***

— Я должна разобраться в этом, — сказала Лекса. Она положила голову на ладони, локти опираются на колени. Она сидит на диване Ани, голова и грудь пульсируют болью в животе, и эта боль выплёскивается с большим количеством бурбона сестры. Прямо сейчас она должна ужинать с Костией и Аней. Это должно было быть начало, а не конец. — Она смотрела так… она никогда не смотрела так на меня, Аня, — она уже без сил вытирает щёки. — Словно я сломала её.

Рука Ани тёплая, очень тёплая, лежит на спине Лексы и поглаживает её.

— Тебе нужно выслушать её.

— Остановись.

— Дай ей уйти.

Лекса ощетинивается, дёргается от сестры, смахивает её руку со своего плеча.

— Как ты можешь говорить мне это прямо сейчас? Ты вообще волнуешься?

— Именно поэтому я говорю тебе это сейчас, потому что я волнуюсь о тебе.

— Я могу помириться с Костией, — сказала Лекса, сжав руки в кулаки и останавливая взгляд на полу. — Нам просто нужно время. Нам нужно время, и мне нужна… дистанция.

— От Кларк?

Лекса ничего не отвечает, лишь встаёт на ноги перед диваном. Её руки ложатся на спину, чуть выше бёдер, голова опускается всё ниже с каждым шагом её ботинок по полу. Она не смотрит на сестру, когда лишь кивает в качестве ответа.

Такой ответ вызывает возмущённое фырканье от Ани, и Лекса снова сердится.

— Да, это уж точно сработает.

— Откуда ты вообще знаешь?

— Я видела, как ты сохраняла дистанцию пять грёбанных лет, и ты до сих пор любишь её, — сказала Аня, прежде чем сделать последний глоток жидкости. — Ты думаешь, что, если не будешь видеть её какое-то время, это поможет? Это не чёртова болезнь, Лекса. И это факт, и чем раньше вы с Кларк перестанете игнорировать этот факт, тем лучше для всех, особенно для Костии.

— Ты даже не знаешь её!

Аня издаёт тяжёлый, глухой смех:

— Нет, ты права. Я не знаю её, но я знаю, что она заслуживает большего.

Лекса произносит слова нечленораздельно, взгляд кружится вокруг сестры и шнапса:

— Большего, чем я, ты имеешь в виду?

— Большего, чем быть вторым номером.

Слова Ани прорезают напряжение в воздухе, выбивают воздух из Лексы и задерживаются в пространстве. Аня встаёт с дивана и уносит стакан на кухню, брюнетка может лишь смотреть ей в спину, наблюдать за тем, как та уходит. Когда её лёгкие снова начинают работать, она топает на кухню за Аней с сжатыми кулаками и штормом в груди. У неё всегда был характер, и он сильнее проявлялся с алкоголем… и со страданием.

— Мы не сделаем этого, — сказала Лекса, войдя в кухню.

Аня подняла одну бровь и налила себе новую порцию выпивки, сказав:

— А я думаю, что мы уже сделали это.

— Почему? — выпаливает Лекса. — Почему мы делаем это? Почему ты так чертовски жестока?

Аня вздыхает и прислоняется к столу:

— Потому что я хочу смотреть на вещи реально в этой ситуации. Я хочу, чтобы ты очнулась.

— Я очнулась, — с горечью в голосе произносит Лекса, вытирая лоб и шею свитером. Лицо краснеет, тело перегревается, кажется, словно она сейчас упадёт в обморок.

Руки Ани обвивают её, девушка пытается вывести её через дверь:

— Выйди, не теряй сознание.

Лекса позволяет перевести себя на маленький блок бетона, который представляет собой маленький балкон для курения Ани. Холодные порывы встречаются с её лицом, и ей становится лучше, Лекса готова умыться в холодной волне зимы. Она резко дышит холодным воздухом, когда Аня зажигает сигарету и облокачивается на стену своей квартиры.

— Ты должна произнести это, Лекса, — сказала она после долгой затяжки. Дым лавиной повалил из её ноздрей. — Ты должна услышать эти слова от самой себя.

— Какие слова, Аня? Какие слова? Ты хочешь, чтобы я стояла здесь и замерзала от грёбанного холода? — она шатает бетонную преграду, словно зверь в клетки, обезумевший и отчаянно нуждающийся в свободе. Голос поднимается с каждым словом. — Написать гневную поэму о том, как любят кого-то, а затем теряют? Почему ты не можешь просто дать уйти этой поэме? Почему не можешь просто дать ей умереть?

