Ответа не последовало — незнакомец навис над ней, ставя на ноги. Анна пыталась вырваться из его цепких рук, но эти попытки больше напоминали возню беззащитного ребенка, пытающегося вырваться из рук опытного гувернера, чтобы избежать наказания. Мысленно готовясь встретить свою смерть, девушка закрыла глаза, прося прощения у всех своих предков, чьи души навсегда останутся в чистилище, потому что она не смогла исполнить свой долг.
Неожиданно незнакомец отпустил ее, издав булькающее хрипение, и девушка почувствовала, как брызги чего-то липкого оросили ее лицо. Находясь на грани панического приступа, Анна нашла в себе силы открыть глаза. Перед ней стоял Дракула, голой рукой разодравший глотку нерадивого вампира. Секунду спустя его тело, упавшее к ногам девушки, обратилось в тлен, разлетавшийся по комнате при дуновении ветра из распахнутого окна.
Анна, готовая сию секунду провалиться сквозь землю, лишь бы не испытывать больше этого непреходящего ужаса, попятилась назад, пытаясь нащупать рукой хоть какую-то опору, но ноги будто налились свинцом, готовые в любой момент отказать своей хозяйке.
Мужчина, чувствуя, что девушка вот-вот лишится чувств, подошел ближе, схватив ее за плечи, и проговорил:
— Анна, смотри на меня. Успокойся.
Его голос обладал какой-то гипнотической властью, которой девушка не могла сопротивляться. В один момент ее тело послушно расслабилось и осело в руках мужчины.
— Вот и хорошо, а теперь — спи, — проговорил он, поднимая ее на руки.
Подойдя к сводчатому окну, Дракула перемахнул через парапет, на лету превращаясь в огромную летучую мышь. Несколько взмахов могучих крыльев подняли его высоко над дворцом, откуда он мог не без удовольствия наблюдать картину собственного триумфа.
Яркая вспышка прошла через весь дворец, озарив округу. В этом свете можно было заметить и небольшую лодку, скрывающуюся в ночном тумане, и двух человек, запертых в водной ловушке у подъезда к его летней обители.
— Домой! — бросил он подлетевшей к нему Алире, растворяясь в ночном мраке, как и положено воплощению ночного ужаса, заставляющего трепетать людские сердца.
* Одна из позиций в танце — сильный прогиб торса назад.
========== Сделка ==========
Комментарий к Сделка
Следующие две главы я хочу посвятить прошлому Ван Хелсинга и Дракулы, прежде чем окончательно перейти к основному повествованию.
На мой взгляд, это достаточно тяжелая часть и в написании, и в понимании, но мне очень хотелось коснуться этого (надеюсь, что получилось правдоподобно), чтобы объяснить, почему они стали такими в будущем. Хочется верить в то, что у меня получилось упорядочить поток своих мыслей и передать их читабельной форме.
Искренне надеюсь, что Вам понравится.
Трансильвания 1462 г.
Предсмертные стоны ужасающей песней разносились по округе, вселяя ужас в сердца селян, которых обошел стороной злой рок, оставив им самое дорогое — жизни. Когда разъяренный господарь явился в небольшую деревню, чтобы собрать кровавую дань, люди с немой мольбой падали ниц, желая отсрочить свой конец, но все их попытки были тщетны. На этот раз эта кровавая вакханалия приобрела поистине пугающие масштабы, забрав в свои объятия мужчин, женщин и даже детей, корчившихся в нестерпимой муке на острых колах. На изувеченных мукой лицах застывали пугающие гримасы боли и отчаяния, взглянуть на которые не могли даже бывалые воины, входящие в сопровождающий эскорт своего господаря.
Уже больше десяти лет Дракула был наместником своего отца и железной рукой правил Трансильванией и Валахией, внушая страх каждому обитателю этих мест. Прославившись на всю Европу не только своими вылазками против турок, но и необычайной жестокостью, с которой он расправлялся со своими врагами, Владислав по праву стал считаться одним из самых суровых правителей своего времени.
