Теперь Шерлок поцеловал Джона жёстко, крепко и не ища удовольствия или нежности. Уотсон вцепился в рубашку Холмса и рывком распахнул её, жадно прижав ладони к некогда родной обнажённой груди, заявляя права хозяина и одновременно наказывая за бунт. Шерлок застонал ему в рот и прихватил за губу, затем провёл языком по подбородку и шее и с силой укусил ключицу. Джон зарычал и бедром заставил непокорного супруга развести ноги, усиливая контакт. Шерлок втиснул руку между их телами и недвусмысленно прижал к ширинке Джона – и тот окончательно потерял голову.

Уотсон всегда был сильнее, а теперь Холмс был так истощён (нельзя думать об этом – не сейчас!), что не составило труда сорвать с него одежду и швырнуть на кровать. Продолжая борьбу, они набросились друг на друга, хватая, целуя и кусая повсюду, пока Джон не подмял Шерлока под себя и не заставил похотливо застонать под напором языка, требовательно проникавшего между исхудалыми ягодицами.

- Боже, Джон! – задыхаясь, выкрикнул Шерлок, но Уотсон лишь замычал и сильнее впился ногтями в задницу Холмса, так что на бледной коже остались следы в форме полумесяцев. – Джон, Джон, возьми меня, давай же, трахни меня! – он не молил, но требовал, побуждал к действию, и Джон прервался, перекатил Шерлока, принудив его лечь на спину, и заставил замолчать, властно поцеловав в губы.

- Детское масло… в тумбочке… - с трудом произнёс он, не разрывая поцелуя. Рука Шерлока метнулась, слепо нашаривая бутылку, схватила и почти швырнула её в Джона, и тот вылил едва ли не половину содержимого на свою ладонь. Он протолкнул в тело партнёра сразу два пальца, позволяя почувствовать боль, и почти сразу прибавил ещё один, так что Холмс поморщился, но Уотсон не позволил жалости одержать верх.

- Давай же, - тяжело дыша, сказал Шерлок, двигая бёдрами навстречу беспощадным подчиняющим пальцам. – Да трахни ты уже меня.

Джон ещё раз укусил непокорные губы, убрал пальцы и резко толкнул внутрь истекающую смазкой головку члена. Шерлок вцепился в руку мужа, но не мог сдержать крик боли, пока тот неуклонно заполнял его собой.

Когда Джон вошёл полностью, он замер на несколько секунд, чтобы восстановить контроль над своими эмоциями и не позволять поглотить себя радости воссоединения со всем самым дорогим и любимым. Шерлок метался под ним, движения его бёдер пробуждали непреодолимое желание обладать им, и Джона так бесила собственная зависимость от этого человека, что он едва не ударил его по лицу. Вместо этого он начал вбиваться в распростёртое под ним тело грубо и жёстко, пока Шерлок не подчинился ему полностью: каштановые пряди облепили влажный от пота бледный лоб, глаза дико блуждали, голова безвольно моталась по подушке, тело напрягалось всякий раз, когда его движения не совпадали с заданным Джоном ритмом. Их тела забыли друг друга – Шерлок был мёртв полтора года. Их акт не содержал в себе ничего возвышенного – это был грубый и грязный трах. Никого и ничего прекраснее Шерлока Джон не видел и не знал за всю свою жизнь, и от этой мысли хотелось выть. Хотелось оттрахать его до беспамятства.

- Джон, Джон, Джон, вот так, да, Джон, - и Шерлока накрыл оргазм, но Джон пока не был готов последовать за ним. Он упивался трепещущим и судорожно сжимающимся вокруг его члена телом Шерлока, внимал неразборчивым выкрикам. Теперь толчки Джона стали хаотичными, и когда наконец Шерлок вскинул бёдра навстречу его движениям, он шагнул за край. Джон молча рухнул на мужа, крепко зажмурившись, пока всё его тело вздрагивало и сотрясалось, мучительно выплёскивая семя.

- Джон, - раздался шёпот, когда Джон наконец обессилено замер, придавив собой партнёра. Руки Шерлока обвились вокруг него, а Джон не мог пошевелиться, чтобы сбросить их с себя. Его мутило от того, что только что произошло между ними. Он знал, что не следовало касаться мужа, что он никогда не простит себя за то, что сотворил, как только утихнет его ярость. Но охватившее его бешенство не оставило другого выбора, кроме как либо трахнуть мерзавца, либо убить голыми руками, а смотреть на ещё одну смерть Шерлока Джон был не в состоянии.

