Заря запылала, слепя красотой,
[57]И подняло солнце свой щит золотой.
Готовый к сраженью, в кольчуге, в броне
1480 Сохраб выезжает на резвом коне.
[58] У пояса ножны с индийским мечом,
Надвинут на голову царский шелом,
Аркан приторочен — колец в шестьдесят,
Лик витязя гневен и брови грозят.
На холм крутобокий поднявшись, герой
Увидел иранских воителей строй;
Хеджира затем повелел он призвать
И молвил: «Стреле кривизна не подстать.
Душою будь истине верен всегда,
1490 Не то над тобой разразится беда.
Про всё, что спрошу я, ты мне расскажи,
Не вздумай прибегнуть к обману и лжи.
Коль хочешь из рук моих целым уйти,
Меж витязей славных почёт обрести —
О войске, с которым веду я войну,
Ты должен мне правду поведать одну.
Я щедрой наградой за это воздам,
Ты счёт потеряешь богатым дарам.
Но если измыслишь коварную ложь,—
1500 На плен и оковы себя обречёшь».
Ответ был: «Коль спросит меня властелин,
Что знаю о стане иранских дружин —
Отвечу я прямо, я враг кривизне,
Про все расскажу я, что ведомо мне.
Увидишь: обычай мой — правда одна,
Мне чуждо коварство и ложь не нужна
Ведь правда священней всего на земле,
А кривда презренней всего на земле».
Промолвил Сохраб: «Я тебя вопрошать
1510 Про витязей стану, про шахскую рать.
Покажешь мне знатных иранских бойцов,
Таких как Гудерз и как Гив удальцов;
Кто Тус, кто Бехрам, кто могучий Ростем —
Спрошу я, а ты мне ответишь затем.
Взгляни вон туда, где толпятся шатры,
Как барсова шкура, узорно-пестры;
Слоны перед ставкой; слепящий глаза
Престол, чья синеет, как Нил, бирюза;
Стяг желтого шелка, диск солнечный — герб,
1520 На древке блестит полумесяца серп;
Вон там, в середине — скажи поскорей,
Чья ставка? Кто муж обитающий в ней?»
Ответил Хеджир: «Это ставка главы
Ирана; слоны ему служат и львы».
Сохраб вопрошает: «А справа, где строй
Слонов возвышается грозной стеной,
Чья ставка чернеет? Построились в ряд
За ней меченосцы, обозы стоят;
Несчётны шатры вкруг нее, погляди;
1530 Пред ставкою тигры, слоны позади;
В броне, в сапогах золотых — с двух сторон
Бойцы на конях, а на знамени — слон».
Ответ был: «Владельца назвать я берусь:
То отпрыск Новзера, воинственный Тус».
Вождь молвил: «О пурпурной ставке скажи:
Пред нею в строю верховые мужи;
Стоят копьеносцы, готовы к войне,
[59]У каждого щит, каждый в крепкой броне;
Над ними лиловое знамя со львом,
1540 Алмазы на знамени том боевом.
Чья ставка, ответствуй, да только смотри:
Обманом себя не позорь, не хитри».
Ответ раздается: «В ней муж-великан —
Гудерз, сын Гошвада, им славен Иран.
В лесу носорогу, пантере в горах
[60]И барсу в пустыне внушил бы он страх.
Взрастил богатырь дважды сорок сынов,
Отважнее тигров, сильнее слонов».
Вождь молвит: «Скажи про зеленый шатер;
1550 Там стройную рать различает мой взор;
Высокий, богато украшенный трон
Сверкающим стягом Каве осенен.
[61]С плечами, осанкою богатырей
Там кто восседает? Ответь поскорей!
Стоят у престола бойцы, но герой,
Хотя и сидит, выше их головой.
Подстать исполину и конь-ураган:
Свисая, копыт достигает аркан.
Уносится ржанье коня в небосвод,
1560 Сказал бы, то грохот бушующих вод.
Слоны перед ставкой, одетые в бронь.
В очах исполина — отваги огонь;
Не вижу средь витязей равных ему,
Нет пары коню огневому тому.
