло: я его знаю. Откуда? Обернулась опять, а его след простыл. Я — туда, сюда, нет, и все! Не то чтобы так с ходу в него втюрилась, нет. Просто зациклилась: где я его видела? А я, если заклинит, пока не выясню, не успокоюсь. Парень из приезжих, своих я наперечет знаю. Городок-то у нас небольшой, сама видишь. Думала, встречу опять на улице, куда он денется? Где бы ни была, куда бы ни шла, все в лица вглядываюсь — вдруг он! А он как в море канул. Уехал? Но что-то мне подсказывало: он здесь. Куда деться человеку в нашем городе? Мест для культурного отдыха у нас не так уж много. Летом море людей развлекает, а зимой? Если еще день солнечный, загорают кое-как на пляже, но ветер-то холодный, долго не высидишь. Ну, а если дождь, что тогда, скажем, парням из Донецка целый день делать? С утра до ночи в карты резаться? Так это они и дома могут. Сидеть по нескольку сеансов в кино? Они и так в своих шахтах света божьего не видят, а тут опять в темноту? Вот и остается — бутылка водки да хвост селедки. В общем, не хочешь пить, а станешь — время-то нужно убить. А у нас только и есть, где посидеть, так закрытый пивбар да кафе кооперативное, «Эврика» называется. Слыхала местную частушку? «Стою на полустаночке, в кармане две тараночки, а мимо бочку пива провезли…» Дефицит ведь создается не потому, что нет, а потому, что очень нужно. В общем, захожу случайно в эту «Эврику» и вижу — сидит. «Плзеньское» потягивает, а с ним рядом — Нинка Тортилла, кличка у нее такая. Тоже чешское хлещет и раками закусывает. Мне чуть дурно не сделалось, как эту Тортиллу увидела: неужели это его дама? Я ж ее как облупленную знаю, она продавцом в бакалее стоит. Смешно, чтобы я ее всерьез приняла. Ну какая она мне соперница? Толстая, неуклюжая, ноги сардельками, друг о дружку трутся. Голова маленькая, втянута в плечи, как в панцирь черепаший. Вылитая Тортилла! Ну а он себя с ней прямо по-джентльменски: пивко подливает, раков чистит, зажигалочку подносит…
Меня, понятно, там все знали: официант Сеня столик нашел, «завтрак синьоры» подал. Не знаешь такой? Сигареты с пивом. В общем, цежу помаленьку «Плзеньское», на соседний столик поглядываю. И чем больше смотрю на парня, тем сильнее разбегается сердце: бух-бух-бух, как дурак в колотушку. И ведь все прекрасно понимаю, ну ни к чему мне все это, ну видела и видела, мало ли где. Может, даже была с ним накоротке, разве всех упомнишь. Впрочем, этого бы я не забыла — такие парни долго помнятся. Где я могла его видеть?..
Ну, скажешь, не идиотка? На что трачу время! И зачем мне он?.. А сделать ничего не могу, смотрю и смотрю…
Тут вскоре Нинка отлучилась — я к парню: «Можно прикурить?» А у самой сигарета в пальцах прыгает. И ноги словно ватные. Прикурила, села рядом, гляжу на него. А он — на меня. Потом вдруг вспомнила, зачем искала его. «Послушай, где я тебя видела?» — «Может, во сне?» — улыбается. А улыбка — робкая, застенчивая, ну как у ребенка. Я ему: «Улыбнитесь еще, а?» А он покраснел, глаза опустил. А как поднял, я поняла: все — мой! Обо всем на свете забыла, про Тортиллу — тоже. Поставила его в неловкое положение: мне-то плевать на нее, а он все же джентльмен, с кем пришел, с тем и уйти должен. Зато я теперь знала, где искать его…
Приплелась к Нинкиному дому. Шторы у Тортиллы задвинуты наглухо, во дворе пес ненормальный — чуть поближе подойдешь, лает, как сумасшедший. Короче, вернулась домой ни с чем. На следующий день опять потащилась. Была умнее: подыскала подходящее место — напротив калитки, за кустиками. Стою час, второй — нет. Неужели он еще спит? Или его вообще там нет; может, он не у Нинки, а у кого-то другого поселился? Откуда я знаю? Постучать в калитку, вызвать его как-то? Но как? Сколько простояла, даже не помню. Потом ушла. Не успела выйти к центру, как увидела их в окне автобуса — его с Тортиллой. Хорошо, мотор с ходу подвернулся. Плюхнулась на заднее сиденье: «Гони, — говорю, — водило, за тем рейсовым!» А у самой сердце — бух-бух! Представляешь, докатилась, преследовать стала. А, плевать! Любой позор, унижение стерпеть готова!
Вышли они в другом конце поселка, направились к винному. А там народу, как на поминках, — магазин-то один на всю округу. Так вот, поняла, чем его Тортилла держит. Нет, не похож он на алкаша, это она его спаивает, чтобы не сбежал… Короче, вышли через час с копейками, за обе ручки сумку с бутылками прут. Оба — возбужденные, осчастливленные… Ну, ладно, думаю… На том же такси сгоняла домой за деньгами. Водителю дала стольник на спиртное и четвертак за услуги: «Жми, — говорю, — водило, назад к магазину. Отоварься с заднего хода. Бери все, что есть — водку, вино, коньяк, шампанское — на весь стольник…»
В эту ночь я даже не работала, спала спокойно: уже знала, что делать буду дальше. Утром выставила бутылки на подоконник, привела соседа-ханыгу: «Видишь? — спрашиваю. — Половина — твоя. Но при одном условии…» Дала ему Нинкин адрес…
Короче, через час сосед его привел, а сам отвалил сразу. А он стоит передо мной в мокром плаще, волосы ко лбу прилипли — ливень в тот день был. И затравленно так смотрит — то на дверь, то на бутылки на подоконнике… «Может, — говорю, — плащ снимешь? И… давай хоть познакомимся…»
«Дима я… — зацепил плащ на вешалку, опустился на стул, голову на руки уронил: — Гудит, как испорченный холодильник», — пожаловался.
