А как же фургон, возы, транспорт?
Нет, приходится держаться большой дороги. Вот если бы попался лесок у дороги!
На полях гудят молотилки, над дорогами виснут немецкие бомбовозы, рвут телеграфные провода, бьют по переправам, создают сумятицу, нагло и безнаказанно расстреливают скопления беззащитных людей.
Перфил с лошадьми отбился от стада, все выискивает овражек, рощицу, перелесок, вовремя на помощь ферме не придет.
- Старайся держаться у нас на виду, - предупреждает Савва, - в случае чего - спеши на помощь.
Да разве у Перфила ферма в голове? Попробуй узнай, что у него на уме...
- Конь - это тебе не корова! - препирается Перфил с пастухом. - Кони чуть заслышат рев самолета над головой - шалеют! Не разбирают, крутой яр перед ними, человек ли, дерево... Прямо на людей мчатся. Вот и приходится быть начеку, осторожничать, маскироваться. Приспособляться к местности. Наука эта тактикой называется, - бубнил он.
Тракторы, машины пошли своим ходом на волжские земли, когда же дойдет скот?
Павлюк с Мусием Завирюхой задались целью поскорее вывести скот в безопасное место. Тогда уже Савва со своим, так сказать, отрядом сам наведет порядок на ферме. Чуть ли не профессором считают пастуха молодые девчата, в том числе ветеринар и зоотехник, и то сказать, совсем еще недавно за партою сидели. Доярок он же уму-разуму учит... Где, как не в трудной дороге, проверяется человек, его пригодность в деле. Ничего бы Савва не хотел, лишь бы Марко был под рукой. Из-под густых, торчащих бровей Савва бросает угрюмый взгляд в сторону сына: у парня свои пути-дороги. Он, конечно, не станет отговаривать сына - не такое время. Разве Марку Легко бросать ферму? Да не может быть радости на земле, пока не сгинет гитлеровская нечисть.
Вырастили буйные хлеба, выходили молочное поголовье, вся земля в цвету, гудят пчелы, под тяжестью краснобоких яблок гнутся ветви изобилие, достаток, - да приходится бросать все, что честно нажито трудовыми руками, оставлять немецкому колбаснику.
...Сумрачны были лица, заплаканы глаза, когда люди провожали стадо на восток.
Были и такие, что противились этому.
Раздобревшая Санька причитала:
- Мы растили, мы выхаживали, а теперь угоняете?
Мол, она болеет за судьбу фермы.
- А ты что, хотела, чтобы в Германию вывезли скот? - резко спросил Павлюк.
- Просто я не дрожу от страха. Немец сюда не придет, - с деланной, беспечностью возразил тогда Селивон, поднял на смех Павлюка, - разводите панику, вместо того чтобы подбадривать массу.
Павлюку ясны тайные мысли Селивона, он понимает, куда клонит хитрая лиса, понимают ли это другие?
- Сено развезли по дворам, зерно раздали, - напоминает Мусий Завирюха, - а племенную ферму спасать надо.
- Чтобы после войны дальше развивать удойную породу, - поддержал его Марко.
- Еще, может, отгонят назад немца, а вы уже баламутите людей, угоняете скот! - высказал свое неодобрение руководителям колхоза Игнат Хоменко.
- А чего же ты поднял крик, чтобы скорее раздавали сено и зерно? укорил Савва. - Драл горло - хотите, чтобы врагу досталось?
- Немец еще за горами за долами, а вы уже скот угоняете! - кричала и Санька.
- Хочешь, чтобы фашисты молочком лакомились? - съязвил вечный ее недруг Марко.
- Чтобы тебя первая пуля достала! - злобно огрызнулась Санька.
Недруги и рады бы расстроить планы Павлюка, отправляющего ферму в тыл, а с фермой и табун лошадей, да не в их это власти. Тогда в потемках стали исчезать с повозок плуги, колеса.
Да разве только плуги, колеса?
Глухой ночью исчезли лежавшие возле кузницы два точила - огромные каменные круги. Невдогад людям - кому они понадобились, зачем?
Один Мусий Завирюха сразу смекнул, что к чему. Дошлый мужик, читает в чужой душе:
- Не иначе как надумал кто-то ставить ветрячок!
До чего же дальновидные люди есть на селе!
Следующей ночью кто-то разобрал молотилку.
