Нет, сейчас уцепиться за него не получится. Мальстен знал, что не успеет сосредоточиться, поэтому ему пришлось вновь отбиваться от когтистых лап почти вслепую. Но теперь данталли, по крайней мере, знал, чего хаффруб пытается добиться. Нельзя было давать твари зайти со спины, впиться в затылок. Если ему это удастся, процесс уже будет не обратить, ничто после этого уже не спасет.

В далеком детстве, когда об этом рассказывал Сезар, Мальстен содрогался от страха перед этими существами, но сейчас не было даже тени прежнего страха. Не было вообще ничего, кроме желания избавиться от врага.

Хаффруб попытался нанести удар когтистой лапой по ногам своей жертвы. На этот раз Мальстену удалось полностью отследить движение и вовремя направить клинок наперерез этой атаке. Лапа похитителя кожи отлетела в сторону, заставив существо истошно завопить от боли. Мальстен не позволил себе расслабиться и потереть слезящиеся глаза. Он сумел прорваться сквозь мучительное жжение и всмотреться в контуры покрытого чешуей тела. Хаффруб был размером со среднего человека, однако передвигался преимущественно на четвереньках, напоминая своими движениями странную, противоестественную смесь человека с рептилией. На всех трех оставшихся конечностях похитителя кожи наличествовали длинные острые когти, а огромный рот с рядом мелких острых зубов угрожающе скалился. Светло-зеленая кровь, только что фонтаном лившаяся из обрубка передней лапы, начала останавливаться с удивительной скоростью: похоже, процесс отращивания новой конечности должен был вот-вот начаться.

В голове Мальстена невольно промелькнула мысль о том, что он стал едва ли не единственным из ему подобных, кто знает, как выглядят хаффрубы, не понаслышке. Но знать было мало — теперь с этой тварью необходимо справиться, а эта задача потруднее, нежели просто разглядеть.

«Увидел? Значит, можешь связать! Сейчас, или никогда!»

Рука данталли едва заметно напряглась, в попытке выпустить видимые лишь ему одному черные нити, вмиг сделавшиеся непослушными и почти неконтролируемыми, будто воздух превратился для них в тягучую вязкую преграду. Опасения, зародившиеся в душе Мальстена, тут же подтвердились: с первой попытки ухватиться за тело существа не удалось. Нити кукловода словно соскальзывали с блестящей чешуи, потребовалось неимоверное усилие, чтобы преодолеть мешающее сосредоточиться жжение в глазах и усилить хватку. Лишь со второй попытки нити прорвались сквозь защиту хаффруба, прочно связываясь с его телом.

Мальстен шумно выдохнул, не скрывая облегчения: теперь, когда тварь находилась под контролем, неумолимое жжение в глазах поутихло.

Странная мысль о том, что на площади в жилых домах никто не обратил никакого внимания на чудовищные вопли похитителя кожи, как, впрочем, и на саму шумную схватку, бегло мелькнула в сознании демона-кукольника.

«Неужто в городе знают о хаффрубах? Люди живут с этими существами в мире и направляют к ним путников, чтобы те съедали их и не трогали местных жителей? Так, что ли? Вот это договор! Вот тебе и «тихий город» Фрэнлин! А монстрами и предметами всяких конвенций при этом считают только данталли…»

Впрочем, на рассуждения такого рода не было времени. Не произнося ни слова, данталли чуть повел пальцами, дергая за нити, которые поддавались непривычно тяжело. Связанный хаффруб начал подниматься на ноги, суставы его легко выгнулись, позволив ногам и рукам распрямиться, и уже человеческой походкой похититель кожи отошел к стене близстоящего дома и в ужасе уставился на свою бывшую жертву, превратившуюся за секунду в охотника.

— Данталли… — скрипучим голосом произнес хаффруб, скривившись от боли: его лапа, только что отрубленная демоном-кукольником, начала стремительно отрастать. — Невозможно… ты не можешь меня контролировать!..

— Скажи это еще раз, потешь мое самолюбие, — нехорошо усмехнулся Мальстен, тут же подивившись собственным словам и столь нехарактерному для себя тону.

Упрямец. Люблю упрямцев. С ними интереснее всего. Что ж, посмотрим, как ты держишься.