Сигарета шипит, когда падает на снег, и Аня отталкивается от кирпичной стены. Слова дрожат через губы, вылетая в небольшие клубы дыма:

— Потому что если она умрёт, Лекса, если ты позволишь ей уйти, ты никогда не оправишься от этого.

Всё ещё шагая, Лекса вертит головой. Она проводит дрожащими пальцами по волосам и делает резкий вздох, который бьёт по её внутренностям.

— Ты, — сказала Аня, — ты, Лекса… ты — та, кого я знаю и люблю. Ты, моя младшая сестра, ты будешь исчезать так же, как исчезала годами.

Лекса разворачивается на месте, руки выставлены по сторонам в воздухе, словно она ожидает, когда весь вес мира попадёт в них. Глаза широко открыты, они мокрые и дикие в холодном ночном воздухе, когда она кричит:

— Я здесь!

Слова эхом разносятся между ними и ударяются в кирпичную стену с такой силой, чтобы оставить свои отпечатки, и Лекса вздрагивает при этих звуках. Но Аня непоколебима. Её голос сжимает в твёрдый кулак сердце Лексы:

— Нет, тебя здесь нет.

Они долго смотрят друг на друга, обе слишком погружены в это напряжение. Их дыхание создают туманы между ними, а единственными звуками, которые проносятся — являются звуки города. Лекса потрясена тем, что видит блеск глаз сестры в лучах фонаря позади её дома, потрясена также и тем, что она произносит дальше:

— Я бы с радостью отпустила это, Лекса, — сказала она. — Я бы хотела заняться своими грёбанными делами и остаться вне этого ада, но я не могу. Я не могу, потому что возвращаться к Костии — ошибка. Потому что ты и Кларк чёртовы идиотки, которые не могут быть вместе. Потому что я — тоже часть всего этого. Я не могу оставаться в стороне, потому что ты — моя сестра. Моя семья. Моя ответственность. И ты сломана. Ты сломалась ещё в тот самый день, когда уехала.

Аня преодолевает разрыв между ними и кладёт руки на плечи Лексы.

— Я ждала годами, когда увижу, как ты загораешься, увижу тебя счастливой, и ты знаешь, когда это наконец случилось, Лекса?

Тошнота рвётся через кишечник Лексы, прожигая её горло. Она обвивает локти сестры, использую Аню, чтобы успокоиться. Холод больше не помогает так, как помогал раньше.

— Когда ты вернулась домой, — сказала Аня. — Когда ты увидела Кларк вновь.

Лекса испустила тяжёлый вздох, запах бурбона ударил ей в нос.

— Я разбила сердце Костии.

— Да, — сказала Аня мягким голосом, когда она потянулась, чтобы вытереть щёки Лексы от слёз, — но оно заживёт. Оно заживёт, когда она найдёт кого-то нового, кого-то, кто сможет полюбить её так, как она заслуживает. Ты должна отпустить её, Лекса. Отпусти её, потому что речь идёт не о разбитом чьём-то сердце. Речь идёт об истине, а истина заключается в том, что это Кларк. Это всегда была Кларк. Это всегда будет Кларк.

Лекса всхлипывает между ладонями сестры, сжимает ладони так, словно, если она этого не сделает, то рассыпется на множество кусочков:

— Я никогда не переставала любить её, — прошептала она, и Аня испустила маленький, влажный смешок:

— Я знаю, малыш.

— У меня такое чувство, будто кто-то держит мою голову под водой, — хрипит Лекса, закрыв глаза и выпуская новые слёзы. Она наклоняется, позволяет сестре обнять себя, прижимается лицом в плечо Ани. — Словно я умираю, но никогда не умру. Словно я пытаюсь дышать, но никогда не доберусь до воздуха.

Она прижалась сильнее к Ане:

— Я не могу добраться до воздуха.

— Доберёшься.

========== Глава 4: Мы не те, кем привыкли быть. Часть 5. ==========

Облака показываются над ними, когда они выходят из «у Пэппи», небо уже темнеет, и Кларк знает, что скоро начнётся шторм. Снаружи довольно холодно, но её живот полон, а Лекса рядом, и она чувствует, что ей сейчас тепло, впервые за долгое время.

— Это было так же хорошо, как и в твоих воспоминаниях? — спрашивает она, подталкивая локоть Лексы своим.

Лекса толкает её в спину и поворачивается так, чтобы усмехнуться: