— Это я убила Франкенштейна, я сделала так, чтобы погибли твои адские отродья, я… и только я… — давясь слезами, проговорила она.

— Что ж… с тобой я разберусь позже, — процедил он, поднимая свою жертву практически над головой.

— Пожалуйста, — пролепетала она, пытаясь удержать застывшие на ее глазах слезы.

— Анна, я четыре века ждал этого момента… — не без удовольствия проговорил он, еще сильнее придавив своего противника.

— Отпусти его, и клянусь, что я навсегда останусь с тобой… все будет так, как ты говорил… на балу… — взмолилась она, положив свою ладонь на руку вампира, мертвой хваткой сжимавшую горло Гэбриэла.

— Анна, не смей, — задыхаясь, прохрипел Ван Хелсинг, делая очередную попытку вырваться из лап Дракулы, но силы оборотня ушли, остался лишь безоружный человек, неспособный сокрушить бессмертного противника.

— Ах, Анна, зачем предлагать мне то, что я могу заполучить и так?

Холодный ветер ворвался в полуразрушенный зал, пронизывая девушку до костей. Казалось, после всего пережитого ужаса, кровь застыла в ее теле, сковывая движения и волю.

— Ты можешь заставить меня силой, но пока мое сердце бьется, я не оставлю попыток сбежать из этой богом проклятой дыры. Каждую секунду пребывания в заточении я буду пытаться убить тебя, но если ты примешь условия сделки и отпустишь его, не посылая следом убийц, я останусь здесь по доброй воле до тех пор, пока тебе не надоест эта игра, и ты не прогонишь меня прочь или не убьешь. Я не буду пытаться убить тебя… — произнося последние слова, девушка перешла на едва уловимый шёпот, но и это не ускользнуло от чуткого слуха вампира.

Одинокая слеза сорвалась вниз, оставив светлую дорожку на покрытой грязью щеке Анны, но, даже осознавая свое полное поражение, девушка не отвела в сторону взгляд, и не опустила головы. Даже в ее мольбе ощущался некий вызов, который она бросала Дракуле.

— Анна, умоляю, не надо… не смей… — шептал Ван Хелсинг.

Вампир какое-то время молчаливо взирал на девушку, поражаясь ее стойкости и самопожертвованию. Чтобы спасти жизнь Ван Хелсинга, она предложила себя в качестве залога, прекрасно понимая, какая участь ее ожидает, если предложение будет принято.

Разжав хватку, вампир выпустил свою жертву, и Гэбриэл бессильно сполз по стене, пытаясь откашляться.

— Неужели я слышу из твоих уст слово «покорность»? — проговорил он, отирая пальцами запачканную щеку.

Усилием воли Анна смогла подавить желание отшатнуться от холодного прикосновения вампира, опускаясь на колени возле Ван Хелсинга, чьи глаза молили ее забрать эти необдуманные слова назад.

— Я выполню все условия нашего договора, не более того, — проговорила она, поправляя каштановую прядь на раненом лице.

— Что ж, да будет так… Ты можешь уходить и забрать с собой своего святошу… вот уже второй раз я отпускаю тебя невредимым… — с долей иронии проговорил Дракула.

Ван Хелсинг поднялся на ноги, опираясь на стену.

— Это ничего, я удивлен, что у тебя вообще хватило сил остаться на ногах, многие после перевоплощения в оборотня не могут даже пошевелиться.

Анна подалась вперед, чтобы поддержать его, но рука Дракулы за талию притянула ее к себе.

— Поверь, эти сантименты лишние: чем дольше прощание, тем сложнее расстаться, — прошептал он ей на ухо, коснувшись губами ее волос.

— Пожалуйста… — прошептала она одними губами, уже не надеясь на то, что Дракула проявит сострадание, но его руки разжались, предоставляя своей жертве свободу.

Девушка кинулась в объятия к Ван Хелсингу, уткнувшись носом в его грудь. В миг сильная и волевая женщина превратилась в кроткую голубку в сильных руках.

— Ты не должна была соглашаться, — прошептал он ей в волосы.

— Должна, так подсказало мне мое сердце.

— Это слишком высокая цена за мою жизнь.

— Учение Господа говорит о том, что любая жизнь бесценна, а любая жертва будет вознаграждена, — проговорила она, не размыкая объятий.

— Как это трогательно, я близок к тому, чтобы расплакаться, — с едкой ухмылкой бросил Дракула, подходя ближе.