Издав в своем княжестве строгие законы, он жестоко карал нарушителей, выставляя их тела на городских площадях в назидание остальным. Ни одна деревня не смела нарушить сроки уплаты повинностей и налогов, страшась ужасной расправы, которая могла последовать за неповиновением. Справедливости ради стоит отметить, что на руках Дракулы было не больше крови, чем на руках любого правителя в средневековой Европы, однако методы, которыми он достигал поставленных целей, гремели по всей округе, делая из сурового правителя жестокого тирана-садиста, получавшего удовольствие, наблюдая за предсмертными страданиями умирающих.
Не все суеверные слухи, которыми крестьяне наделили своего правителя, были правдивы. Однако, взглянув на его высокую фигуру, медленно прогуливающуюся сквозь бесчисленные ряды несчастных, можно было с уверенностью утверждать, что он черпал удовольствие и силы в их страданиях. Эта странная, ничем не объяснимая привычка укоренилась в его душе много лет назад, когда он впервые в порыве злости предался жестокости, насадив погибших на Косовом поле воинов на кол.
Этот мрачный осенний день навсегда изменил характер и образ мыслей молодого человека, вселив в его душу ничем непоколебимую уверенность в том, что власть зиждется лишь на силе и жестокости, от которых должны трепетать сердца врагов и друзей. С того самого дня Влад не изменял своей привычке, прохаживаясь между страдающими людьми и вглядываясь в их лица, будто стараясь запечатлеть в своей памяти образ каждого посланного им на смерть.
Сейчас же эта расправа над торговцами и ремесленниками приобрела для него глубоко личные счеты, навсегда погасив в сердце властного правителя тлеющие угли сострадания и милосердия. Находя в этой мести горькое утешение, он всеми силами пытался подавить боль потери и предательства, раздирающую его изнутри. На этот раз в своем железном кулаке мужчина зажал свое сердце, с корнем вырывая из него любовь, преданность и уважение, на которые был еще способен.
Каждый крестьянин превратился для него в личного врага, посмевшего затушить светоч, который освещал его жизнь, удерживая от необдуманных поступков и неконтролируемой жестокости. Теперь же, в очередной раз испытав боль потери, он подобно бешеному псу, сорвавшемуся с поводка, кусал всякого, кто оказывался на его пути.
Последние лучи солнца догорали на горизонте, озаряя красным заревом снежные шапки, застывшие на горных вершинах. Потухающим взором Дракула проводил уходящий день и направился к вороному жеребцу, нервно рывшему землю копытом. Потрепав по морде единственного оставшегося у него друга, мужчина поставил ногу в стремя, обведя последним взглядом написанную им кровавую картину и резким движением развернув коня, коротко крикнул сопровождающим его воинам, переходя на галоп:
— В замок. У меня есть еще один неоплаченный счет.
Небольшой отряд, разрывая ночную пелену, помчался по узкой горной дороге, оставив позади объятую ужасом деревню, залитую кровью плаху и мучительные стоны умирающих. Доехав до небольшой развилки, все остановились, ожидая решения их предводителя. Основная дорога, огибая огромный горный хребет, уходила в сторону, скрываясь за поворотом, вторая, более мелкая, шла вверх. Эта тропа, узкой змейкой поднимающаяся в горы, густо поросла ежевикой, но все же оставалась доступной для конных воинов, поднимающихся один за другим. Этот путь был самым коротким из всех, поэтому, презрев опасность, которая может подстерегать путников по всему маршруту, граф повернул на нее, тихо взбираясь по каменистой породе. Редкое уханье совы и равномерный стук копыт были единственными звуками, нарушающими тишину, что придавало пугающий оттенок окружающей их природе.
Показавшаяся впереди одинокая фигура, подобно ночному призраку, выплывающему из тумана, заставила воинов остановиться, поддавшись суеверному страху, лишь граф, будто не замечавший нависшей над ним угрозы, шел вперед, устремив пронзительный синий взгляд на незнакомца.
— Здравствуй, Гэбриэл! Сколько лет прошло… — бросил он, оглядывая своего бывшего товарища.
Время и пережитые невзгоды оставили и на нем свою печать, стерев с лица улыбку, а с глаз — жизнерадостный блеск, что придало его чертам суровую мужественность, которая читалась на лицах тех, кто, претерпев утраты и лишения, рвался в бой, бросая вызов судьбе. Легкая щетина и мешки под глазами говорили о том, что мужчина несколько дней находился в пути, очевидно следуя по очень важному делу.
