— Всегда пожалуйста, — произнесла Ангел. Эрик поклонился, а затем стремительно направился прочь из зала, чтобы больше не видеть ни ее, ни Чарльза.

***

Он захлопнул за собой дверь комнаты, срывая цилиндр и маску и швыряя их на пол, — трость где-то потерялась, но кого это волновало — едва справился с тем, чтобы снять плащ и сюртук, не порвав ничего, и упал в кресло у камина.

Эрик не мог решить, на кого он зол больше — на Чарльза или самого себя. Он предпочел второй вариант. Снова. Снова все испортил. Снова. Но почему Чарльз не мог просто…

Просто что? Отступиться от своих принципов, пойти против всего, во что он верил, чтобы сделать Эрика счастливым?

Я бы сделал это для него.

Тогда почему не сделал?

Это не так-то просто!

Вот именно.

Он медленно выдохнул, позволив голове упасть на руки, и сосредоточился на дыхании. Когда гнев унялся, утонул в пустой ноющей боли, он пропустил волосы сквозь пальцы и заставил себя встать. В кабинете еще оставался пирог с морковью. На балу он уделял больше внимания шампанскому, чем еде, и голова отказывалась работать.

С другой стороны, вариант напиться в стельку тоже обладал определенной привлекательностью…

Нет, твердо сказал он себе, откусывая кусок пирога. “В стельку” означало “поступить глупо”, а глупостей за этот вечер он совершил предостаточно. Начиная с того, что он пошел на этот чертов бал.

Эрик ел с сосредоточенной рассеянностью, не позволяя себе думать ни о чем, кроме процесса. Ему никогда не нравилось переедать — от этого он чувствовал себя тяжелым и заторможенным, но в то же время, после двух тяжелых голодных лет в приюте он позволял себе есть, когда бы ни захотелось. Они не голодали в приюте, но и никогда не наедались досыта.

Когда с пирогом было покончено, Эрик почувствовал себя достаточно хорошо для того, чтобы начать думать.

Он мог бы вернуться на бал. Надеть костюм. Найти Чарльза и извиниться. Прошло всего ничего… он взглянул на часы — уже час? Чарльз никогда не уходил рано, возможно, он еще там; к тому же, если что, он может пойти и в комнату Чарльза… хотя это уже будет больше похоже на нечто другое, чем на попытку извинения…

Стук в дверь раздался так неожиданно, что он с несколько секунд просто пялился на дверь.

— Это я, Эрик, — раздался голос Чарльза, и Эрик распахнул дверь, кажется, еще до того, как тот успел договорить.

Они стояли, глядя друг на друга. Чарльз мял в руке маску.

— Что случилось с твоими крыльями? — спросил Эрик.

— О, они запутались в занавеске. Одно оторвалось, так что я отдал крылья Рейвен. Они с Хэнком куда-то вместе пошли и бросили меня. Я сказал ей, что пойду спать, но вместо этого пил.

А вот это было очевидно; язык у Чарльза еще не совсем заплетался, но щеки были ужасно красными. Эрик подавил желание прикоснуться к ним.

— Заходи, — произнес он.

Эрик едва успел закрыть дверь, когда Чарльз прижал его спиной к ней, положив ладони на его грудь. В одной руке все еще была маска; Чарльз раздраженно кинул ее и прижал сильнее.

— Э-э-э… — выдавил Эрик.

— Я пришел извиниться, — пробормотал Чарльз, вертя галстук Эрика. — Кажется. Или заставить тебя извиниться. Не помню, зачем. На самом деле, может быть, я пришел, чтобы сказать, что я скучал, и что ты потрясающе выглядишь в плаще и я… Я не хочу возвращаться к себе, там холодно… — он поднялся на цыпочки, держась за Эрика, и поцеловал его.

Все мысли Эрика исчезли в неистовой отчаянной безнадежной радости, и с целую ослепительную минуту он не мог думать ни о чем, кроме как о горячих губах Чарльза, обнаженной коже его спины, хрустящих листьях короны, когда он запутался пальцами в волосах Чарльза, о том, что утром блестки будут везде…

Утром. Когда все это закончится, Чарльз будет трезвым, смущенным и полным сожаления. Эрик знал, что не вынесет, если даже получит желаемое, но Чарльз пожалеет об этом.