— Я вернусь, — едва слышно прошептал Гэбриэл, — в архивах Ватикана должна быть какая-то подсказка. Это не может так просто закончиться.

— Уходи, пока я не передумал, — бросил хозяин замка, ухватив Анну за руку.

Никто из присутствующих не сомневался в том, что этот момент был решающим в судьбе каждого из них. Все испытания, которые они прошли в своей жизни, готовили их именно к этому дню. Не было ни триумфальной радости, ни горького поражения, — была лишь святая уверенность в том, что все происходящее — лишь очередной виток их бренного существования, ведущий путешественников к пока еще невидимой цели. Каждый из них остался с пустым сердцем, тяжелыми мыслями и нереализованными желаниями, застывшими на их лицах, но в каждом сердце продолжала тлеть надежда, способная вспыхнуть от малейшей искры, брошенной судьбой.

Анна с тихой болью провожала взглядом удаляющуюся фигуру человека, ради которого она пожертвовала единственным, что у нее осталось — своей свободой. Не давая себе отчета в том, по каким причинам она совершила столь самоотверженный поступок, девушка лишь удивлялась тому, что за столь короткий отрывок времени он стал неотъемлемой частью ее души. В то же время, оказавшись в плену у своего злейшего врага, принцесса не испытывала привычного страха. На место ему пришло тихое смирение и какое-то новое ощущение, дать название которому она была не в состоянии. Оно зародилось в ее душе в день маскарада и с тех пор медленно подтачивало ее защиту, заставляя неустанно думать об этом.

Гэбриэл, наконец приоткрывший завесу тайны, скрывающей его прошлое, уходил с ощущением глубокой утраты и чувством собственной беспомощности, которую в него вселяло знание. Мужчина приехал в Трансильванию по поручению Ватикана для того, чтобы освободить мир от кровожадного убийцы, наводившего ужас на всю округу, но внезапно открывшиеся подробности его прошлой жизни вызывали больше вопросов, нежели давали ответов, что породило в душе охотника сомнения. Сомнения, которые пошатнули его незыблемую уверенность в правильности своих суждений, заставив руку дрогнуть в самый важный момент, склонив чашу весов в сторону врага. При этом вся тяжесть его поражения легла на хрупкие плечи девушки, осмелившейся встать между вампиром и оборотнем в судьбоносной схватке.

Владислав, потерявший своих невест, потомство, и со смертью монстра — всякую надежду возобновить свои опыты, молчаливо взирал на растворяющийся во тьме силуэт врага, которому он даровал свободу, четко понимая одну истину: пока противник жив, он не повержен. Однако впервые за долгие столетия в нем не вскипела жажда мести, более того, наблюдая за прощанием Анны и Ван Хелсинга, странная тревога зарождалась в груди. Ревность, зависть, горечь, — чувства, которые, как ему казалось, он был не способен испытывать, вспыхнули в сердце, оставляя после себя горький осадок. Игра, которую мужчина начал, чтобы развеять скуку, обернулась против него, заставляя жалеть о том, что не убил принцессу в тот момент, когда она оказалась в его руках. В то же время, как и любого охотника, его обуял азарт. Затерявшись в вечности, он давно перестал мечтать, но, глядя на картину человеческих страстей, желание заполучить благосклонность девушки, зародившееся ранее окончательно окрепло, прорастая вглубь его холодного сердца. Ему уже было недостаточно пленить красавицу, насильно обратив в себе подобную. Каждая клеточка его тела желала взаимности, отметая в сторону тщеславие, напыщенность и жажду власти, порождая глубокое внутренне противостояние, страшащее его. Как и многие до него, Владислав стал жертвой первородного греха, желая вкусить запретный плод. Ирония судьбы заключалась в том, что он мог обладать любой женщиной, но хотел лишь ту, что ненавидела его всеми силами души.

Порыв ветра со скрипом распахнул чудом уцелевшие ставни, заставив все тело девушки содрогнуться от холода, проникшего в ее тело ледяными иглами. В этот момент кусок ткани лег ей на плечи. Инстинктивно укутываясь в нее, Анна даже не осознавала того, что плащ, который она с презрением отвергала ранее, сейчас был для нее теплее пухового одеяла, нежнее тончайшего шелка, желанней подогретого вина, даря ей столь необходимое тепло и успокоение.