ней было больно даже теперь. Она пала жертвой Сбора, жестокого ритуала, что сделал ее

оболочкой, ведь порабощение не получилось. Ее уничтожили на моих глазах, мне было

двенадцать. Я пряталась и смотрела. Я научилась отгонять воспоминание, пока не стало

больно.

Когда Флинт рассказал мне, что он – Поработитель, что тоже применял такую магию

к людям, я убежала. Мне было плохо. Флинт называл это исцелением разума, хорошей

старой магией, как это было до Кельдека. Мне пришлось смириться с тем, что когда-то эта

сила была для исцеления. Но я не говорила о бабушке, ни о ее мудрости и любви, силе и

доброте, ни о хрупкой оболочке, которой она стала. Ее смерть была ей спасением.

Большой Дон чинил копье. Маленький Дон, что был ниже, играл на трехструнной

скрипке и тихо напевал. Другие играли в камни, кости, прочее, и система подсчетов была

сложной, казалось, она менялась каждый вечер. Счет отмечали на стене углем, часто

спорили о нем.

Я не думала об играх. Никто не знал, что я встретила Флинта, когда он выиграл меня

в кости. Та ночь осталась в моей памяти навек. А после игры Сбор обрушился на

Темноводье, моего отца сожгли. Я старалась быть спокойной, когда народ приносил доки

и кости, научилась не вздрагивать всякий раз, когда они выкрикивают: «Копье! Гончая!

Олень!».

- Тебе пора спать, - взглянула на меня Ева. – Ты выглядишь усталой. Опять плохие

сны?

Скрывать тут что-то было сложно.

- Я в порядке. Дай мне хотя бы закончить штопать эти штаны.

- Опять Тали, - отметила Ева. – Она изнашивает их быстрее остальных, но мне еще

дорога голова на плечах, так что я не прошу ее чинить их самой. Она ведь делом занята.

Одна стоит четверых мужчин.

Работая костяной иглой, надеясь, что Тали не будет возмущена моими кривыми

стежками, я позволила себе думать о Флинте, ведь это сон о нем помешал мне спать

прошлой ночью. Было сложно понять, кем мы были друг для друга. Не любовники. Не

возлюбленные. Между нами было что-то глубокое, его было сложно описать словами. Я

боялась за него. И, несмотря на то, кем он был и что делал, я хотела, чтобы он вернулся.

Но только если от этого он не будет в большей опасности. Я хотела, чтобы мы могли быть

вместе без страха. Я надеялась, это случится до того, как мы будем старыми и

безразличными.

- О чем мечтаешь, Нерин?

Я выдавила улыбку.

- О лучших временах. Шансах. О хорошем.

- Ах, да. Все мы мечтаем об этом.

- Даже Тали? Не знаю, что она будет делать, когда Олбан будет мирным.

Тали все сильнее спорила с Реганом, она ударила по столу.

- Мир не спешит появляться, - сказала Ева. – А если он и наступит, народу нужны

защитники, дозорные. Всегда есть работа бойцам.

- Тали как дозорный? Да она за пару дней соберет армию, - я поняла, что в комнате

воцарилась тишина, и меня слышали и Тали, и Реган. – Прости, - быстро сказала я,

оглянувшись. – Я не хотела обидеть.

- Песня! – вмешался Большой Дон. – Что может быть лучше зимней ночью? Кто с

нами? Брасал, ты как?

Брасал был помощником Фингала, юношей с бородой, что мог легко поднимать

пациентов. Его сильные руки правили кости. И у него был низкий певучий голос.

- Давайте! – Маленький Дон заиграл на скрипке. – Нам нужно что-то веселое, а не

баллады о потерях и несчастьях.

- Я спою, если будет петь Реган. И остальные в припеве, даже ты, Тали.

- Я? – ее брови поднялись. – Я пою как ворона, Брасал. Оставлю это вам, - через миг

она добавила. – Спой про ловлю гусей, эту я люблю.

Песня оказалась длинной и становилась все глупее. Реган пел высоко с низким

голосом Брасала, и мы присоединялись в припеве сами. Эта перемена в тяжкой рутине

дней радовала, люди улыбались. Мы с Евой пели и шили, Киллен делал стрелы. Когда

песня закончилась, все начали заказывать песни и исполнять. Голос Регана был легче

Брасала, был ясным и приятным. Скрипка соединялась с ним, порой уходила в свою

мелодию. Огонь трещал, медовуху передавали по кругу, все радовались.

