Шерлок самодовольно улыбнулся, повернулся к отцу и сказал:

— Папа, Джон играет на кларнете.

Уотсон не мог разобрать, почудилась ему или нет тень гордости в голосе друга. Лицо Гидеона осветилось неподдельным интересом, и он спросил:

— В самом деле? Это замечательно.

— Раньше играл, — торопливо поправил Джон. Энтузиазм Гидеона настораживал; казалось, тот уже планировал приватные семейные вечерние исполнения избранных опусов Грига, и доктор отнекивался, чувствуя, как подгибаются колени. — Я давно не держал в руках кларнет, пожалуй, со школы, и боюсь, что позабыл всё, чему меня учили.

Почувствовав замешательство гостя, Гидеон обвил руку вокруг талии жены и тактично поменял тему разговора.

— Кстати говоря, Джон, не позволяйте моей жене ввергнуть вас в заблуждение, что все свои таланты Шерлок получил от меня. Знайте — она художница. Прошлой зимой в Королевской Академии состоялась выставка её работ.

— Ну что ты, — Белла покраснела, когда муж посмотрел на неё с улыбкой, совершенно преобразившей его суровое лицо. — Пустяки, ничего экстраординарного. Я выставляю работы под девичьей фамилией Чеверилл.

— Так это вы Белла Чеверилл? — Уотсон был сражён. — Моя сестра любит ваши картины! Кажется, у неё дома есть копия одной из них.

— О, Джон, вы слишком добры.

Её ореховые глаза лучились, когда она пожала ему руку, и Джон обернулся, чтобы спросить:

— Шерлок, почему ты не сказал мне, что… о!

Но Шерлок снова испарился, и Белла с улыбкой сказала:

— Опять исчез. Находясь в деятельной фазе, он просто не может оставаться на одном месте. Совсем как мой супруг, — Гидеон посмотрел на жену с нескрываемым обожанием, а затем кто-то отвлёк его внимание, похлопав по плечу. Одной рукой он по-прежнему обнимал жену за талию, а она охотно прижималась к мужу, продолжая беседу с Джоном.

— Вы знаете, отец и сын очень похожи, даже в жестах и поведении.

— Да, я вижу, — Гидеон стоял, чуть склонив набок голову, пристально глядя на собеседника и сохраняя непроницаемое выражение лица с тенью превосходства, совсем как Шерлок, выслушивающий клиента, которому удалось предложить необычное дело.

— Мы счастливы, что вы с ним вместе, — шепнула ему Белла. — Я так переживаю за него. Он уже очень давно совершенно одинок, знаете ли. Когда мне сказали, что он снова с кем-то встречается, я никак не могла успокоиться, ведь после всех тех ужасных неприятностей с Себастьяном я ужасно волновалась, пока Майкрофт не сказал мне, что виделся с вами, и что вы ему понравились.

Доктор услышал так много нового и поразительного, что не знал, за какую часть информации хвататься первым делом. Новость о том, что Себастьян некогда был близок с детективом, его не удивила: Уотсону это пришло в голову ещё в банке, когда Себастьян вёл себя демонстративно фамильярно. Но Джон совершенно лишился дара речи от новости, что действительно снискал расположение Майкрофта, тогда как раньше полагал, что тот его едва терпит лишь в качестве удобного посредника между собой и братом. Кое в чём родителей Шерлока следовало бы разубедить — в одном всеобщем заблуждении, но сейчас это казалось чрезвычайно неуместным. Они были такой очаровательной парой, так любили друг друга и так откровенно гордились обоими выдающимися сыновьями, что совесть не позволила Джону разрушить их веру, пусть и иллюзорную.

— Благодарю, — пробормотал он, надеясь, что бессвязность его речи спишут на застенчивость. — Я… я действительно счастлив, что встретил его.

Так и есть. Он не солгал, пожалуй, даже сказал правду. Он действительно был рад знакомству с Шерлоком Холмсом, потому что одному богу известно, во что бы превратилась его гражданская жизнь, если бы эта встреча не состоялась.

— Майкрофт!

— Здравствуй, мамуля.

Белла обняла старшего сына. В окружении многочисленных родственников было весьма заметно, как Шерлок походил на отца, а в Майкрофте больше проявилась наследственность матери — те же глаза, лёгкая склонность к полноте, проглядывающая в формах Беллы и дающая почву непрестанным издёвкам детектива по поводу диеты брата.

