Как бы это ни было ужасно, но с этим можно было жить. Ведь другого выхода не было. Времени в обрез, Майкрофту нельзя верить, ведь он однажды уже солгал и предал. У него не было выбора.
Лежащая за его спиной Ирен что-то говорила, запустив руку ему в волосы.
Это вернуло его в то время, когда он был маленьким мальчиком: он кричал и плакал и хотел умереть, а его мама сидела рядом и гладила его по голове, будто эти движения могли хоть что-то исправить, будто было возможно вернуть её к жизни.
С ним что-то происходило. По щекам побежали горячие солёные слёзы, и Ирен осторожно вытирала их пальцами.
- Я говорила тебе – не ходи туда, - всё повторяла она. Холмс снова зажмурился. Слёзы хлынули с новой силой. – Что произошло? Ты увиделся с Джоном, не так ли? Ты должен мне рассказать, Шерлок, чтобы я знала, что нам дальше делать.
Холмс сглотнул, поморгал и кивнул.
- О, Шерлок…
Она стиснула его плечо. У него не было сил оттолкнуть её руки.
Они полежали немного. Сквозь занавески пробивался солнечный свет. Руки Ирен продолжали успокаивающе перебирать его волосы и поглаживать плечи. Он не верил в её искренность, но всё же постепенно успокаивался под этими ласковыми касаниями. Любой физический контакт человека с человеком теоретически должен был приносить облегчение.
Но сердце продолжало болезненно сжиматься.
Ради мужа он пошёл на всё, но тот лишь возненавидел его за это. Пусть Джон сказал, что любит, но в его глазах сверкал металл.
- Я должен вернуть их, - внезапно проговорил Шерлок. Рука Ирен на секунду замерла в его волосах и затем продолжила ласковые движения. – Мне нужна твоя помощь. Я должен вернуть их.
Ирен Адлер улыбнулась ему в затылок.
- Тебе давно уже была нужна моя помощь, Шерлок. И тебе повезло, что я действительно хочу помочь.
========== Глава 10/16. Объединение множеств ==========
Через пять с половиной месяцев после Падения между Уотсоном и Лестрейдом состоялся разговор по телефону.
- Мне только что позвонил Майкрофт, - сразу заговорил Грег, едва Джон принял вызов. – Он в категорической форме велел мне не позволять тебе… как же он выразился… а, скорбеть. И он сказал, что у тебя есть кое-какие новости, что-то невероятное, но ведь он тот ещё кадр – с ним всё непросто.
Доктор слабо улыбнулся, склонившись над рабочим столом. Зажав телефон между ухом и плечом, он быстро заполнял последнюю на сегодня историю болезни. Было приятно услышать знакомый голос, в котором сквозило неприкрытое беспокойство.
- Думаю, да, мне действительно есть что сообщить, - признал Джон.
- В самом деле? Хорошо. Тогда, не в порядке исполнения указаний Майкрофта, ты пропустишь со мной по кружке пива? Как в старые добрые времена.
Как в старые добрые времена… Последний раз Уотсон виделся с Лестрейдом на следующий день после того, как нашёл в черепе прощальную записку. Ему не хотелось с ним встречаться. Вообще не хотелось никакой компании, но если Большой Брат поставил перед собой такую цель, а Джон воспротивится её достижению, то можно спорить на любые деньги, что этот высокопоставленный мерзавец на всё пойдёт, но добьётся своего.
Таким образом, Холмсу-старшему оказалось мало устроить личную жизнь зятя, сотворив ему потомство, он также счёл необходимым наладить его социальные контакты. Сунув последний заполненный лист в папку, Джон поднёс телефон к другому уху и закусил губу, размышляя. День был долгим, через кабинет доктора прошла вереница школьников, мечтающих получить освобождение от занятий, и ипохондриков-пенсионеров с мнимыми болячками. Он был готов не только в бар сходить, лишь бы избежать внезапного появления чёрного правительственного автомобиля с Майкрофтом, пекущемся о его благе.
- Ага, хорошо, давай.
