- Ваше Величие! - Вперед вышел еще молодой светловолосый мужчина, чей голос звучал очень убедительно и весомо. - Не слушайте их. Полагаю, что большинство присутствующих выступают за казнь Младшего Владыки и его сына. Мы имеем дело с вероломным заговором, направленным против безопасности Торнии и жизни всей императорской семьи. Кто знает, вполне возможно, в планы изменников входило уничтожение не только Голдуенов, но и всех обладающих Даром Старшего.

Заправив длинные пряди, в которых проглядывала ранняя седина, за ухо, он подошел ближе и наклонившись к императору, прошептал:

- Отец окончательное решение остается за Вами. Конклав полностью поддерживает нас. Торберт и Союз Стражей на Вашей стороне. Теперь уже полностью. - Светловолосый быстрым, змеиным движением облизнул губы. - Чего Вы ждете? К чему эти бессмысленные задержки, эти бесконечные рассуждения? Палата высоких лордов признала Ваше право на самый суровый приговор. Имперский совет должен лишь его утвердить. Конечно, они, - он махнул рукой в сторону перешептывающихся внизу людей, - напуганы. Сегодня творится история. Я тоже приму любое Ваше решение, но помните, что оставшись в живых, они не успокоятся, пока не отомстят. Потомки Младшего нетерпеливы и злопамятны. То, что они пережили за прошедшие два месяца, не забывается. И они это ни когда не забудут.

Стоявшая рядом Матриарх поморщилась.

- Не стоит смешивать государственные интересы и личные счеты Водилик. И хватит распространять эти нелепые бредни про уничтожение всех осенённых Милостью Старшего. Я понимаю, Лип замечательно постарался. Слухи про чудовищные намерения Братства до сих пор гуляют по Торнии. Но мы-то знаем, что на самом деле всё обстояло иначе.

- Кажется, Ее Милосердие готова отрицать даже наличие заговора? - Голос наследника источал мед, смешанный с ядом. - Может от того, что Вы разделяете цели бунтовщиков или знали заранее об их планах?

- Не забывайтесь Ваше Высочество, - бросил хмуро император. - Уж если кто и был в неведении относительно планов нашего кузена, то это Ее Милосердие.

- Как ты можешь так говорить Водилик? - Клеменция взволнованно жестикулировала. - Твой отец прав, я ни чего не знала о заговоре Младшего Владыки и поверь, мне противны те способы, что избрал Норбер для достижения своих целей. - Матриарх горячилась все сильнее. - Но лгать и наводить напраслину на арестованных я не позволю. Ты видел их изломанные тела, вырванные языки и выколотые глаза? Довольно. Глупость достаточно наказана.

- Это не глупость Клеменция. - Император поднялся и твердо посмотрел в глаза Матриарху. - Не приписывай глупости то, что вызвано злонамеренностью. Ты говоришь о личных мотивах Водилика, но я знаю, что и у тебя они есть. Точнее не совсем у тебя и касаются они ...

Император не договорил, при этом его тяжелый, сверлящий взгляд подразумевал больше, чем было открыто произнесено. Плечи Матриарха поникли.

- Отойдите Ваше Высочество. - И дождавшись, когда наследник удалится на несколько шагов, совсем тихо, одними губами в сторону императора прошептала:

- Как ты узнал? - И тут же отчаянно краснея, забормотала: - Я была не в курсе Рейн. Клянусь Триедиными. Она пришла ко мне после его ареста и во всем призналась. Умоляла спасти его. И теперь я не знаю, что с этим делать. Я до сих пор в ужасе от её слов. Это неслыханно. - Она остановилась, желая подавить кипевшие в горле рыдания. - Если об этом узнают, то случится катастрофа. Ведь это, - Клеменция запнулась, - небывалое нарушение традиций. - Она подняла глаза на кузена, готовая прилюдно расплакаться. - И потому тебе не простят их смерти. Особенно если умрет... - Матриарх осеклась, прижав дрожавшую ладонь к губам.

Император отвернулся, вглядываясь в таинственные тени, отбрасываемые тихо оплывавшими свечами на покрытые гобеленами каменные стены. Он смертельно устал. Тишина давила на виски, заставляя горло выталкивать слова, царапавшие небо и резавшие слух. Скривившись, Рейн IV начал произносить самую тягостную в своей долгой жизни речь. В руках сидевших рядом двух пожилых писцов, торопливо записывавших текст окончательного вердикта, оглушительно громко заскрипели перья. Принятым решением будут многие недовольны. Одни сочтут его слишком мягким по отношению коварным заговорщикам, другие посчитают неоправданно жестоким, учитывая заслуги и происхождение осужденных. Впрочем, прежний император не раз говорил, что даже самое лучшее решение проблемы будет встречено кем-то с неодобрением. В любом случае, иного выхода Рейн IV не видел. Призвав Дар, император говорил горячо и убедительно, веско роняя на склоненные головы стоящих перед ним людей каждое слов. Его глаза постепенно темнели, наполняясь насыщенным фиолетовым цветом. Сидевшая на своем троне Матриарх слушала, прикрыв глаза. Она не перебивал, молчаливо соглашаясь с вынесенным приговором. Закончив речь, император повернулся и, отвергнув предложенную наследником руку, тяжело переваливаясь, направился в свои покои. Лишь на мгновение он остановился, услышав за спиной легкий женский полувздох-полустон. Но только на мгновение.

•••

1312 г. от Прихода Триединых.

Табар. Имперская тюрьма

"Лишь Владыки могут обращать свой

Зов на других, преобразуя тем самым

его во Владычий Призыв...".

Миго из Памшо

"О таинствах и ритуалах"

Когда за ним пришли Норбер Матрэл даже не пошевелился. Это был последний визит. Все решения приняты. И на это раз окончательно и бесповоротно. Поэтому сопровождающих было как никогда много. Камера тут же оказалась заполнена звоном кольчуг и стуком копий. Три десятка стражников, большая часть которых толпилась в коридоре, были собраны и сосредоточены. Бывалые войны презрительно косились на трех крючкотворов из канцелярии, боязливо поглядывавших на скованного по рукам и ногам узника. Тем не менее, даже они робели, ощущали гнетущие чувство надвигающейся катастрофы, приближение чего-то ужасного и непоправимого. Конечно, они не боялись, ибо прикоснувшись к красному Дару, человек обретал не только силу и ловкость, но способность подавлять собственные страхи. Но тот, кого они сегодня должны были вести к палачу на расправу, излучал такую иступленную ярость, что казалось воздух в камере загустел, от чего щемило сердце и сдавливало горло. Даже сейчас достаточно было этому внешне сломленному заключенному обратиться к Зову и, невзирая на тяжелые цепи и изломанное тело, он сокрушил бы многих.

Советник Гарено, наряженный по случаю в роскошный лиловый камзол, пытался высокомерием и показной невозмутимостью скрыть колотивший его озноб. Липкий пот проступал на лбу и впалых щеках. Владыка втянул воздух и прищурился. Как и его деймоны он кожей впитывал чужой страх, который подстегивал его, заставляя острее чувствовать собственную исключительность. "Добраться бы до этого напыщенного урода", - подумал он. Магистр представил, как вдавливает внутрь эти ненавистные глаза, ощущая пальцами лопнувшие роговицы. Губы сами растянулись в довольной улыбке, от которой стражники невольно попятились, а советник испуганно ойкнул. "Пока живи червяк. Твой черед еще придет. Главное увидеть мальчика и убедиться, что с ним в порядке. А вот после этого мы еще увидим кто кого".