- Он подумал, что мне противно, - рассказывал Шерлок другу, - что меня напугало его лицо. Но это не так. Я не мог пошевелиться, всё это было слишком. От непрекращающихся криков Гарри и ее полных ненависти слов я просто оцепенел. Меня потрясло, сколько злобы и отвращения было в ее лице, когда она сорвала с него маску.

- Насколько там было всё ужасно? – спросил Грегори.

Он еще не свыкся с тем, насколько Шерлоку было плохо, и потому чувствовал себя немного неловко, но он часто обнаруживал, что разговор о проблеме помогает с ней справиться, и потому старался помочь своему другу и разговорить его.

- Я видел рытвины и зажившие рваные раны, это выглядело по-настоящему ужасно. Но в то же время, всё было не так уж ужасно, потому что я видел только его глаза. Мне казалось, я смотрю на страшное грозовое небо, прямо посреди которого сияет солнце. И я видел только это солнце.

Раньше Шерлок не говорил метафорами. А все из-за Джона и его прекрасных сокровищ. Из-за Джона, который показал ему прежде уже виденные вещи, но научил смотреть на них совершенно другими глазами. Джона, который слышал, как его растоптали, подумал Шерлок, и сглотнул ком в горле.

В тот же день Шерлок вернулся домой, но первые несколько дней он никуда не выходил, лежал, свернувшись калачиком, под пристальным осуждающим взглядом черепа. Через неделю, в следующее воскресенье, Марта убедила его сопровождать ее на воскресный обед к Лейстредам. Сара теперь была официальным членом клана Лейстредов, и Молли тоже, и в первый раз к обеду пригласили Морана и Мориарти, которые так помогли Шерлоку и были так добры к нему.

Обед удался на славу; миссис Лейстред приготовила любимый десерт Шерлока, мистер Лейстред откупорил одну и лучших своих бутылок вина. Велись приятные разговоры, но Шерлок, как всегда, держался особняком, лишь изредка бросая насмешливые взгляды на Молли, болтавшую без умолку, и, причем, такую чепуху, от которой Шерлок всегда был готов съесть собственную голову. Однако в тот вечер, казалось, он слушал Молли. Сара, конечно, заметила это и взволнованно толкнула локтем своего мужа, но Грегори и сам быстро всё понял и обеспокоенно наблюдал за разворачивающейся сценой. Он видел на лице Шерлока то же самое выражение, с которым тот говорил о препарировании животных – было понятно, что его интерес к Молли добром не кончится.

***

На неделе Салли Донован поспешно уехала в Квебек. Поговаривали, что одна из ее тетушек многодетная мать, тяжело заболела, и Салли поехала ей помочь.

- Поездка может затянуться на несколько месяцев, - говорила мать Салли всем, кто попадался под руку, - моя сестрица никогда не отличалась крепким здоровьем, ей повезло иметь такую преданную и отважную племянницу, ибо ее дети невыносимы.

Как только Салли с матерью, которая должна была помочь ей устроиться, уехала, в лавку явился Джонатан Андерсон со своей версией событий.

- Салли беременна, - доверительно сообщил он одному из своих соседей, но достаточно громко, так, чтобы слышали все, кто находился в магазине. – Ее родители не хотят, чтобы люди увидели, как ее разнесет, так что она будет прятаться в Квебеке, пока снова не обретет нормальную фигуру.

Это заявление поразило всех, кто находился в лавке, люди немедленно начали шептаться. Воодушевленный, Андерсон заявил, что когда лодку Салли бурей отнесло в Восточную Березовую Бухту, на нее напал Зверь. Он также утверждал, что первым обнаружил Салли и проводил ее домой.

- Ее юбка была порвана, волосы растрепались, она была вне себя. Зверь настоящий бессердечный дикарь без стыда и совести. Будь я отцом Салли, я бы пожаловался властям, но он, наверное, просто не хочет портить дочери репутацию.

Грегори стало противно. Больше всего ему хотелось уличить Андерсона в наглой лжи, но, сказав хоть слово, он предал бы Шерлока. Потому-то Грегори и оставался внешне спокойным, но не мог не высказать своего мнения.

- Но ведь то, что ты говоришь, уже неизбежно вредит репутации Донован.

Андерсон пожал плечами.