- Реган, - заговорила Милла в тишине после песни. – Помнишь зимнюю песню «Свет

рождается из тьмы»? Мне она всегда нравилась, - она посмотрела на меня. – Раньше ее все

время пели. Когда нам нужно было разжигать надежду.

Я кивнула. Милле было тридцать два, она была самой старшей в Тенепаде. Она и ее

муж первыми присоединились к Регану вместе с Флинтом. А вскоре прибыли Фингал с

Тали. Вшестером они были огоньком, из которого вспыхнуло большое пламя. Муж

Миллы умер от несчастного случая. Я не хотела спрашивать. Люди делились историями,

когда сами того хотели, это негласное правило никто не нарушал. У всех в Тенепаде была

история потери в прошлом, как и у меня.

- Помню, - сказал Реган. – Брасал?

Он покачал головой.

- Не знаю. Начни, а я подхвачу.

Реган запел в тишине комнаты. Огонь отбрасывал тени на его мужественное лицо.

Его голубые глаза сияли от чувств. Его голос был приятным, и все смотрели на него.

Пальцы замерли в воздухе, игральные кости лежали на доске.

- Свет рождается из тьмы,

Утра нет без ночи,

Сменят горе радости,

Рассвет прийти захочет.

Будь смелее, путник!

Пусть нам светит солнце,

Озаряет путь нам,

И пылает в сердце.

Встань, уставший путник!

Надежды полон путь наш.

Мелодия утихла, в песне не было припева. Какое-то время все молчали. Я могла

поклясться, что никто не дышал. В тишине раздался звон металла и повышенные голоса.

Тали вскочила на ноги и заслонила Регана отточенным движением. Андра и Киллен

поднялись чуть позже, она с посохом, а он – с топором. Нож Тали был наготове, я не

успела увидеть, как она выхватила его. Брасал встал передо мной и Евой. Пятеро

направились к входу с оружием в руках.

- Середина зимы, - прошептала Ева. – Кто придет, кроме безумца или ледяного троу?

Я дрожала и ждала. Троу были шуткой. Но я видела броллахана, и хотя он оказался

другом, до этого он чуть не сбросил меня в бездну и напугал до смерти.

Крики, кто-то потрясенно воскликнул:

- Циан! Ради всего святого!

Реган пошел к двери. Тали остановила его поднятой рукой. Она беззвучно сказала

ему:

- Погоди.

Долго ждать не пришлось. Большой Дон и Фингал пришли, поддерживая мужчину.

Он был в шерстяной одежде, ткань укутывала голову и плечи, валенки казались тяжелыми

и мокрыми. Снег был на его голове и плечах. Из-под ткани глаза казались очень яркими

на бледной от усталости маске лица. Двое привели его к огню и усадили на скамейку. Все

в комнате спрятали оружие.

- Сам, - сказал кратко Большой Дон.

Реган склонился перед путником, глядя в его лицо.

- Ради солнца и луны, Циан, ты на призрака похож! С возвращением. Согреем тебя.

Милла…

Она уже наливала бульон в миску, пока один из мужчин поднес Циану кружку

медовухи. Это точно был не безумец и не злодей, а один из нас.

- Поменьше, - предупредил Фингал, Циан поднял чашку дрожащими руками. – По

глоточку. Вот так. Сними накидку. И обувь. Спаси нас Черная ворона, ты погляди на себя.

Сколько ты шел сегодня?

- Вопросы на потом, - Реган жестом отогнал людей, освободив место. Милла

принесла бульон. Брасал принес одеяло, укутал им Циана вместо накидки. Слушаясь

Миллу, Маленький Дон принес кадку с теплой водой. Лицо Циана обрело цвет, но он все

еще дрожал.

- Кто он? – шепнула я Еве.

- Один из наших, - отозвалась она. – С севера. У него новости. Иначе он не пошел бы

зимой. Понадеемся, что новости не плохие.

Дрожь Циана унялась, но он все еще выглядел плохо. Реган сел рядом с ним, шептал