Вот так доктор и оказался в переполненной пивной в Вестминстере в обнимку с кружкой пива поджидающим задержавшегося у стойки бара инспектора.
На протяжении многих месяцев он не был в такой гуще народа. Сутолока и суета, окружавшие его смеющиеся лица не доставляли удовольствия; Джон лишь думал, неужели они не знают, что его больше нет?
Если в Лондоне и был когда-либо Рыцарь Света, то только Шерлок Холмс.
- Ужасно выглядишь, - улыбаясь, сказал Грег. Дружище Грег. Джон знал, почему муж симпатизировал ему: инспектор надёжен, дружелюбен и прост в общении, умён и независим в суждениях. Он хороший человек, а Шерлок предпочитает (то есть, предпочитал, боже, как мучительно больно!) иметь дело с хорошими людьми, если только плохие не были исключительно умны.
- И всё же лучше, чем в последнюю нашу встречу, и это хорошо.
- Как дела у твоей команды? – спросил с улыбкой Джон, неопределённо пожав плечами.
- Заняты по горло, не буду тебе врать. Я бы раньше позвонил, честно, но на работе полный дурдом.
Пропустив мимо ушей извинения Лестрейда, Уотсон с улыбкой слушал его рассказ о том, как весь отдел буквально сбивался с ног. Конечно, ни слова не было сказано о том, как усложнилась работа без Шерлока Холмса, как все вдруг поняли, сколько делал для них один-единственный консультирующий детектив. Разумеется, не прозвучало никаких признаний Грега в том, что он скучал по Шерлоку. Ничего общего с пульсирующими в сознании Джона навязчивыми мольбами: вернись, вернись, вернись…
Чтобы скрыть боль, искривившую его губы, доктор спрятал лицо в кружке с пивом.
Он смеялся, когда по выражению лица инспектора догадывался – тот шутит, улыбался во время рассказа о том, как Андерсон и Донован наконец сделали свою любовную связь достоянием гласности. Он пил пиво и позволил себе на минутку притвориться, что ничего необратимого не произошло, всё в полном порядке: Шерлок всего лишь задержался в Бартсе, выбирая материал для очередного эксперимента, и через несколько минут ворвётся в пивную в развевающемся пальто, закажет себе джин с тоником и с огурцом (по матушкиному рецепту) и сядет рядом с Джоном, высмеивая глупые разглагольствования Грега, но при этом не отказывая себе в удовольствии незаметно поглаживать одной рукой колено мужа.
Лестрейд встал, чтобы принести ещё выпивки, и сотканная Уотсоном иллюзия рассеялась.
От Холмса-старшего пришло смс: «Четыре кружки, Джон, не больше. Приятно провести время». Недовольно ворча, он принял из рук Грега пиво и швырнул телефон на лавку. Инспектор ухмыльнулся, увидев это, и спросил:
- И кто это был?
- Майкрофт, - простонал Джон и сделал большой глоток. – Хренов докучливый мерзавец.
- Кажется, он действительно проявляет к тебе повышенный интерес.
- Ещё бы. Ведь я единственный оставшийся у него брат, верно? – с горечью сказал доктор. Лестрейд попытался скрыть волнение, но не смог. Этим он Шерлоку и нравился: инспектор был для него открытой книгой, не прятал свои мысли и эмоции, а когда пытался, то это просто не получалось. Более всего Шерлок терпеть не может (не мог…) лжецов, особенно заурядных.
Вдруг Джону стало стыдно. Инспектор ни в чём не виноват: он не поверил ни единому слову той лжи, которую Мориарти сумел внедрить в головы его подчинённых, он всего лишь делал свою работу. Впрочем, как и Донован. Пусть она неумная обидчивая дрянь, но как сержант полиции она должна была проверить свои подозрения, против кого они бы ни были направлены.
Но сам Лестрейд не снимал с себя ответственности за случившееся. Поэтому он вёл себя так скованно, теребил манжеты рубашки и крутил в руках кружку. Уотсону это не нравилось. Он не держал обиды на инспектора и не винил его ни в чём.