— Больше десяти, мой друг… — это обращение на миг всколыхнуло в его памяти воспоминания, заставив погаснуть решительность, которая светилась в его глазах.

— Помнится при нашей последней встрече я предупреждал тебя, что следующая принесет смерть одному из нас… поэтому склонен предположить, что наша встреча при таких условиях не случайна.

Махнув рукой, Дракула подозвал к себе командира своей охраны, жестом приказав проследовать вперед и не дожидаться господина. Ударив лошадей в бока, отряд растворился в темноте, окутавшей все вокруг своим непроницаемым плащом. Мужчины какое-то время сидели в молчании, прислушиваясь к удаляющемуся топоту копыт.

— Не случайна… — тихо подтвердил Ван Хелсинг, посмотрев на своего бывшего товарища.

— И что же сподвигло тебя, мой друг, вылезти из той норы, в которой ты сидел все эти годы? Оставить жену? Сына?

— Ты… твоя жестокость и неуемная жажда власти.

— Ах, Гэбриэл, не пытайся влезть в то, чего не в состоянии понять. Я тебе уже говорил об этом однажды.

— Твоя жестокость перешла все мыслимые границы. Я смотрел на то, как ты убивал на поле боя, опьяненный запахом крови; стерпел, когда ты, поддавшись мести, сводил счеты с боярами, посмевшими учинить бунт; не вмешивался, когда ты учинял кровавые расправы над турецкими отрядами, приехавшими собрать дань, но сейчас, Влад, только безумец может остаться стоять в стороне. Ты превратил эти земли в залитое кровью поле, но посмотри, твоя рука занесена не над врагом, а над своим же народом.

— В народе тоже есть предатели…

— Ты убил ни в чем не повинных детей. В тебе не осталось даже тени того человека, которого я считал своим другом. Это были лишь крестьяне, неспособные постоять за себя.

— Это были те, кто осмелился предать своего господаря, но, как оказалось, семя этого предательства зародилось с сердцах самых близких мне людей. Что ж, очень жаль.

— О чем ты говоришь? — спросил Ван Хелсинг, прочитав в глазах друга ту горькую решительность, которая отражалась на лице друга лишь тогда, когда решение, принятое им, терзало его душу, сильнее раскаленного железа.

— О том, что меня предал самый близкий моему сердцу человек. Тот, ради которого я был готов перевернуть весь этот мир, и оттого грех его предательства еще тяжелее, но расплата придёт к каждому из них…

Ван Хелсинг с ужасом слушал эту пугающую исповедь бывшего товарища, желавшего свести счеты со своей семьей, и все большая решимость читалась в его взгляде. Он понимал, что единственным близким человеком, оставшимся у Влада, был отец. Жена его несколько месяцев назад погибла при трагических обстоятельствах, а дети были слишком малы, чтобы вызвать такую жгучую ненависть в сердце мужчины.

— Ты не можешь этого сделать… чтобы между вами ни произошло… — проговорил он, положив руку на рукоять собственного меча.

— И кто же меня остановит, Гэбриэл? — с вызовом бросил он.

— Я…

— Что ж, как будет угодно! — прокричал он, выхватив короткий кинжал из-за пояса, пытаясь поразить своего соперника, но Гэбриэл, ожидавший этого выпада, отскочил в сторону, заставив коня подняться на дыбы.

Дракула тем временем обнажил свой клинок, подъезжая ближе. В эту секунду ночную тишину огласил траурный плач железа, ознаменовавший начало противостояния, которому суждено будет продлиться четыреста лет. Некогда лучшие друзья, братья, на крови поклявшиеся оберегать друг друга, скрестили мечи, схлестнувшись в битве. За спиной каждого воина стояла высшая сила, стократ усилившая их реакцию, выносливость и решимость.

Кони, опьяненные звуками битвы, нервно переминались с ноги на ногу, пока соперники отражали смертоносные удары друг друга. Дракула, лучше владевший приемами верхового боя, наступал, загоняя своего соперника в угол, откуда он уже не сможет выбраться. Воспользовавшись промедлением бывшего друга, одним точным ударом рукоятью он выбил его из седла, спрыгивая следом. Одним движением граф отстегнул серебряную фибулу, держащую плащ, и откинул его в сторону, чтобы не путаться в нем во время сражения.