- В конце концов, правда всегда выходит наружу, а я просто ускоряю этот процесс. Я надеюсь, что это убережет других бедных девушек от домогательств Зверя, и, может быть, вдохновит мужчин на то, чтобы покончить с ним раз и навсегда.

- Ты прав только в одном, Андерсон, - сказал напоследок Грегори, - правда всегда выходит наружу.

Грегори пообещал себе, что будет сообщать Шерлоку обо всех сплетнях, которые Андерсон распускает по городу; теперь он просто ждал подходящего момента. Такой момент представился десять дней спустя, когда в лавку пришла Гарри Уотсон. Она возвращалась из поездки, в которую отправилась, чтобы установить деловые контакты с охотниками на тюленей. Ее брат прятался от мира еще тщательнее, чем раньше, а она часто посещала самую оживленную часть города и тут услышала, в чем обвиняют Джона.

Войдя в лавку, она села за шахматный стол, за которым за годы их дружбы сыграли не одну партию Шерлок и Грегори. Из кармана она вытащила флягу с виски и предложила всем, кто был в магазине. Оставалось несколько недель до Рождества, до поста было еще далеко, так что большинство горожан выпили по глотку. Как только фляга вернулась к Гарри, она сделала большой глоток, откашлялась и заговорила.

- Мой брат урод, но не слепец, - с горечью сказала Гарри, - он никогда бы не заинтересовался такой девушкой, как Салли Донован. Если бы он так сильно хотел, то нашел бы себе кого-нибудь на пару ночей. Кое-кого поумнее, чем шлюха, которая сбежала в Квебек, потому что не знала, как трахаться и не забеременеть.

Если бы здесь присутствовал священник, он тут же бы рухнул замертво. Все в магазине были ошеломлены, но не говорили ни слова, желая увидеть, как далеко заведут Гарри ее возмутительные речи. Напряжение почти физически ощутимо висело в воздухе; сам дьявол, реши он сейчас зайти в лавку, вызвал бы меньший переполох.

- Моего брата не в чем обвинять, кроме как в наивности. Он почти угодил в сети жадной до денег вертихвостки, – продолжила Гарри, ее голос был пропитан гневом, будто ядом.

- А есть люди, гораздо более опасные, чем Салли Донован; они чуют богатство, они подбираются к нему, пока не вонзят зубы в свою добычу. Этот ублюдок Холмс сделал все, чтобы обольстить моего брата, но я успела схватить его, пока не стало слишком поздно, и если он еще вздумает виться вокруг брата, я застрелю его быстрее, чем неповоротливого тюленя.

- Успокойся, Гарри, – вскричал лоцман. – То, что ты говоришь, это серьезно! Если с Холмсом что-то случится, первой заподозрят тебя. А вообще это не наше дело, даже если он бродит вокруг твоих земель, хотя я бы очень сильно этому удивился. Всем известно, что Молли Хупер по уши в него влюблена, ему стоит только пальцами щелкнуть, и она тут же примчится. А кроме того, если он похож на свою тетушку, миссис Хадсон, твое богатство его не интересует.

- Правда? – заорала Гарри. – Значит, в тот день, когда я застукала его запертым в маленькой библиотеке с моим братцем, я бредила? И мой самый верный слуга, который, в конце концов, признался, что Холмс тайно виделся с моим братом несколько месяцев, в любое время дня и ночи, тоже псих?

Посетители лавки были шокированы, и Грегори решил, что настало время рассказать Шерлоку все те ужасные вещи, что болтают по городу о нем и Джоне. Лейстреду было противно от мысли, что придется это сделать, но он хотел, чтобы Шерлок услышал это именно от него и только от него. И Грегори отправился в Парусную Бухту, где и обнаружил Шерлока: тот сидел на сугробе, завернувшись в несколько тяжелых шерстяных одеял наистраннейшего оранжевого цвета. Он невидящими глазами смотрел на замерзшее море, полностью погруженный в свои мысли. На губах у него играла легкая улыбка – Грегори не видел, чтобы Шерлок улыбался с тех пор, как его изгнали из поместья Уотсонов. Теперь его серые глаза почти всегда омрачала пустота. Грегори часто пытался разговорить его, помочь выбраться из депрессии, но все усилия были тщетны, и они почти всегда заканчивали играть в шахматы в молчании. Грегори подошел к Шерлоку и молча сел рядом, стараясь не нарушить очарование.