Незачем упоминать, что она была весьма очаровательной, удивительно остроумной и, порой, восхитительно дерзкой. Селеста была Само Совершенство, и Джон ненавидел себя за то, что едва мог выносить её общество и то, что она сидела напротив него и наливала ему чай редкого сорта и заоблачной стоимости из серебряного чайника в фарфоровую чашку такой тонкой работы, что Джону страшно было её коснуться из опасения раздавить в неловких уотсоновских руках. Он вспомнил руки Шерлока, изящно придерживающие полупрозрачную чашку и подносящие её к прекрасному лицу. Он вспомнил пальцы Шерлока, между которыми виднелся голубой с кремовым рисунком фарфор – и боль, охватившая ногу, быстро распространилась по телу и сдавила грудь так, что Джон не мог сделать ни единого вдоха от тоски по ненормальному психу, с которым вступил в брак несколько месяцев тому назад.

Всего лишь несколько месяцев, не лет, хотя он был готов отдать ему всю жизнь без остатка. И это было чудовищно несправедливо.

- То, как ты смотришь на мои руки, совершенно нелепо. Ты знаешь, что делаешь это прилюдно?

- Изумительные руки. Как бы я хотел, чтобы они касались меня всегда.

- Будь осторожен в своих желаниях, Джон Уотсон, они могут исполниться.

Вернись, вернись, вернись… - билась в его голове единственная мысль.

- Джон? – заговорила Селеста, глядя на него шерлоковыми глазами поверх столового серебра и протягивая блюдо, полное выпечки, уверенным спокойным жестом. Её пальцы не такие длинные, как у Шерлока, и Джон вырвался из плена иллюзии, заставив себя вновь начать дышать.

- Благодарю, - пробормотал он. Он прочёл в глазах свекрови сочувствие и жалость, но не мог их принять и тем более вернуть. Он сконцентрировался на завтраке и запретил себе думать о том, как глаза Шерлока смотрят на него с чьего-то другого лица.

- Дорогой мой, вы выглядите не очень хорошо. Это объяснимо, конечно, но мне бы хотелось, чтобы вы лучше питались.

Джон чуть склонил голову, давая понять, что благодарен за участие и не намерен предъявлять претензии по поводу насильственного водворения в родовое гнездо.

- Майкрофт позвонил мне вчера вечером. Он сказал, что обнаружил вас в бессознательном состоянии. Я полагаю, он привёз вас сюда, и естественно, мы предупредили об этом вашу сестру.

- О, - только и смог вымолвить Джон. Он пил чай, едва удерживая булочку с клубничным джемом дрожащей рукой. Он, как никогда, чувствовал себя истинным британцем, но не имел сил радоваться этому.

- Майкрофт также просил передать, что подъедет позже удостовериться, что с вами всё в порядке. Возникли проблемы с польскими газопроводами. Его часто привлекают для разрешения подобных ситуаций.

На лице Селесты появилась улыбка любящей матери, но взгляд остался совершенно холодным и расчётливым. Это были глаза солдата, учёного, убийцы, шпиона. Настолько неотличимые от глаз Шерлока, что на какое-то ужасное мгновение Джона обуяло желание выдрать их ногтями и затем съесть, чтобы они могли принадлежать ему безраздельно, но при этом чтобы ему больше никогда не пришлось подвергаться пытке видеть их.

- Мне следует вернуться в Лондон, - сказал он неуверенным тоном. Вряд ли они позволят уехать ему сейчас, но он должен был хотя бы попытаться вернуть себе свободу.

- И слышать об этом не хочу, Джон. Прежде мы вас немного откормим. Теперь вы стали частью нашей семьи, а мы заботимся о семье, - она одарила его ещё одной улыбкой, ясно говоря холодными глазами: «Не перечьте мне, Джон Уотсон – великий Майкрофт и единственный в мире Шерлок под моим взглядом становятся трясущимися от страха мальчишками; знайте своё место; зачехлите орудия и не создавайте ещё больше проблем».

Джон кивнул, признавая своё поражение, и заставил себя проглотить кусочек булочки.