— Спокойная жизнь смягчила тебя, Гэбриэл, ты потерял былые навыки, — с усмешкой бросил Дракула, приближаясь к лежащему сопернику. — Вставай, воин должен умереть с мечом в руках, я дарую тебе эту честь.

Гэбриэл, отерев кровь, выступившую из рассеченной раны на лице, поднялся на ноги, облокотившись о ствол стоящего рядом дерева. Когда мужчина ехал сюда, он до последнего не терял надежду, что сможет вразумить своего друга, но сейчас, глядя в его холодные глаза, жгучая ненависть зарождалась в его сердце. Собрав все свои силы, он бросился на своего врага, один за другим нанося удары. На этот раз уже его противнику пришлось отступать, отражая смертоносные выпады, высекающие искры соприкасающихся мечей.

В ту же секунду лошадь Ван Хелсинга, повинуясь легкому жесту хозяина, ворвалась в кровопролитную схватку, мордой толкнув Дракулу вперед. Перехватив стремительный удар меча, он не заметил, как Ван Хелсинг выхватил из-за пояса кинжал, по самую рукоять пронзивший его грудь. Дракула издал приглушенный стон и осел, инстинктивно хватаясь за одежду своего друга. Кровь огненной струйкой поползла вниз с каждой каплей, забирая у него жизненную силу.

— Клянусь богом и людьми, я отомщу… — прошептал Влад, теряя последние силы.

— Прости, мой друг, — проговорил Гэбриэл, опускаясь на колени рядом с бывшим товарищем. Резко вынув кинжал, он нанес еще один стремительный удар, провернув острие внутри.

В этот момент в глазах Дракулы вспыхнула последняя жизненная искорка, затуманив его взор. Тело послушно обмякло в руках товарища, а одинокая слеза, замерзшая на щеке, так и не сорвалась с холодеющей кожи.

— Боже, прости… — обняв остывающее тело друга, проговорил Гэбриэл.

В это мгновение казалось, что мир ушел у него из под ног: он не мог вспомнить ни подробностей битвы, ни того, кто двигал его рукой в этот момент. Лишь сводящие с ума голоса в голове внушали ему свою волю: один твердил о милосердии и прощении, второй об убийстве и ненависти, заставляя нанести товарищу последний удар. Совершенно запутавшись в этой непрерывающейся какофонии голосов, грозящих обернуться помешательством, он поддался злобе, разливающейся в душе, и нанес второй удар. В миг голоса стихли. Осталась лишь осознание того, что он пронзил сердце человека, много раз спасавшего ему жизнь. Гэбриэл хотел взывать к небесам за прощением, но сам не мог простить себя, хотел найти себе оправдание, но мысли в голове путались, не желая складываться в единую картину. Было лишь горькое понимание того, что движимый яростью и жаждой справедливости, он убил собственного друга, пусть даже заслужившего смерть, и это осознание нависло над ним подобно топору палача, который Гэбриэл собственноручно хотел опустить на свою шею.

Коснувшись взглядом недвижимой руки, он увидел старинный перстень, сверкавший на безымянном пальце.

— Я отнесу его твоему отцу, мой друг, а после вернусь за тобой, — проговорил он, снимая семейную реликвию.

Звук приближающихся всадников возвестил об их прибытии задолго до того, как из тьмы появились их силуэты. Шестеро приближающихся воинов на полном ходу двигались к месту их дуэли. Выступив вперед, Ван Хелсинг обнажил меч, готовясь встретиться с новой опасностью, но, увидев дракона, развивающегося на знамени, подобно тому, что застыл на золотом кольце, вложил меч в ножны.

— Кто ты?! — раздался громовой голос седовласого старца.

— Меня зовут Ван Хелсинг, я пришел сюда, чтобы… — отчаянный возглас прервал его речь на середине.

— Мой сын, — прокричал старик, спрыгивая с лошади и подхватывая в объятия бездыханное тело мужчины, лежащего на высохшей листве, — ты убил его, убил моего наследника, правителя этих земель.

В туже секунду Ван Хелсинг почувствовал сильный удар рукояти в районе шеи и рухнул на землю, выронив кольцо, закатившееся в расщелину между камнями. Старик тем временем продолжал причитать, пытаясь вдохнуть жизнь в своего сына.