Слова Бэстифара, сказанные четыре года тому назад во время допроса Грэга Дэвери, отчего-то всплыли в памяти и засели в ней, будто заноза, которую не представлялось возможным вынуть.

Похититель кожи издал нечто среднее между рычанием и шипением, вырывая кукловода из назойливых воспоминаний.

— Ты следил за мной от трактира, — нахмурившись, произнес Мальстен, и по его тону пленник прекрасно понял, что это не было вопросом. — Горожане знают о вас? Сколько вас там? И сколько в городской страже?

Данталли задал последний вопрос, вспомнив сегодняшний сбивчивый рассказ прохожего о «Старом серпе». Этот человек упомянул, что в городской страже люди также не работают дольше пары-тройки лет, а ведь именно такой срок нужен, чтобы хаффрубу потребовалось сменить кожу. Стало быть, некоторые стражники тоже иные, но не все. Те, что стояли у ворот и встречали путников сегодня, были людьми.

Существо, накрепко связанное нитями, нервно осклабилось.

— Отправляйся к бесам со своим допросом, данталли! — прошипело оно.

— Отвечай! — Мальстен угрожающе приставил саблю к горлу похитителя кожи. Он почувствовал желание марионетки отстраниться от клинка и вжаться в стену, но не позволил ей этого сделать.

— Ты все равно убьешь меня, — в нечеловеческом голосе хаффруба проскользнула заметная дрожь. — Какой мне резон помогать тебе перед смертью?

— Ты прав, я тебя убью, — нахмурился Мальстен. — Вопрос лишь в том, сколько это будет длиться. Расскажешь все по-хорошему, умрешь быстро, а если нет, что ж, посмотрим, как ты держишься.

Собственные слова заставили данталли вздрогнуть. Никогда в жизни ему не приходилось вести таких допросов, и Мальстен не представлял, каков он в роли мучителя. Все время, проведенное в Малагории, он укорял Бэстифара в излишней жестокости, не понимал того любопытства, которое аркал испытывал, наблюдая за чужой агонией. И вдруг — те же самые речи, подкрепленные тем же самым интересом, непроизвольно вырвались у данталли.

Вы не просто убили их, Мальстен, вы устроили из этого… представление.

Слова Аэлин, произнесенные после расправы над пятнадцатью олсадскими жрецами невольно всплыли в памяти, перемежаясь с тем, что говорил Грэг Дэвери, явившись в цирк, чтобы убить данталли:

…оказывается, здесь даже не одно чудовище, а два, и одного из них должны были казнить два года назад.

Мальстен на миг оторопел от собственных мыслей. Он был не в силах поверить в то, что на деле та самая жестокость, что так пугала его в Бэстифаре, жила и в нем самом. Не от этого ли данталли в действительности бежал, когда покидал Малагорию? Не потому ли так не хотел расставаться с расплатой, ведь она всегда напоминала ему, какова цена за силу, которую он мог обратить против других. Как вел бы себя Мальстен Ормонт, если бы и впрямь применял бы свои способности безнаказанно? Сколько человек умерло бы от его рук — от его нитей — просто потому, что они встали на его пути? Даже подумать об этом было страшно.

…вы с Бэсом похожи, только ты — куда больший моралист, нежели он. Применяя свои силы, Бэстифар никогда не испытывает угрызений совести, а ты — постоянно…

«Неужто это единственное различие между нами? Ох и не вовремя же я решил об этом задуматься!» — мысленно отругал себя Мальстен.

Хаффруб заметил смятение кукловода.

— Запугивай меня, сколько хочешь, данталли! Но мы оба понимаем, что пытка, которой ты меня здесь стращаешь, не продлится долго. Время на тебя не работает: с каждой минутой мои сородичи все ближе подбираются к девчонке в трактире. Возможно, кто-то из них уже принял ее облик, а после кто-то примет твой.

Мысль о том, что Аэлин в опасности, заполнила собою все вокруг, резко отодвинув несостоявшийся допрос на второй план. Мальстену вмиг не стало никакого дела до информации, которую мог дать похититель кожи. Нужно было возвращаться, пока не поздно. Если еще не поздно…