– Иззи, отстань от клубники, нам с ней еще десерт делать, – проворчал архангел, отбирая у меня корзинку с ягодами, на которую я накинулась сразу же, как переступила порог кухни.

– Если ты не помнишь, то полтора часа назад я пожаловалась, что хочу есть. Не мечтай, что мой желудок успокоится только от лицезрения этой кучи продуктов, – я взбунтовалась против такого наглого голодомора, но клубнику все же отдала, печально глядя на нее, облокотившись о кухонную тумбу.

– Можешь банан съесть, если так неймется, но ничего большего ты не получишь.

– Ну да, что еще мне сделать? Может сразу раздеться и обмазаться взбитыми сливками?! – возмущенно воскликнула я, заметив гадкую улыбочку мужчины, который подготавливал себе рабочее место. – Я лучше от голода умру, чем буду бананы перед тобой есть.

– Ладно, ладно, иди сюда, – подавив смешок, Гейб подозвал меня, всучив в руки кусок курицы.

– Что это? – выдавила я, поморщившись от отвращения. Мясо было холодным, скользким и ужасно гадким на ощупь, и я изо всех сил старалась подавить желание отбросить эту подрагивающую мерзость в другой конец кухни.

– Это куриная грудка, которую ты сейчас порежешь длинными брусочками, – спокойно пояснил мой мучитель, доставая из пакета с покупками яйца. Брезгливо осмотрев мясо мертвой птички, я решила как-нибудь избавиться от обязанности умерщвлять ее до конца.

– А ты что будешь делать?

– Сейчас отделю белки от желтков, а потом сделаю белковую смесь для десерта, – деловито ответил пернатый, осторожно разбивая первое яйцо. Оценив ситуацию, я поняла, что делить, как мне казалось, неделимое еще хуже, чем возиться с трупами, но лучше уж держать в руках скорлупу, а не нечто противное и слизкое.

– А давай ты помучаешь курицу, а я ее детей, хорошо? А-то еще резать ее на какие-то брусочки, сейчас все испорчу, так что давай лучше порти ты, – мило улыбаясь, я отпихнула Габриэля в сторонку, вернув грудку обратно. Тот лишь ухмыльнулся, цокнув языком, так что я с чистой совестью принялась за работу. Никогда в жизни не делала с яйцами что-то отличное от омлета или глазуньи по особым праздникам, но в каком-то фильме или телешоу видела, как это делают профи, поэтому с энтузиазмом начала перебрасывать желток из одной половинки скорлупы в другую. Какова же была моя радость, когда весь белок был благополучно слит.

– У меня получилось! – радостно взвизгнула я, чуть ли не подпрыгнув на месте, настолько меня порадовала эта маленькая победа в кухонной войне. – Куда его девать-то?

– Умница, желток слей в чашку, потом гоголь-моголь из них сделаем. Нам для безе нужно четыре порции белка, сделай так еще трижды, – пробормотал мужчина, сосредоточенно нарезая мясо.

– А нам так сильно нужен этот белок? – неуверенно спросила я, потупив взгляд. Насторожившись кротостью моего тона, архангел медленно повернул голову и нервно улыбнулся, стараясь подавить смех. Да уж, повод истерически посмеяться у него был: я стояла посреди кухни, все так же крепко сжимая в руках скорлупу с героически добытым желтком, и переминалась с ноги на ногу, топчась в вязкой прозрачной жидкости. Да уж, я так увлеклась первой попыткой проявить себя в кулинарии, что совсем забыла о такой мелочи, как посуда. – Давай я тебе помогу, – прыснув, выдавил мужчина, сгибаясь пополам от смеха, причиной которого служило скорее мое недоумение, чем все остальное.

Злобно засопев и стараясь не смеяться, я вылезла из образовавшейся лужи из разлитого белка, то и дело поскальзываясь, и выдала добровольцу швабру, которой он быстро устранил последствия моего дебюта. От греха подальше надев фартук, я вернулась на место, но теперь под чутким руководством Гейба:

– Осторожно разбей яйцо над миской, да, вот так, а теперь аккуратно переливай желток. Нет, чуть быстрее, пока он не вытек. Так, дай я помогу, – подойдя ко мне сзади, он обхватил мои ладони, полностью контролируя каждое действие, из-за чего процесс пошел быстрее. Не к месту шутя и истерически посмеиваясь, я пыталась скрыть то, как сильно меня смущала эта ситуация, но, казалось, архангел только на это и рассчитывал, придвигаясь еще ближе и понижая голос. Я уж было обрадовалась, что смогу перевести дух, когда ему понадобится миксер, но не тут-то было – Габриэль решил не сходить с места и просто потянулся вперед, чуть ли не уложив меня на тумбу, придавливая всем весом, и тут мое терпение лопнуло.

– Да это уже почти изнасилование, черт возьми, – всхлипнула я от тяжести нависшего архангела. – Слезь сейчас же, ирод несчастный!

– Что-то не так? – наигранно удивился тот, так и не сменив свою дислокацию.

– Да действительно: поставил меня раком и «что-то не так?» Ну-ка исчезни, – прошипела я, уже вооружившись вилкой, которой при желании можно было если не убить, то глаз выколоть уж точно. Рассмеявшись, мужчина все же отошел в сторону, поняв, что добром сие действо не кончится, да и главная цель – вывести меня из состояния душевного равновесия – уже достигнута, и ни о каких бонусах речи быть не может. – Активней, а то я ускорения придам.

– Ладно, сдаюсь, – заверил меня он, включая миксер, ставший последней каплей. – И вот только не говори, что тебе не стоило огромных усилий меня остановить и не зайти дальше.

– Стоило, но исключительно физических, поскольку весишь ты, дорогой мой, не меньше обожравшегося слона, – бросив на меня мимолетный взгляд, Гейб подождал, пока я отвлекусь на рассматривание состава якобы кокосового молока, и бросил в меня щепотку сахарной пудры, накрепко застрявшей в волокнах моей темно-синей рубашки. – Это еще за что?!

– За обожравшегося слона, – ухмыльнулся довольный местью архангел, продолжая взбивать нечто, чему предназначено стать десертом под названием «Павлова».

– Час расплаты пришел, да? Ну хорошо, тогда это за домогательства! – смеясь, крикнула я, прежде чем высыпать остатки сахарной пудры из почти целого пакетика прямо на шевелюру обнаглевшего пернатого. После подобных экспериментов со стилем он больше напоминал Санта Клауса, обвалявшегося в муке после грандиозной попойки, чем могущественного сына божьего. Отдышавшись и вытерев глаза, полные сахара, он медленно протянул, выдавив улыбку:

– Ладно, это я заслужил. Но это совсем не значит, что такое сойдет тебе с рук! – пригрозила жертва моей атаки, накидываясь на меня с запрещенным приемом – щекоткой. Подлец знал, что именно ее я боюсь большего всего на белом свете, и поэтому у меня даже не хватало сил отбиваться – только хохотать и молить о пощаде.

– Пожалуйста, хватит, – просила я сквозь слезы, выступившие от истерического смеха, когда мужчина загнал меня в угол. – Все, я объявляю капитуляцию, только прекрати!

Довольный своей победой, Габриэль остановился, но даже и не думал выпускать пленника на свободу.

– И что полагается победившей стороне? – хитро спросил он, обвивая руками мою талию.

– Благодарность за милосердие? – невинно похлопав глазками, я попыталась выскользнуть из его рук, но попытка не увенчалась успехом. После минутной (ну ладно, сорок минут мы там в обнимку лежали, не суть) слабости в парке я в уже привычной манере заявила, что это была всего лишь ошибка и на большее рассчитывать не стоит, и теперь боялась в который раз не сдержать слово, а вот небожитель с радостью меня провоцировал.

– Ответ неверный, – промурлыкал тот, наклоняясь ближе, и тут я ляпнула первое попавшееся в голову предложение, чтобы получить хоть какой-то шанс на освобождение:

– О Господи, сейчас же индейка сгорит!

– Но мы же даже не покупали индейку, – растерянно произнес захватчик, но на плиту все же обернулся. Воспользовавшись секундным замешательством, я ретировалась в другой конец кухни, дабы снова не попасться так просто, и выпалила:

– Ох, точно, какая же я растяпа! А-то просто послышался запах гари, вот я и подумала, что что-то горит, а что может гореть перед Рождеством кроме индейки? Вот мы с мамой всегда готовили индейку, видимо, это уже рефлекторно или на подсознательном уровне, не разбираюсь я в тонкостях психологии. А знаешь, оказывается, если отрубить индейке голову, то еще пару минут она будет бегать! Или это курица? Хотя какая разница, в общем-то, обе птицы да и…