Рейвен это не обнадежило, но все же она сказала:

— Мне даже нравится, — она погладила его по меху на руке. Хэнк издал странный звук, как будто пытаясь что-то сказать, и на этот раз Эрик ухмылку не сдержал. — А что насчет твоей пары? — спросила Рейвен.

— О, ну, я не знаю… Просто я пришел с Алексом. Не в смысле я с Алексом, не так! Просто у нас никого в паре. Он где-то тут. Но, в любом случае, у меня никого. Нет пары.

Началась новая песня, совершенно не подходившая под белый танец, но Рейвен обняла Хэнка за шею:

— Не хочешь потанцевать, Хэнк? — синий мех переливался под ее пальцами.

Хэнк снова попытался заговорить, но в результате только кивнул.

Рейвен подмигнула Чарльзу поверх его плеча и потащила Хэнка за собой к танцполу.

— У Ангел что-то оторвалось от костюма, — произнес Чарльз. — Она пытается что-нибудь с этим сделать в холле.

— О. Конечно, — Эрика ни в малейшей степени не волновало, где она.

Чарльз долго смотрел на него, затем вздохнул.

— Что?

— Она ведь тебе совершенно не нравится, правда?

— А ты хочешь, чтобы нравилась?

— Нет, — признал Чарльз. — Я просто… за этим неприятно наблюдать. Ты ей очень нравишься.

— И с каких это пор тебя волнуют чувства “Любимых игрушек Шоу”?

— Я не должен был так говорить, — Чарльз взглянул на свой полупустой бокал с шампанским. — Или говорить именно это. Не могу понять.

Эрик осторожно забрал у него из рук бокал, вместо этого отдав Чарльзу шоколадный бисквит, на который тот покосился с удивлением, но все же с удовольствием надкусил.

— Почему ты пошел с ней? — спросил он с набитым ртом.

— Она пригласила меня, — невысказанное “А ты нет” повисло в воздухе; на лице Чарльза появилось раскаяние. Тот все понял.

Рейвен закончила танцевать с Хэнком, но они не торопились вернуться. Эрик наблюдал за ними, уходящими с танцпола и оживленно болтающими.

Отлично. Потому что следующая песня должна была начаться… сейчас.

Вот она. Арпеджио в фортепианной партии, узнаваемое, но сейчас оно звучало медленнее и печальнее, чем на его памяти, чтобы поддержать атмосферу… голос вокалиста не был таким глубоким и ярким, как у Элвиса Пресли, но все же звучал он достойно.

“Мудрецы говорят,

Что только дураки торопятся,

Но я не могу не влюбиться в тебя…”

Чарльз повернулся, широко распахнув глаза. Эрик улыбнулся, изогнув брови, выжидающе глядя на него, протянул ладонь.

Чарльз уставился на нее, открыл рот, но ничего не сказал. В искушении, но не решаясь. Эрику было знакомо это выражение лица, оно обычно появлялось, когда он уговаривал Чарльза сделать что-то, чего, тот знал, делать не следовало.

— Давай, Чарльз, — пробормотал Эрик, делая шаг вперед. — Ты танцевал с другой игрушкой Шоу, чем я хуже?

Чарльз сглотнул и взял его за руку.

Эрик чувствовал пьянящий прилив облегчения и торжества и вытащил Чарльза на танцпол, прежде чем тот смог бы передумать.

— Снова будем спорить по поводу того, кто ведет? — рассмеялся Чарльз, когда они врезались друг в друга.

— Ты все еще ниже, и предложил танец я, — произнес Эрик.

— Ну ладно, — Чарльз вздохнул, положив ладонь на его плечо, и они начали двигаться.

На вполне приличном расстоянии друг от друга; несмотря на то, что прошло так много лет. Но расстояние постепенно начало сокращаться, как будто помимо их воли, и ладони оказались не там, где должны были…

Как река впадает

Прямо в море,

Дорогой, так все и будет,

Некоторым вещам суждено сбыться.

… и Эрик отчаянно хотел сказать “Смотри, мне плевать на то, что на нас глазеют. Смотри, я усвоил урок!”, но никто даже не смотрел. Азазель был со своим симпатичным парнем-испанцем, и никого это не волновало; Эмма танцевала с леди из Министерства, что Шоу заметно развеселило. Все веселье разом испарилось, стоило ему увидеть Эрика с Чарльзом, но Эрику все равно было наплевать, даже меньше, чем на выражение “Я так и знал(а)” на лицах Мойры и Шона Кэссиди, мимо которых они только что протанцевали.