На стяге — дракон, извергающий дым,
А древко увенчано львом золотым».
Задумался пленник: «Когда назову
Ростема свирепому этому льву —
С Могучим сразится он, гневом горя,
1570 Повергнет великого богатыря.
Средь витязей прочих его не назвав,
Сокрыв его имя, не буду ли прав?»
Сказал он: «То чуждой земли исполин,
На помощь Кавусу прислал его Чин».
[62]«Как звать его?» — сердце Сохраба в огне, —
И слышит он: «Имя неведомо мне.
Здесь в крепости я пребывал той порой,
Когда к повелителю прибыл герой».
Сохраб омрачился: Хеджира ответ
1580 Гласил, что Ростема средь витязей нет.
Сын видел отца, но не верил глазам.
Хоть слышал приметы от матери сам,
Сохраб от Хеджира услышать хотел
То имя, к которому дух тяготел.
Но роком назначено было не то,
А рок переспорить не в силах никто.
И снова спросил он: «А там, на краю,
Кто ставку, скажи мне, раскинул свою?
Пред нею бойцы, боевые слоны,
1590 И трубные звуки далёко слышны.
На знамени — волк, золотою главой
До неба вознесся тот стяг боевой.
У пышного трона построившись в ряд,
Рабы молодые недвижно стоят».
Ответ был: «То Гив, сын Гудерза, — боец,
Иранцами прозванный: Гив-удалец.
Украшен им древний, воинственный род;
Он рати иранской две трети ведет.
Счастливец — Ростема великого зять.
[63]1600 В Иране второго, как Гив, не сыскать».
Сохраб: «Там, откуда льет солнце лучи,
Белеет шатёр из румийской парчи;
Пред ним больше тысячи конных бойцов,
Их строй нападение встретить готов.
Несчётное пешее войско стоит,
У воина каждого — дротик и щит.
Кто с роскошью большей в шатре восседал?
Трон — кости слоновой, сиденье — сандал;
Завеса парчи златотканной цветной,
1610 И встали рабы у престола стеной».
«Владелец шатра — Фериборз, — был ответ, —
Сын шаха; гордится им витязей цвет».
Промолвил Сохраб: «Для величья рождён:
Ведь сын миродержца великого он».
Затем вопросил он: «Чей желтый шатёр?
Там солнечный стяг, ослепляющий взор,
Парит в вышине; гордо высится он
Средь алых, лазоревых, желтых знамён.
Стяг с вепрем лесным вознесён над шатром,
1620 И месяц на древке блестит серебром».
Хеджир отвечает: «В той ставке — Гораз,
[64]Он с лютыми львами боролся не раз;
Сын Гива, он светлым умом наделён,
В бою побеждает, не зная препон».
Сын жаждал отца отыскать, но хитрил
Хеджир, он от юноши истину скрыл.
Что делать! Бывает лишь то свершено,
Что властью Создателя предрешено.
Так было начертано грозной судьбой;
1630 Чему суждено быть, то будет с тобой.
Коль бренное ты возлюбил бытиё,
Знай, горечь и боль достоянье твоё...
И снова Хеджиру он задал вопрос
О муже, к которому сердце рвалось,
О ставке зелёной, о мощном коне,
О длинном аркане, о крепкой броне.
Ответил Хеджир, предводитель бойцов:
«Верь, лживых тебе не сказал бы я слов.
Китайца я лишь оттого не назвал,
1640 Что имени витязя сам я не знал».
Сохраб восклицает: «Слова твои — ложь!
Когда же Ростема ты мне назовешь?
Прославленный муж, первый воин страны
Не скрылся б от взоров на поле войны.
Не ты ль говорил: он над войском глава,
И край охраняет его булава.
Кавус, на слона водрузив свой престол,
На поле сраженья дружину привёл:
В час битвы грохочущей — сам посуди —
1650 Не должно ль Ростему стоять впереди?»
На это Хеджир отвечает: «Как знать!
Быть может, на время оставил он рать —
Отправился в Забулистан, где пиры
Шумят с наступленьем весенней поры».