Земельный участок, прилегающий к поместью, был обустроен, как показалось Джону, нарочито скромно и скорее соответствовал тайному убежищу, чем замку крупного помещика из романа Джейн Остин, по сравнению с которым Иствел Менор казался небольшим, хотя и респектабельным. Впрочем, то же можно сказать обо всей семье Холмсов. Фасад особняка был одновременно внушительным и очаровательным, увитым плющом, пестреющим в это время года всеми оттенками тёплых красок - от золотистого до нежно-алого - и резко контрастирующим со всё ещё зелёным газоном.

Джон почти весь день провёл, бродя по холмсовским угодьям, наткнулся на заброшенную сторожку и едва не сломал ногу, угодив в лунку на поле для игры в гольф.

Наступил октябрь. Прошло два месяца со смерти Шерлока*.

Джон это прекрасно знал, но отказывался верить и принять этот факт, пока вчера во время визита на Бейкер-стрит не обнаружил спрятанную в черепе записку.

«Мой дорогой Джон. Я оставляю здесь это послание на тот случай, если мой план провалится. Ты моё сердце, Джон, и я никому не позволю причинить тебе боль. Я не допущу, чтобы он сжёг тебя. Ты моя душа, и он не сможет тронуть тебя, пока я жив и могу остановить его.

Ты был невероятным. Мы были невероятными. Я буду любить тебя каждой частичкой своего существа, пока не обращусь в прах.

Я буду принадлежать тебе до конца и буду с тобой до твоего последнего вздоха,

Шерлок Холмс»

Джон прочёл и перечёл письмо дважды, трижды, пять раз и с размаху швырнул череп в стену. Но череп не раскололся, чтобы любезно дать выход эмоциям, а просто со стуком упал на пол и покатился восвояси, когда безутешный вдовец рухнул на колени и зарыдал так, будто слёзы могли омыть и успокоить его разрывающееся от невыносимой боли сердце.

Затем, не почувствовав облегчения, он отправился в пивной бар. Последнее, что он помнил – блеск обручального кольца на безымянном пальце левой руки, обхватившей стакан с виски, и добрую сочувствующую улыбку Грега.

Должно быть, Лестрейд позвонил Холмсу. Изворотливый мерзавец неустанно шпионил за ними. За ним… Теперь – только в единственном числе. Остался просто Джон Уотсон, опять совершенно один на всём белом свете. Этого просто не должно было случиться.

Нога заныла. Он прошагал уже немало миль, бродя по владениям Холмсов. За весь день он съел едва ли половинку булочки с джемом и выпил чашку чаю. Было около половины шестого, и начали сгущаться сумерки, теперь с каждым днём всё раньше и раньше, и Джон, поднимаясь на крыльцо особняка, с болью вспомнил, что осень – любимое время года его супруга.

Майкрофт ожидал его в комнатах Шерлока, расположившись в одном из мягких кресел. Ему хватило деликатности ничего не менять в обстановке этой части дома, оставив все вещи брата на своих местах.

- А, Джон! Мы уже подумывали, не вызвать ли поисково-спасательный отряд.

- Майкрофт, - кивнул деверю Джон, неловко опускаясь на диван у камина и осторожно вытягивая ноющую ногу. – Потрудитесь объяснить причину моего похищения.

- Инспектор Лестрейд и я пришли к общему мнению, что вам лучше некоторое время побыть здесь, около матушки, а не возвращаться к сестре. Мы подумали, что лучше ей не видеть своего младшего братишку валяющимся на полу и захлёбывающимся собственной рвотой.

Джон поморщился при этих словах, но не дал сбить себя с мысли.

- Вы не имели никакого права увозить меня, Майкрофт, - с раздражением прервал он речи деверя, не поднимая глаз.

- А вы не должны загонять себя в преждевременную могилу, напиваясь до бесчувствия, - уколол в ответ Майкрофт. – Я давным-давно пообещал Шерлоку, что присмотрю за вами, если с ним что-либо случится, и я не собираюсь это слово нарушать, спокойно созерцая, как вы губите своё здоровье пьянством.