Застигнутый этой мыслью, Джон ухватился за край скамьи и начал приподниматься, чтобы усесться на её спинку. Очевидно, Шерлока посетила та же идея, потому что он крепко сжал задницу Джона и попытался ему помочь, но вместо этого столкнулся зубами и получил от партнёра случайный удар коленом в бедро. Только мгновенная реакция и гибкость Холмса помогли уберечь более чувствительную часть тела от выведения из строя на весь остаток вечера, и когда Уотсон выдохнул с раскаянием в голосе: «Прости! Господи, извини, я не хотел…» — Шерлок издал смешок, придвинулся ближе, разведя колени Джона в стороны и втиснувшись между ними.

Боже, это было прекрасно. Казалось, руки Шерлока успевают повсюду: хватают за плечи, гладят волосы, придерживают задницу, устраивая партнёра на скамье таким образом, чтобы их тела были тесно прижаты друг к другу. Джон сделал открытие, что высокий рост его соседа был обязан в основном ногам. Теперь, когда Уотсон сидел на уровне бёдер Холмса, их лица были идеально расположены для поцелуев. Джон вдруг понял, что во внутреннюю поверхность его бедра упирается возбуждённый член Шерлока. Тому для наступления эрекции хватило нескольких беспорядочных поцелуев, и доктор, подавшись навстречу и обхватив детектива ногами, услышал свой собственный тихий стон.

Скулы Холмса больше не горели негодованием — теперь его щёки и даже нос порозовели от желания и возбуждения. Частое прерывистое дыхание касалось лица Джона, когда Шерлок целовал его ухо и лихорадочно нашёптывал:

— Видел бы ты себя. Боже, ты понятия не имеешь, чего я от тебя хочу.

Лицо Уотсона вспыхнуло румянцем, одна его рука выпуталась из мягких тёмных кудрей и опустилась на задницу Холмса.

— Не имею. Но что бы это ни было — я готов, мой ответ — да, — тихо проговорил Джон чуть охрипшим голосом.

Сжимать бёдра Шерлока ногами было невыносимо возбуждающе; после сказанных Уотсоном слов Холмс поцеловал его ещё раз, тесно прильнул к любовнику так, чтобы их возбуждённые члены соприкасались, пусть и через несколько слоёв одежды, и этим самым заставил Джона издать звук, подозрительно похожий на хныканье.

Раздалось нарочитое покашливание, и доктор вздрогнул и от неожиданности едва не укусил Шерлока за губу. Холмс резко повернул голову, и Уотсон увидел Мел и Эвандера, стоявших в дверном проёме. Девушка от волнения слегка покраснела, а молодой человек расплылся в улыбке.

— Извините за беспокойство, — в тоне Эвандера не было ни тени сожаления, — но Майкрофт попросил найти вас и передать, что ужин подан. Сам он не захотел, сказав, что есть такие вещи, которые ему лучше не видеть.

И хотя Джону больше всего хотелось провалиться сквозь землю от смущения, что его застукали за тем, как он лапает Шерлока за его великолепную задницу, он не мог не улыбнуться, представив Майкрофта, произносящего последнюю фразу строгим высокомерным тоном.

Когда Холмс попытался сделать шаг назад, Уотсон в безотчётном страхе ещё крепче сжал коленями его бёдра. После того, чем они тут занимались последние десять минут (а может, пятнадцать или двадцать — он потерял счёт времени), мощная эрекция туго натянула его брюки, и он действительно не мог позволить родственникам Шерлока это увидеть, даже если Эвандер и не стал бы возражать. На самом деле, по большей части именно потому, что Эвандер был бы не прочь взглянуть.

Шерлок посмотрел на Джона и коротко сказал:

— Мы будем через минуту.

Эти слова были недвусмысленным предложением выйти, но Эвандер задержался, чтобы сказать:

— Знаете, вы такие милые — вы оба. Столько месяцев быть вместе и по-прежнему целоваться так, будто это происходит впервые.

— Чёрт тебя подери, Эв. Здесь что, нет официантов, чтобы ты мог сбросить сексуальное напряжение?

Эвандер подмигнул.

— Уже договорился, дорогой: у меня будет небольшое свидание после ужина. И если мне повезёт хотя бы наполовину так, как этому шарфу, я буду доволен.

Уотсон едва успел осознать, что сидит на чём-то мягком, когда Мел подхватила бойкого родственника под руку и потащила прочь из зимнего сада, смущённо хихикая, а Холмс изо всех сил пытался сохранить сердитое выражение лица, хотя едва сдерживал смех.

Когда они вновь оказались наедине, Шерлок посмотрел на Джона.

— Как ты себя чувствуешь?

Вопрос этот прозвучал до нелепости любезно из уст того, кто минуту назад едва не задушил партнёра поцелуями, да к тому же выглядел совершенно растрёпанным и утратившим свою обычную бесстрастность. Джон не сдержался и захихикал, наслаждаясь лёгким удивлением, отразившимся на лице Шерлока.

— Хорошо, — выговорил он наконец, глупо ухмыляясь, — на самом деле — чертовски великолепно. Только что я блеснул перед двумя твоими кузенами, у меня был лучший поцелуй за многие годы, и теперь мне предстоит провести рождественский ужин в кругу твоей семьи с таким стояком, какого у меня за всю жизнь не было. Мало того, — Джон потёрся о Шерлока, заставив того невнятно застонать и крепче стиснуть руки на талии доктора, — так я ещё и сижу на шарфе, подаренном мне Мел.

Он вытащил шарф из-под себя и предъявил его детективу, который посмотрел на этот вязаный предмет одежды с уничижительным пренебрежением, но воздержался от комментариев, явно стараясь не выйти за рамки вежливости.

— Мне он очень даже нравится, — добавил Джон словоохотливо, — думаю, буду надевать его, когда нас вызовут на место преступления.

Больше сдерживаться Шерлок был не в состоянии.

— Ты ни в коем случае так не поступишь. Этот шарф сам выглядит как место особо тяжкого преступления.

— Тогда, возможно, я буду носить его дома.

— Если ты думаешь, что я хоть раз поцелую тебя, пока на тебе этот…

— Может быть, я сберегу его до того момента, когда захочу полностью раздеть тебя, усадить на кухне и связать твои запястья за спинкой стула. Затем я опущусь перед тобой на колени и отсосу тебе. Тебе придётся смотреть на меня всё время, но… — Джон взял паузу, а затем неторопливо продолжил, — ты не сможешь касаться меня. Хотя для полной уверенности мне, возможно, придётся привязать к стулу и твои щиколотки, ведь ты очень изобретателен.

Уотсону было немного неловко произносить вслух такие вещи, но стоило преодолеть смущение, чтобы увидеть лицо абсолютно сражённого Холмса.

— Я был бы не против, — Шерлок быстро пришёл в себя и наклонился, чтобы зарычать любовнику в ухо, одновременно слегка сжав его возбуждённый член через ткань брюк, — я был бы не против, ты догадывался об этом?

От дыхания Шерлока по всему телу Джона побежали мурашки; длинные пальцы детектива осторожно поглаживали ширинку доктора, который едва смог сказать:

— Ты совсем не помогаешь мне привести себя в порядок перед ужином.

— Извини.

Но ничуть не было заметно, что Холмс действительно извиняется, когда он отступил, позволяя другу спрыгнуть со скамьи. Отряхивая пыль с брюк, Уотсон постарался выровнять дыхание и от всей души надеялся, что прохладный воздух сгонит с его щёк румянец, а жар желания на время схлынет.

— Знаешь, ты не должен ужинать, если ты не голоден, — не глядя на Джона, произнёс Шерлок, когда застёгивал пиджак и приглаживал волосы. — Я уже говорил тебе, что рождественский ужин с моей семьёй может немного… затянуться, и мы могли бы пропустить его, захватив еду на подносе в свою комнату. Всё, что пожелаешь.

Голова Джона всё ещё оставалась затуманенной поцелуями, и к этому прибавилось новшество, что детектив ждёт указаний доктора, как им лучше поступить, а не отдаёт ему нетерпеливые приказы. Но Уотсон справился:

— Что? Шерлок, разумеется, я хочу поужинать с ними. Я нахожу их милыми: немного сумасшедшими, невероятно одарёнными, возможно, собирающимися захватить мир, но — милыми.

— Ну, хорошо, — Холмс улыбнулся, поправляя манжеты рубашки. — Это… хорошо. Великолепно.

Внезапно Джона посетила страшная мысль, которую он высказал в полушутливом вопросе:

— Боже мой, на ужин подадут что-нибудь ужасное, вроде телятины или жаворонков, не так ли? И я не смогу это есть так, как полагается по этикету?