На самом деле, Эрику понадобилось меньше минуты, чтобы прекратить обращать внимание на кого-либо в зале. Ничто не волновало его больше, чем ощущение близости Чарльза, когда расстояние между ними совершенно исчезло; одной рукой он обвивал Чарльза за талию, другая скользила по спине, избегая блестящих голубых крыльев — теплая обнаженная кожа, блестки, остающиеся на кончиках пальцев — дыхание сбилось, когда он наткнулся на шрам от укуса на плече Чарльза, оставшийся у того после их первого раза. Они были двумя неопытными подростками, наполовину возбужденными, наполовину напуганными до ужаса, когда цеплялись друг за друга изо всех сил… Он обвел шрам пальцем, едва касаясь, и почувствовал, как Чарльз вздрогнул.

И они все еще идеально подходили друг другу, когда Чарльз инстинктивно ткнулся ему в шею, обвивая вокруг нее руки. Это уже был не вальс, а скорее просто объятие и покачивание под музыку.

Возьми меня за руку,

Забери мою жизнь…

Вступила вокалистка, и ее мерцающее сопрано превратило песню из странно-меланхоличной в монотонную, совершенно не похожую на ту балладу, что он слышал много лет назад. Но это казалось правильным; та же песня, померкшая за годы ошибок и непонимания. Но все-таки это была она.

Потому что я не могу

Не влюбиться в тебя.

Эрик не стал пытаться и поддаваться детскому порыву; этот танец не был шуткой. Он сказал себе, что вообще ничего не предпримет; не стоило испытывать судьбу. Но когда песня закончилась, он просто не мог заставить себя отпустить Чарльза. Они соприкасались лбами, чувствуя дыхание друг друга, и было бы проще простого податься еще немного, всего на полтора дюйма…

Чарльз судорожно вздохнул и отстранился — не окончательно, только отвернулся, но это было ясное “нет” и это отрезвляло, словно его вырвали из теплой атмосферы танца, плеснув прямо в лицо холодной водой.

— Почему? — пробормотал Эрик, сохраняя совершенное спокойствие. Не стоит напрягаться, он ведь не злился.

— Эрик… — в голосе Чарльза звучала мольба. — Это ведь не так, как будто мы что-то не поделили или просто поссорились. В этой ситуации мы не можем пойти на компромисс или просто согласиться или нет…

— Я так устал говорить об этом… — он не должен был злиться, он знал; произошедшее не было неожиданностью. Просто все шло так хорошо.

— Эрик, куда ты… — голос Ангел, доносившийся с края танцпола, заставил его дернуться, словно он услышал фальшивую ноту. Он сразу понял, что она заметила их, потому что тут же последовало громкое “Оу”, а затем робкое, неуверенное: — …Эрик?

— Ты должен идти к своей партнерше, — прошептал Чарльз.

— Моя партнерша может хоть…

— Нет, — на этот раз Чарльз чуть ли не рявкнул. — Ты не будешь смущать бедную девушку только потому что зол на меня. Ты будешь джентельм…

— Знаешь, Чарльз, ты ведешь себя слишком по-диктаторски для человека, который давно потерял право говорить мне, как поступать, — он отступил на шаг (и не прикасаться к Чарльзу было почти физически больно) и низко поклонился, чтобы это выглядело как можно более издевательски. — Доброго вечера, профессор.

— Эрик…

Он не остановился, не повернулся, уходя с танцпола и направляясь прямо к Ангел.

— Привет, — нервно произнесла она, переводя взгляд то на него, то на Чарльза, который так и стоял на том месте, где Эрик его оставил. — Эм… Профессор Шоу позвал несколько человек на озеро, для… не знаю, для чего-то. Хочешь пойти?

Эрик чувствовал себя абсолютно опустошенным, уставшим и замерзшим. И зачем ему вообще понадобилось идти на этот идиотский бал?

— Ты иди, Ангел. А я на сегодня исчерпал свой лимит общения с кем бы то ни было.

Ангел выглядела совершенно удрученной, и он попытался смягчить свой тон.

— Проведи время хорошо, Ангел. Я верну костюм завтра. Спасибо, — добавил он, вспомнив, — за хороший вечер, — “Я отлично провел время” было уж совсем очевидным враньем, поэтому этого он не сказал, остановившись на “Я ценю это”.