Существует передовой отряд настоящих мордоворотов, охраняющих периметр переулков, они сидят внутри здания. Рослые, ловкие, мощные, специально обученные ребята. Они владеют в совершенстве своим телом и оружием. Такие могут вполне претендовать на роль совершенных солдат. Только он, Владимир, знает, что сила не всегда может помочь... Тут иначе надо. Но как?! О чем там вообще наверху думают?! В любой толпе всегда есть заводилы, вожаки. Неужели трудно их найти, выдернуть и обезвредить? Ладно эти их ребята, "Альфа"... есть же еще ДРГ - деверсионно-разведывательные группы. Это идеальные убийцы. Пройдут сквозь толпу, убьют того, кого надо. Остальные этого даже не заметят. Как нож в масло. Они круче, чем "Альфа". Их обучают на "куклах". Кто ни разу "кукол" не видел, тому повезло. Про себя он этого сказать не мог... Служил он тогда в Йошкар-Оле. Там база была по подготовке ДРГ. Простая воинская часть, а внутри, скрытно, готовили идеальных убийц. Вокруг - режимные учреждения, лагеря смертников и осужденных пожизненно. Во многих странах смертную казнь отменили. Но не у нас. Тем, кого приговорили к вышке, терять нечего. Кто был крепок, предлагали стать "куклой". Это означало, что у него есть только один шанс выжить. В бою. И только до следующей схватки. Им говорят, что это их единственный и последний бой. Если они проигрывают, их убивают сразу. Если проигрывает спецназовец, "куклу" оставляют жить до следующего боя. Современные гладиаторы. В такой ситуации у человека проявляются сверхспособности. Каким образом? Даже ученые приезжали из какого-то исследовательского института - наблюдать "кукол". Желание жить удесятеряет силы. Человек способен на то, о чем никогда не подозревал. Кстати, если бой с "куклой" проигрывал обучаемый спецназовец, он исключался из группы навсегда. Он должен был убить или проиграть. Или погибнуть сам. Потому что никакого наказания "кукле" не могло быть в помине. Это и так смертник. Если он убивал, его просто ставили в бой с кем-то другим. Тогда он, ныне полковник Владимир Иванович Семенов, был младшим лейтенантом. Он видел смерть гения гладиаторов. О нем ходили легенды. Держался он дольше всех. Его поведение в бою исследовали. Прозвали его Холодный. За взгляд. Он побеждал всегда. Рассказывали, что у него было двойное зрение. Даже так: раздвоенное. Одним глазом он контролировал верх противника, другим - низ. И объемное. Видел совершенно все вокруг, одновременно, в деталях и долях движений. Его коронный удар был головой. Так он добивал. Видимо, он мог то экстремальное состояние, в котором человек оказывается на грани смерти, вызывать в себе всегда. Простым усилием воли. Соответственно, и сверхспособности, связанные с этим состоянием. Кто знает... Возможно, Холодный поступал, как актер, когда тот учится мастерству. Актер наблюдает сам себя: в гневе, в радости, в печали, в ревности. Контролирует свое состояние и запоминает, как при этих эмоциях он себя выражает. Чтобы потом отыграть. Так и Холодный. Он в состоянии на грани смерти еще и "видел" себя, наблюдал. И ставил как бы маячок в мозгу, памятку. А потом в нужный момент доставал этот маячок. И становился непобедимым гладиатором. И все же один спецназовец убил его. Ударом ноги в голову. Потом был удар в область сердца. Высокие удары опасны для нападающего, гладиатор знал, как их отражать. Но пропустил... Качнулись заборы и ели вокруг. Удар Холодный принял. И остался в сознании. Он умирал пятнадцать минут. Просто смотрел. После такого удара обычный человек теряет сознание сразу. Его сердце уже не билось, как рассказали потом медики. Но усилием воли он удерживал в себе жизнь пятнадцать минут. Просто смотрел на всех. Такова была его воля к жизни.