Когда дыхание Уотсона выровнялось, он встретился взглядом с широко распахнутыми инопланетными глазами, и сердце его разбилось на тысячу осколков.

- Господи, как я скучал по тебе, - почти промурлыкал Шерлок, но Джон упрямо гнал от себя эти слова. Холмс кончил под ним и совершенно успокоился, но злость Уотсона никуда не делась. Она всё ещё жила в нём, и доктор не знал, справится ли с ней, и если справится, то когда.

- Я скучал по тебе каждый день, каждую минуту, Джон. Джон, это было ужасно и невыносимо. Я задыхаюсь без тебя. Я правда не мог вернуться, просто не мог. Я должен был быть уверен, что с тобой ничего не случится, Джон. Ты всё для меня, а он собирался… они хотели… Я не мог этого допустить. Ты же понимаешь, что это так, что я не мог позволить им даже попытку. Джон?

В голове у Джона немного прояснилось, он приподнялся и скатился с Шерлока, улёгшись на спину. Он почувствовал себя опустошённым. Пелена ярости спала, но тихое бешенство затаилось глубоко внутри. Шерлок приподнялся на локте и посмотрел на него. Джон почти физически чувствовал перекатывающиеся в муже волны тревоги.

- Джон?

Закрыв глаза, Уотсон набрал в грудь воздух. Нельзя смотреть на Холмса, пока он будет говорить.

- Уходи, Шерлок.

У Джона едва не разорвалось сердце, когда он услышал, как дыхание Шерлока остановилось. Но у Джона нет теперь сердца – и разрываться нечему.

- Что?

- Ты слышал. Уходи. Я больше не хочу тебя видеть.

- Но…

- Я сказал – уходи!

Джон открыл глаза. Зря – он не хотел видеть, какие чувства отражаются сейчас на лице Шерлока. Боль. Растерянность. Паника. И … злость. Она вернулась. Доктор так устал от злости, но та настигает его везде и во всём. Всё его существо поглощено вихрем из страдания и ярости, облегчения и радости, и любви – такой сильной, что она ранит, режет его на куски, а злость просачивается в эти раны и сжигает его душу так мучительно и безжалостно, что Джон едва способен удержаться и не рухнуть в пропасть безумия.

- Нет, - заговорил было Шерлок, - нет, я не уйду, пока мы не поговорим…

- Довольно разговоров, Шерлок. А теперь я хочу, чтобы ты ушёл.

- Джон…

- Ты умер, Шерлок! – закричал он прямо в лицо мужу, взвиваясь. Его тело, его сердце, его рассудок охватило пламя. Неужели его так трудно понять? Шерлок всегда был глух к эмоциям, но сейчас всё должно быть предельно ясно.

- Ты думал, что лучше заставить меня поверить в твою смерть, чем обратиться ко мне за помощью, и я не могу… Я люблю тебя, господи, так люблю, а ты умер, покинул меня, ушёл навсегда, и это почти убило меня, я едва не наложил на себя руки, а ты всё это время был жив; и теперь ты почему-то ждёшь, что я буду плясать от радости по поводу твоего возвращения, думаешь, что я прощу тебе то, через что ты заставил меня пройти.

- Я не хочу, чтобы ты прощал меня, я хочу, чтобы ты понял!

- А я не понимаю, Шерлок! Свой выбор ты сделал сам без единой попытки попросить меня о помощи и даже не сказав мне, что происходит, и ты позволил мне считать себя мёртвым. Мёртвым! … Нет, Шерлок, это было ошибкой, ты не должен был ничего скрывать от меня, ничего. И прямо сейчас я не желаю тебя видеть. Я хочу, чтобы ты ушёл и не показывался мне на глаза.

Холмс молчал и хмурился. В эти секунды Уотсон ненавидел его почти так же сильно, как любил, а может ещё сильнее. Но он не знал, что ещё сделать. Пока муж был рядом, доктор не мог привести мысли в порядок и не был уверен, что больше не позволит ярости вырваться наружу.