Чарльз заметил его замешательство, но расценил его как приглашение действовать; он лишь немного смягчил поцелуй, действуя нежнее, но от этого не менее настойчиво…

Пьян, напомнила ему часть сознания, которая еще фунционировала. Позаботиться. Будет жалеть. Не должен…

Но Чарльз подтолкнул его к ближайшему стулу и уселся на его колени и — боже — провел кончиками пальцев по его лицу и шее. Он забыл, он предпочел забыть, каково было чувствовать, когда Чарльз целовал его вот так, как будто он был самым ценным, самым идеальным созданием во вселенной, и как будто он умрет, если не получит Эрика — медленно, нежно, полностью — прямо сейчас. И это было так хорошо, что Эрик почувствовал, что его глаза щиплет от слез.

Он никому больше не был нужен, это Эрик понимал отчетливо, хотя прежде только подозревал об этом. Они с Чарльзом учились целоваться вместе, и больше ни с кем он не мог почувствовать себя так же хорошо. Он попытался — не получилось. Никогда не было бы никого другого.

Поэтому было важно, чтобы все происходящее было правильным. Не так. Не пьяным перепихом, о котором на утро пожалеют.

Ему понадобилась вся сила воли, чтобы взять одну руку Чарльза от своего лица, пытаясь мягко отвести ее. Чарльз не понял, чего он хочет, вместо этого переплетая их пальцы и прижав руку к своей груди прямо напротив сердца.

Больше он контролировать себя не мог. Все, что осталось, это ярость.

— Слезь!

Чарльз отпрянул, растерянно моргая, глядя на него с таким несчастным видом, что Эрик почти не устоял.

— Слезь с меня, — Эрик начал вставать на ноги, и Чарльзу пришлось отшатнуться.

— Эрик?

— Ты здесь, что, для того, чтобы вычеркнуть меня из своей жизни? Я не хочу, чтобы ты вычеркивал меня из своей жизни, и я не позволю, чтобы все происходило по пьяному недоразумению, — несмотря на это, он погладил Чарльза по щеке, сглотнув, когда тот подался навстречу прикосновению. — Когда это случится, а это случится, Чарльз, это должно быть насовсем. Ты понимаешь?

Чарльз смотрел на него с недоумением и болью.

Эрик глубоко вздохнул, успокаивая себя.

— Ты поймешь, когда протрезвеешь. Надеюсь. Я сейчас уйду в другую комнату, чтобы мы могли немного прийти в себя. А потом я отведу тебя в твою комнату, — идти с ним туда, учитывая их нынешнее состояние, было немного рискованно, но Чарльз, определенно, был слишком пьян, чтобы отпускать его без присмотра. В этом замке слишком много каменных лестниц.

Он зашел в спальню и прислонился к двери, пытаясь привести в порядок волосы и одежду. Куда делся галстук? И как Чарльз умудрился так быстро расстегнуть его рубашку? Покалывание на губах и… другие доказательства того, что ему не все равно, должны будут пройти сами по себе.

По всему телу были красные пятна. Как будто одного знания, где именно Чарльз его касался, не было достаточно.

Он пытался не смотреть на кровать, где этой ночью будет спать в одиночестве.

Ты все еще можешь передумать, шепнул голосок в голове. Тебе не нужно прогонять его. Ты можешь выйти за дверь и…

Нет. Эрик медленно и глубоко вдохнул и выдохнул. Нет. Хоть один раз я могу быть лучшим человеком.

До него вдруг дошло, что он не слышал никаких звуков из-за двери. Чарльз не стоял там? Внезапно в мозгу мелькнуло видение Чарльза, тихо плачущего у камина, слишком пьяного, чтобы понять, почему ему отказали, и он ворвался в комнату.

Чарльз действительно был у камина. Спал, свернувшись на диване.

Эрик наблюдал за ним с минуту: за тем, как поднимается и опадает обнаженная грудь, как на щеку упала прядка волос. Он отбросил ее, позволив пальцам проскользить по теплой коже.

Затем он стащил со своей кровати одеяло, укрыл Чарльза и поцеловал его в висок, прежде чем в одиночестве отправиться спать.

Комментарий к Глава 19.

*Строчка из баллады “Highwayman” (“Разбойник”) Альфреда Нойеса (прочитать в переводе можно здесь: http://www.stihi.ru/2003/04/25-381)

**Возрадуемся же фансервису!

*** Джарви: http://ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Джарви

_____________________________________________________________________________