Промолвил Сохраб: «Поразмысли ты сам:
Рать вышла навстречу враждебным бойцам
И всадники мчатся из всех областей,
Спеша на подмогу владыке царей,
А первый боец пировать ускакал!
1660 Пойми, посмеётся над тем стар и мал.
Должны уговор мы с тобою беречь.
Скажу я — и будет короткою речь!
Когда мне укажешь героя черты —
Меж витязей знатных возвысишься ты,
Свои кладовые тогда отворю,
И щедрой рукою тебя одарю.
Но если Ростема дерзнёшь утаить,
Мне взоры и разум обманом затмить —
Тебя обезглавлю булатом своим:
1670 Теперь выбирай между тем и другим.
Властителю в древности молвил мудрец,
Пред ним раскрывая познанья ларец:
Знай, неизреченное слово — алмаз,
Еще не гранённый, сокрытый от глаз,
Но сбросив оковы, явившись на свет,
Как луч оно блещет, цены ему нет».
Ответ был: «Меж гордых царей и князей
Лишь тот, кто пресытился властью своей,
Искал бы сраженья с таким силачом,
1680 Кому и слона одолеть нипочем.
Его булава наковальни крушит,
Несметную рать он один устрашит.
Врага — пусть главой достигает он туч —
Повергнет Ростем, беспримерно могуч.
Пыль в скачке поднимет — и Нил посрамлён.
Схватиться с таким не решится и слон.
В нем более силы, чем в ста силачах,
Он выше платана, и чужд ему страх.
Когда разъярится на поле войны —
1690 Лев, слон и боец— все с пути сметены».
С презреньем уста для ответа отверз
Сохраб именитый: «Злосчастен Гудерз!
Тебя, что отваги и чести лишен,
Он сыном своим называть обречен.
Ты, верно, не видывал храбрых стрелков,
Не слыхивал ты про лихих ездоков,
Коль сыплешь Ростему столь много похвал,
И славить его твой язык не устал.
Огонь устрашающий может пылать,
1700 Доколе морская чуть зыблется гладь,
Но с морем не в силах он выдержать спор,
Когда забушует зеленый простор;
И солнце заносит сверкающий меч
Затем, чтобы ночь на погибель обречь».
Не ведая истины, мыслит Хеджир:
«Коль витязя, силой дивящего мир,
Я выдам туранцу, чей царственный вид
О мощи великой такой говорит —
Он грозное войско своё соберет,
1710 Коня слоновидного двинет вперёд
И всю небывалую силу свою
Тотчас на Ростема обрушит в бою.
А если погибнет в бою роковом
Ростем — то с Сохрабом; сражаться потом
Не выйдет никто из иранских дружин,
И трон Кей-Кавуса займёт исполин.
Я верю: достойней со славою пасть,
Чем недругу злому отдаться во власть.
Коль вражья меня уничтожит рука,
1720 Что ж, день станет ночью, иль кровью — река?
Сыны у Гудерза почтенного есть
Другие — их, доблестных, семьдесят шесть:
[65]Гив славный, что в битвах летит впереди,
Испытанный воин с отвагой в груди;
Шейдуш, угрожающий гибелью львам,
[66]И славный Роххам и бесстрашный Бехрам...
Умру я, но братья утешат отца,
И враг не избегнет худого конца.
Стерпеть, чтоб Гудерза и с ним сыновей
1730 Лишился Иран? Соглашусь я скорей,
Чтоб голову тут же срубили мне с плеч!
Я помню мобеда премудрого речь:
„Где тополь возносится гордой главой,
Фазан не прельстится чуть видной травой”».
Сказал он Сохрабу: «Что гневом горишь!
Что все о Ростеме со мной говоришь!
Вражду распаляя в злом сердце своём,
К чему ты спешишь допытаться о нём?
О том, что неведомо мне самому,
1740 Меня вопрошаешь упорно к чему?
Прах жаждешь ты кровью моей обагрить —
К чему же предлога искать и хитрить?
Ростема ты мыслишь осилить в борьбе:
Не думай, что это удастся тебе.
С могучим бойцом в поединок не рвись;
Ты будешь им в пыль обращён, берегись!»