— Мел уже несколько раз спрашивала о Джоне. Ты не возражаешь?

— Нет, конечно, нет! Вы пользуетесь популярностью, Джон. Надеюсь, вы не слишком ошеломлены. Помню, как впервые Гидеон привёз меня сюда на Рождество — было от чего испугаться. Такая большая семья, но… — она снова улыбнулась, — все они очень дружелюбны.

«Было от чего испугаться — это слабо сказано», — подумал Уотсон, позволяя себя увести. Он был совершенно подавлен вереницей странных имён и необычных лиц — и все были искренне рады приветствовать его. И когда Майкрофт, изогнув бровь, поинтересовался, хорошо ли Джон себя чувствует, тот смог лишь кивнуть в ответ. Майкрофт едва заметно улыбнулся, ничуть не обманувшись и видя его насквозь, и сказал:

— Боюсь, следующую беседу нам придётся сократить. Скоро наступит время идти к столу, а Эвандер настаивал на том, чтобы я представил вас ему ещё до ужина.

Громкий оклик привлёк их внимание, и они дружно обернулись, чтобы увидеть развалившихся на диване и энергично машущих Майкрофту трёх молодых людей. Майкрофт поднял палец, попросив этим жестом подождать минутку, и продолжил путь в глубь залы.

— Это тоже ваши двоюродные братья? — спросил Джон и получил в ответ кивок.

— Да, тройняшки: Бедивер, Галахад и Ланселот. Они начали совместное дело — создают программное обеспечение. Не стану утомлять вас деталями, но первый миллиард они заработали в возрасте 22 лет.

— Вы приложили к этому руку, — неуверенно предположил Уотсон. — Без вашего вмешательства точно не обошлось.

Бесстрастная маска Британского Правительства на секунду дрогнула, явив искреннее удивление.

— Во что?

— Во что-нибудь. Во всё, — тихо произнёс Джон, прежде чем глубоко вздохнуть несколько раз, чтобы прийти в себя.

— Разумеется, это не так, — медовым тоном ответил Майкрофт. — Ланселот чрезвычайно удачлив: если у него появится девушка, то это будет Моргана.

До того, как Уотсону удалось придумать ответ на это заявление, его спутник заговорил:

— Мел — это Джон. Джон — это моя кузина Меллифлуа.

И сразу вслед за этим доктор обнаружил, что его немилосердно тискает девушка, выглядящая среди этой публики так же неуместно, как и он сам: волосы заплетены во множество косичек, на брови пирсинг — и никакой дизайнерской одежды. Однако она улыбнулась во весь рот, едва завидев Уотсона, как и все остальные, с кем он познакомился этим вечером.

— Джон! Зовите меня Мел. Майкрофт поступил гадко, назвав меня полным именем. А знает ведь, как я его ненавижу.

Майкрофт в ответ лишь поднял одну бровь, а затем скрылся в направлении троицы молодых программистов. Мел потянула к себе нового знакомого, усадив его рядом на пуф, появившийся словно ниоткуда и пахнущий пылью.

— Джон, — сказала она с лучезарной улыбкой, — как я рада, что наконец познакомилась с вами, я так много о вас слышала.

— Э, правда? Ну, это… мило…

— Я даже приготовила вам рождественский подарок.

— О, — доктор смутился. — Вы так добры, но боюсь, что я не…

Она взмахом руки отмела все его попытки извиниться.

— Не беспокойтесь, я ничего и не ожидала. Мне говорили, вы любите носить вязаные вещи, но у меня не было времени на свитер, и я связала для вас… Ну же, откройте и посмотрите.

Заправив выбившуюся прядь волос за ухо, она протянула Уотсону мягкий свёрток и уселась, не скрывая своего нетерпения и теребя белый браслет защитников окружающей среды, пока гость распаковывал подарок. На его колени змеёй скользнул длинный кричаще-пёстрый кусок материи, и Джон едва сдержал смех. Это был шарф, связанный из ядовито-яркой пряжи с радугами по краям. Такую вещь мог бы надеть Джордж Майкл для съёмок клипа «Последнее Рождество», и доктор подумал, что позволил бы нацепить на себя нечто подобное только через свой труп.

Он закусил стремящиеся расползтись в улыбку губы и произнёс со всей возможной искренностью: