Фрэнлин, Везер

Двадцать второй день Матира, год 1489 с.д.п.

В момент прощания с Теодором Глассом Аэлин держалась молчаливо и лишь кивала, подтверждая некоторые слова благодарности, которые произносил старому другу Мальстен. Женщина невольно думала о том, что ее спутник имеет склонность выбирать себе весьма странных друзей, и размышляла о том, насколько необычным со стороны может выглядеть и ее союз с данталли. От аггрефьера эти мысли охотницы не укрылись, однако он — за что Аэлин была ему искренне благодарна — предпочел оставить всевозможные замечания при себе, ограничившись лишь многозначительным взглядом в сторону своей гостьи. Протянув ей для прощания трехпалую руку, Теодор кивнул, дружественно сказал, что вовсе не держит зла за заточение в подполе хижины, и попросил отринуть подозрения в мстительности. Аэлин приняла слова вестника беды к сведению, однако доверия они у нее не вызвали.

Позже в пути Мальстен не раз объяснял своей спутнице, что Теодор Гласс ночью оказался во власти собственной природы, не позволяющей ему перечить воле Рорх. С точки зрения аггрефьера, вмешавшись, Аэлин совершила преступление против богини, и теперь только сама Смерть будет взымать с нее плату за это. К этому предположению сам Мальстен относился весьма скептически. Он называл Теодора надежным другом, несмотря на его суеверие, утверждал, что аггрефьер безопасен, и, несмотря ни на что, ему можно доверять.

По дороге Аэлин еще несколько раз возвращалась к этому разговору, однако ее спутник продолжал всячески защищать вестника беды, и женщина предпочла более не вести с ним споров. В конце концов, Теодор Гласс, похоже, был единственным другом, оставшимся у Мальстена со времен Войны Королевств. Поразмыслив, Аэлин решила, что данталли имеет куда больше оснований доверять аггрефьеру, чем она — опасаться его. Если бы Теодор хотел причинить Мальстену вред, он использовал бы один из множества шансов сделать это, когда его друг бежал из Малагории. Данталли рассказал, что покинув Обитель Солнца, первое время он скрывался в доме Теодора. То, что столько времени вестник беды не осмелился отправить Мальстена на встречу с Рорх, стало окончательным аргументом для охотницы, чтобы отринуть свои подозрения на счет аггрефьера и продолжить путь, не возвращаясь к этому разговору.

Несколько раз Аэлин пыталась расспросить спутника подробнее о Бэстифаре шиме Мала, однако эту тему данталли поддерживал явно без особенной охоты, и вскоре женщина прекратила попытки разговорить его, сосредоточившись лишь на дороге.

Путешествие до Фрэнлина выдалось на удивление спокойным. Все три дня пути никто из возможных преследователей так и не вышел на беглецов. Поначалу Аэлин и Мальстен готовы были схватиться за оружие при каждом лесном шорохе, однако вскоре пришли к выводу, что после Олсада погони за ними не было.

Данталли был искренне удивлен, что Бенедикт Колер после стольких лет охоты все же оказался достаточно опаслив, чтобы не отправить за беглым анкордским кукловодом целую толпу жрецов в надежде выиграть количеством. Аэлин же убеждала спутника, что слава фанатичного убийцы, преследующая старшего жреца Культа Кардении, несколько преувеличена, и тем опаснее на деле их противник. Женщина была уверена, что теперь, узнав, на что способен Мальстен, Бенедикт тщательнейшим образом будет изучать, как подобраться к своему врагу, минуя его опасные способности. Это, по мнению охотницы, лишь увеличивало исходящую от Колера угрозу, но при этом давало и некоторую передышку от его преследования. Аэлин уповала лишь на то, что добраться до Малагории, куда Красному Культу нет доступа, они успеют раньше, чем Бенедикт найдет способ справиться с Мальстеном и передаст необходимые сведения своим коллегам.

На двадцать второй день Матира, когда едва заметное похолодание возвестило о приближении второго осеннего месяца, перед путниками, наконец, показались ворота Фрэнлина.

— Повезло, — заметил Мальстен. — Нет очереди на входе в город. Когда начинается сезонный карнавал, здесь бывает не протолкнуться.