Лошадей, ко всеобщему удивлению, взял под свой присмотр опытный конюх Перфил, который, всем было известно, до последнего дня держался Селивоновой компании. Вот почему Савва теперь и наказывает ему быть на виду, не отбиваться от стада. В ответ косматый, обросший щетиной до самых глаз Перфил хмуро тычет рукой в небо:
- Разбомбило ферму, хотите, чтобы накрыло и коней?
Он-де на страже общественного добра, не то что пастух, который не сумел сберечь стада.
В неладах жили пастух с конюхом, неприязнь преследовала пастуха по пятам.
Зачуяв сырую ложбину, коровы пустились туда бегом, жадно припали к воде, казалось, всю речушку разом вытянут.
Расположились лагерем в долине у опушки леса. Павлюк не велит разводить большого огня, - как бы не привлечь внимания фрицев, - а без горячей пищи откуда будут силы?
К счастью, надвинулся густой туман, накрыл лагерь.
Вечерело...
На сбегающем под уклон поле вода размыла землю, образовав неширокий ровик, в глинистой его стенке Савва вырыл углубление, пробил ход для дыма, сварил чугун пшеничных галушек на молоке, люди сытно поужинали. И прилегли отдохнуть - натоптались за день, - по телу разлилась приятная истома. Разморенные, распластались на холодной земле, словно жаждали от нее набраться свежих сил. Предварительно выставили сторожей.
У конюха больше всех забот: надо идти стеречь лошадей, - спутанные, они паслись на опушке леса, - не растерялись бы, чего доброго.
Глухая сентябрьская ночь опустилась на землю. Повеяло прохладой. Перфил сидел над оврагом и думал думу.
Когда начали собирать людей в эвакуацию, Селивон отговорился:
- У меня по части образования слабовато - двадцать шкур ободрал да сотню овец остриг, какое я имею понятие о скотине?
Перфил под бомбами гонит лошадей, а Игнат Хоменко с Селивоном кожи выделывают. Поободрали всю, какая ни есть, колченогую тварь и теперь небось кожухи, сапоги шьют, самогон варят, пьют, гуляют... Тянут лес, луговую и полевую траву, за стогами солнца не видно. Завалили свои дворы деревом. Где хочешь паси, что хочешь топчи - раздолье! Загребают все, что под руки попадет, захватывают коров, что отобьются в дороге, присваивают, продают, наживаются. Чего только не случается в этой суматохе, ведь гонят коров от самого Днепра - эту бомба разорвала, та на ноги села - бери, базарь... Когда и заработать, как не теперь: Игнат Хоменко разве мало добра нагреб? Четверть самогону поставил гуртоправу - тебе лишь бы сто голов пригнать, а какие они будут, не твое дело, - отощали в дороге! Дал поросенка - выменял кабана. Кадушками мяса насолили, горожане валом валят, запасаются харчами. Полны элеваторы остались зерна. Игнат Хоменко разжился лошадью, телегой, будет хлеб возить. На подмогу скоро придет сын Тихон, тот не захотел воевать, прячется по хуторам - мало разве родни, отсиживается в лесах, а подоспеет время - помощником станет отцу... Начнут возить сахар с завода, с мельницы муку... Наживается ловкий, оборотистый, а что получит конюх? Селивон, правда, за рюмкой обещал не обидеть, да кто его знает... А сколько в поле немолоченых скирд! Сколько картошки в земле, свеклы! Да много ли мешочком наносишь? Тачкой навозишь?
Такая сила в Перфиловых руках - пятнадцать лошадей под его присмотром. Селивон с Игнатом подумывают, как бы прирезать земли к усадьбе, расширить луг, огород... А что имеет он, Перфил? Слух прошел, что немцы будут давать наделы, так Селивон с Игнатом да Гаврилой растащили плуги, хомуты, колеса. Люди поедут засевать землю, а куда гонит Перфила?
Еще и грохота пушек не слышно было, а Селивон с Игнатом приходили на конюшню, намечали себе лошадей. Отбирали для хозяйства. Повели с Перфилом секретный разговор: думаешь, немец до Волги не дойдет? Вот тогда и спросят с вас: зачем угнали скот?
Перфил в пути встретил цыганку, за литр молока раскинула карты, сказала - скоро увидишь червонного короля!
...Савва проснулся раньше всех, на рассвете, пошел к лесу собрать валежника, приготовить завтрак, пока туман не рассеялся. И не увидел нигде ни Перфила, ни лошадей. Диво да и только. Вечером спутанные кони паслись на опушке и Перфил караулил их - трава тут сочная, пастбище - лучше не надо.