Для бабушки полковник Владимир Иванович Семенов был просто Володей. Она родилась так давно, что внуку это казалось совершенно нереальным. Он обожал, когда она рассказывала о первых воспоминаниях своего детства. До сих пор, закрывая глаза, она видела воочию кабинет отца, все предметы. Будто время не стирало детали, а лишь четче прорисовывало их. Она помнит огромный стол, заваленный документами и какими-то массивными фолиантами - расходными книгами. Полки вдоль всех стен, панели темно-коричневого дерева, роскошная люстра с драконами, держащими горящие плафоны, большущее, как корабль, кресло, обитое мягким бордовым плюшем. Она не помнит, чем торговал отец. Но одевался он с иголочки. У него была округлая аккуратно остриженная борода и усы. Ее сердце замирало от трепетного восторга, когда она видела из окна отца, выходящего из их коляски. Конь был тоже свой, единственный. Звали его Баян. Она любила рассматривать коляску вблизи. Она была легкая, летучая, вся из кожи и тонкого дерева. Передние колеса были меньше задних. Она любила пересчитывать спицы на них. Что это ей давало - непонятно. Просто любила. На передних - десять, на задних - двенадцать. И все казалось, как бывает только в детстве, что в следующий раз будет другое число. Отец ловко усаживался на сиденье, впереди было место кучера.
Она носила странное, редкое, какое-то удивительное имя - Казимира. Владимир где-то вычитал, что оно означает "миротворица, сказительница, проповедница". В точности - его бабуля. Она умела следить за собой. Всегда подтянутая, с прямой осанкой, не сломленной ни годами, ни судьбой, корректно одетая. Именно корректно: ни кричаще, ни бедно, ни вычурно. Строгие платья, подчеркивающие на удивление хорошую фигуру, блузки с бантами, прямые темные юбки, удобные, крепкие туфли. В сущности, бабулей-то ее назвать было никак нельзя, несмотря на очень и очень солидный возраст. Владимир ни разу в жизни не видел ее растрепанной. Свои хорошо сохранившиеся, но совершенно седые волосы она носила в крутых кудряшках. И всегда улыбка, ласковое слово - для всех. Наверное, он бы не удивился, будь она по происхождению графиней, если б не знал, что это не так. Целеустремленная, немного резкая, обладающая незаурядной энергией, она и сейчас могла отстаивать свою точку зрения в споре, ни на секунду не давая спуску собеседнику. Когда он смотрел на нее, диву давался: в ней будто жила огромная сила, и такое чистое, кристальное внутренне достоинство и самодостаточность, что она будто была из другого мира. Не из этого, серого, который он видел каждый день. Наверное, так и было. Она была из прошлого... Владимир всегда удивлялся, как она умеет видеть людей. Вот так, почти сходу. А ведь можно жить с человеком двадцать лет и не знать, с кем живешь... А еще он обожал слушать ее истории. Она была способна рассказывать их часами, да так захватывающе, что он забывал обо всем.
Бабуля любила слушать записи Лемешева на допотопном проигрывателе. Она закрывала глаза и нежно, меланхолично улыбалась. Погружалась в дни молодости. Этот сильный голос волновал ее до сих пор, необычайно. Какие-то интонации проникали в самое сердце, заставляя его сладко вибрировать. То ли плакать хотелось, то ли обнять кого-то крепко... Собирала старинных кукол. Их у нее было очень много. Они стояли на шкафу, на столах, на спинке дивана. Это создавало какую-то странную, дореволюционную атмосферу уюта. Когда Владимир садился на диван в окружении нарумяненных красоток из фарфора, едва ли не ощущал себя в этой компании еще одной куклой... Он любил бывать у бабули.
По правде сказать, она пришла в ужас, когда узнала, куда внук пошел служить. Какое-то время не разговаривала с ним. Он не понимал - почему. Насколько знал, в их семье никогда не было репрессированных, инакомыслящих и предателей родины. Дед, муж бабушки, погиб в Испании в декабре 1936 года. Она была совсем молодой, но замуж снова так и не вышла.
Внука приводил в восторг лексикон бабушки. Она говорила такие слова, как: "остуда", "батюшки-светы", не "святы", а именно "светы", "давеча", "притулиться", "елоза" - это о нем в детстве, "булошная". Вот туда она часто посылала полковника Владимира Ивановича. Как в детстве, так и сейчас.