— Может, оно и к худшему, — пожала плечами Аэлин. — В толпе было бы проще остаться незамеченными.

Данталли пожал плечами.

— Зато найти место для ночлега было бы проблематично.

— Тут ты прав, — криво улыбнулась охотница. — Особенно по приемлемой цене. Роскошных комнат и лучшей еды мы сейчас не потянем. Если только у тебя и в этом городе нет друзей-иных, которые бы нас приютили.

Мальстен прищурился, качнув головой.

— Боюсь, нет, в этом городе у меня знакомых не наличествует.

— Что ж, тогда нам придется попытаться здесь заработать, — повела плечами Аэлин, решительно двинувшись к городским воротам.

— Заработать? — непонимающе качнул головой данталли, поравнявшись с попутчицей. — Что ты имеешь в виду? Охоту?

— Только не прими на свой счет, но мой опыт подсказывает, что в любом городе за редким исключением обнаруживаются проблемы с иными существами. Охотники востребованы, пока есть чудовища, Мальстен. И на этом вполне можно сыграть. На твоем месте, я бы помолилась Тарт, чтобы монстры здесь были.

«Как бы нас вместо Тарт Крипп не услышал», — хмуро подумал данталли, молча проследовав за спутницей к городским воротам.

Стражники на посту со скучающим видом окинули странников взглядом и вопрошающе кивнули.

— Кто такие? С какой целью в городе?

Аэлин уже набрала в грудь воздуха, чтобы что-то сказать, однако Мальстен, уловив подозрительный взгляд стражников на оружии молодой женщины, предпочел опередить ее.

— Грегор и Беата Шосс, господа, — театрально поклонился он. — Циркачи. Хотим выступить на грядущем карнавале. Беата жонглирует ножами, а я… мастер иллюзий. Возможно, вы даже слышали обо мне? Прежде я выступал в малагорском цирке.

Стражники переглянулись. Мальстен уловил на своем затылке прожигающий взгляд охотницы, однако оставил его без внимания.

— О малагорском цирке слышали. Кажется, и о вас что-то… — уже приготовившийся хвалиться своей мнимой просвещенностью крупный мужчина прочистил горло и нахмурился, вновь с подозрением изучая путников. — Только вот рано еще для карнавала.

— Хорош тот артист, который все просчитывает заранее. Иллюзиям нужна подготовка. Знаете ли, мы хотели присмотреться к городу, изучить местную публику и найти себе подходящее место, пока не начался наплыв народа, — Аэлин с трудом подавила в себе удивление, заметив, как поменялись интонации данталли, как только он принял на себя этот странный образ. На лице его заиграла заговорщицкая улыбка, в голосе послышались вкрадчивые интонации, а слова зазвучали почти нараспев. Казалось, вот-вот от него можно будет услышать нечто, вроде: «Не проходите мимо, господа! Только сегодня и только у нас — великие артисты малагорского цирка покажут свои знаменитые номера! Не пропустите зрелище, о котором будете рассказывать внукам!»

Охотница невольно подумала, что этот образ, как ни странно, удивительным образом сочетается с данталли. Былая мрачность испарилась с его лица, оставив место лишь артисту, искренне любящему свое искусство. Встреть Аэлин Мальстена впервые именно таким, она поверила бы ему безоговорочно.

Стражники вновь переглянулись. Один из них кивнул и махнул рукой.

— Проходите.

— И удачи! Придем на вас посмотреть, — добавил второй. — Особенно на тебя, красавица.

Аэлин, поддерживая игру своего спутника, одарила стражников обворожительной улыбкой и присела в изящном и при этом удивительно гротескном подобии реверанса, умело изобразив из себя провинциальную артистку, стремящуюся показаться благородной леди.

Мальстен не мог не отметить лицедейский талант своей спутницы. Теперь он был совершенно не удивлен, что ей удалось обвести Бенедикта Колера и его приспешников вокруг пальца, остаться гостьей в обители Красного Культа и ничем не выдать своей связи с данталли.

Однако одновременно с восхищением в душе кукольника шевельнулось странное, колкое, неприятное чувство при виде этой улыбки, адресованной стражникам у ворот. Только что примеренный образ мгновенно испарился, как будто и не появлялся вовсе.