Были, братья, времена Трояна,

Миновали Ярослава годы,

Позабылись правнуками рано

Грозные Олеговы походы.

Тот Олег мечом ковал крамолу,

Пробираясь к отчему престолу,

Сеял стрелы и, готовясь к брани,

В злат стремень вступал в Тмуторокани.

В злат стремень вступал, готовясь к сече,

Звон тот слушал Всеволод далече,

А Владимир за своей стеною

Уши затыкал перед бедою.

А Борису, сыну Вячеслава,

Зелен саван у Канúна брега

Присудила воинская слава

За обиду храброго Олега.

На такой же горестной Каяле,

Протянув носилки между вьюков,

Святополк отца увез в печали,

На конях угорских убаюкав.

Прозван Гориславичем в народе,

Князь Олег пришел на Русь как ворог.

Внук Дажьбога бедствовал в походе,

Век людской в крамолах стал недолог.

И не стало жизни нам богатой,

Редко в поле выходил оратай,

Вóроны над пашнями кружились,

На убитых с криками садились,

Да слетались галки на беседу,

Собираясь стаями к обеду…

Много битв в те годы отзвучало.

Но такой, как эта, не бывало.

Уж с утра до вечера и снова —

С вечера до самого утра —

Бьется войско князя удалого,

И растет кровавых тел гора.

День и ночь над полем незнакомым

Стрелы половецкие свистят,

Сабли ударяют по шеломам,

Копья харалужные трещат.

Мертвыми усеяно костями,

Далеко от крови почернев,

Задымилось поле под ногами,

И взошел великими скорбями

На Руси кровавый тот посев.

    Что там шумит,

    Что там звенит

Далеко во мгле, перед зарею?

Игорь, весь израненный, спешит

Беглецов вернуть обратно к бою.

Не удержишь вражескую рать!

Жалко брата Игорю терять.

Бились день, рубились день, другой,

В третий день к полудню стяги пали,

И расстался с братом брат родной

На реке кровавой, на Каяле.

Недостало русичам вина,

Славный пир дружины завершили —

Напоили сватов допьяна,

Да и сами головы сложили.

Степь поникла, жалости полна,

И деревья ветви приклонили.

И настала тяжкая година,

Поглотила русичей чужбина,

Поднялась Обида от курганов

И вступила девой в край Троянов.

Крыльями лебяжьими всплеснула,

Дон и море оглашая криком,

Времена довольства пошатнула,

Возвестив о бедствии великом.

А князья дружин не собирают,

Не идут войной на супостата,

Малое великим называют

И куют крамолу брат на брата.

А враги на Русь несутся тучей,

И повсюду бедствие и горе.

Далеко ты, сокол наш могучий,

Птиц бия, ушел за сине море!

Не воскреснуть Игоря дружине,

Не подняться после грозной сечи!

И явилась Карна и в кручине

Смертный вопль исторгла, и далече

Заметалась Желя по дорогам,

Потрясая искрометным рогом.

И от края, братья, и до края

Пали жены русские, рыдая:

«Уж не видеть милых лад нам боле!

Кто разбудит их на ратном поле?

Их теперь нам мыслию не смыслить,

Их теперь нам думою не сдумать,

И не жить нам в тереме богатом,

Не звенеть нам серебром да златом!»

Стонет, братья, Киев над горою,

Тяжела Чернигову напасть,

И печаль обильною рекою

По селеньям русским разлилась.

И нависли половцы над нами,

Дань берут по белке со двора,

И растет крамола меж князьями,

И не видно от князей добра.

Игорь-князь и Всеволод отважный —

Святослава храбрые сыны —

Вот ведь кто с дружиною бесстрашной

Разбудил поганых для войны!

А давно ли, мощною рукою

За обиды наши покарав,

Это зло великое грозою

Усыпил отец их Святослав!

Был он грозен в Киеве с врагами

И поганых ратей не щадил —

Устрашил их сильными полками,

Порубил булатными мечами

И на Степь ногою наступил.

Потоптал холмы он и яруги,

Возмутил теченье быстрых рек,

Иссушил болотные округи,

Степь до лукоморья пересек.

А того поганого Кобяка

Из железных вражеских рядов

Вихрем вырвал — и упал, собака,

В Киеве, у княжьих теремов.

Венецейцы, греки и морава

Что ни день о русичах поют,

Величают князя Святослава.

Игоря отважного клянут.

И смеется гость земли немецкой,

Что, когда не стало больше сил,

Игорь-князь в Каяле половецкой

Русские богатства утопил.

И бежит молва про удалого,

Будто он, на Русь накликав зло.

Из седла, несчастный, золотого

Пересел в кощеево седло…

Приумолкли города, и снова

На Руси веселье полегло.