Джимми повеселел еще больше.

– Нет, конечно, нет – с какой стати? Блестящая идея. Знаешь, меня очень расстраивает мысль, что я не докопался до сути дела. Не помню, чтобы меня что-то так сильно расстраивало. Мне это не по душе, Энтони, совершенно не по душе. Да ведь – дай припомнить – Минни на три года младше меня, а мне пятьдесят один. Она живет здесь двадцать пять лет. Когда она поселилась здесь, ей было двадцать три, она была очень хорошенькой. И с тех пор она здесь, как родная. Никак не могу этого понять. Иди, поговори с Лоис, и постарайся добраться до сути.

Энтони нашел ее в самом романтическом окружении. Красивая миссис Леттер в своем розарии, солнце первых дней осени ярко освещает ее золотисто-каштановые волосы, безупречную свежую кожу, никогда не покрывавшуюся ни загаром, ни веснушками. Льняное платье медового цвета превосходно сочетается с сентябрьскими цветами. Корзинка на ее руке заполнена розами всевозможных медно-красных оттенков.

Чувство меры Энтони восстало. Ссора здесь станет вопиющей нелепостью. Что ж, может, в ней и не будет необходимости. Как-никак, в уме Лоис не откажешь. Нет ни малейшего смысла расстраивать Джимми, устраивая скандал.

Когда он подошел, Лоис очаровательно улыбнулась.

– Как мило с твоей стороны! Я как раз хотела, чтобы кто-нибудь понес корзинку.

Энтони взял корзинку с цветами.

– Ты любишь, чтобы тебе прислуживали, так ведь?

– Очень.

– Джимми говорит, ты собираешься снова завести целый штат прислуги – дворецкого и горничных.

Лоис срезала ножницами еще одну розу и беззаботно сказала:

– Да – это будет облегчением!

Вместо того чтобы опустить розу в корзинку, Лоис поднесла цветок к носу Энтони.

– Ну? Разве не так?

– Может быть. Сейчас Джимми очень расстроен.

Она издала журчащий смешок.

– Это из-за Минни. Ничего, переживет. Надеюсь, ты не подстрекал его?

– Он не нуждается в подстрекательстве. Послушай, Лоис, мы были хорошими друзьями и никогда не ходили вокруг да около. Почему ты выгоняешь Минни? Я знаю, ты сказала Джимми, что она хочет уйти, но я с этим не примирюсь.

– Дорогой, как грозно!

– Я хочу знать, зачем ты это делаешь.

Теперь Лоис щелкала ножницами: срезала то лист, то засохший бутон. Она с улыбкой поглядела на Энтони.

– Видишь ли, я думаю, что она живет здесь слишком долго.

– Почему?

– Мой дорогой Энтони, она прирожденная компаньонка для старой леди. Я не старая леди, и мне компаньонка не нужна. Откровенно говоря, мне не нужна Минни. Я не хочу сидеть с ней за столом, не хочу встречать ее в доме – она мне действует на нервы. Минни может уйти и стать сокровищем для старой мисс Грей.

– И быть съеденной заживо, как все остальные ее компаньонки за последние пятнадцать лет!

Лоис засмеялась:

– О, Минни против не будет. Она прямо-таки просит, чтобы об нее вытирали ноги.

Помолчав немного, Энтони сказал:

– Знаешь, Лоис, я бы не стал особенно давить в этом деле на Джимми. Я знаю его всю жизнь, он способен на неожиданные поступки. Думаю, это одна из тех проблем, которые лучше…

Он стал подыскивать подходящее слово, и Лоис подхватила:

– Лучше для кого, дорогой?

Энтони ответил:

– Для тебя.

– Право же, Энтони!

– Лоис, послушай! Джимми от тебя без ума, пляшет под твою дудку. Ты думаешь, что знаешь его. Думаешь, что он покладистый, и он действительно такой – до известного предела. Не советую теснить его за этот предел. Иначе он может стать непредсказуемым.

Лоис презрительно засмеялась.

– Столько шума из-за Минни Мерсер! Будто она что-то собой представляет!

Энтони взглянул на нее как будто с оценивающим выражением.

– Не глупи. Ты разумная женщина, и не строй из себя дуру. У Джимми есть привязанности. Уверяю, тебе лучше относиться к ним с уважением. В противном случае можешь разбить что-то такое, чего уже не склеишь. Если не хочешь видеть Минни за столом, отведи ей комнату – она будет счастлива. Она не станет соваться на твои вечеринки – будет только рада оставаться в стороне. И от нее будет польза. Я знаю, что она штопала для Марсии и для всех в доме.

– Благодарю – Глэдис Марш шьет все, что мне нужно. И развлекает меня. Послушал бы ты ее рассказы о деревенских жителях! Нет, Энтони, этот разговор бессмысленен. И не продолжай, иначе я рассержусь. – Лоис нежно посмотрела на него и рассмеялась. – Будь на твоем месте кто-то другой, я бы вышла из себя, но ты не должен пользоваться моим хорошим отношением. – Она подошла поближе.

Энтони сурово произнес:

– Минни живет здесь долгое время.

Щеки Лоис окрасил природный румянец. Она вкрадчиво заговорила:

– И влюблена в Джимми. Дорогой, что же ты молчишь об этом? Влюблена все то долгое время, о котором ты твердишь. Знаешь, я не нахожу это достоинством.

Энтони улыбнулся. Будь здесь Джулия, она поняла бы по этой улыбке, как он разозлен.

– Моя дорогая Лоис, хочешь, чтобы я поверил, будто ты ревнуешь его к Минни? Прошу тебя, будь серьезной, если можешь. Мы в течение двадцати пяти лет считали Минни членом нашей семьи. Другой у нее нет. Мы все немало пользовались ее добротой, но очень привязаны к ней. Она любит всех нас гораздо больше, чем мы того заслуживаем. Она обожает Джимми. Так наивно, смиренно, что даже самое ревнивое на свете существо не могло бы не сделать исключения из правила. Будь великодушна, оставь бедняжку в покое. Если выгонишь Минни, ее это просто убьет. Джимми всегда видел в ней члена семьи. Оставь ее в покое, он никогда не посмотрит на Минни иначе.

Улыбка Энтони исчезла. Смуглое лицо было серьезным.

Лоис подняла розу и легонько ударила его по щеке.

– Дорогой, тебе следует быть адвокатом. Я чувствую себя коллегией присяжных. И теперь мне нужно обдумать свой вердикт.

– Лоис, измени его.

– Посмотрим. А теперь пошли, поможешь мне с цветами.

Недели через две после этого мисс Мод Сильвер приняла посетителя. Поскольку он явился не по записи, она его не ждала. Мысли ее были заняты приятными семейными делами. Племянница Этель, муж которой управлял банком в одном из центральных графств, написала отрадное сообщение о том, как ее сын Джонни обживается в частной школе. Весьма отрадное, ничего не скажешь. Не хочется думать, что ребенок тоскует по дому. Но Джонни разумный и спокойный парнишка и, наверно, будет хорошо успевать.

Жаловаться на жизнь мисс Сильвер не могла. Она не только ничуть не пострадала во время войны, но и ее квартира в Монтегю Меншнз осталась цела, не считать же нескольких разбитых окон. Шторы пострадали, что правда, то правда, но они достойно несли долгую службу, и теперь она смогла заменить их ярко-синими, под цвет ковра. Этот ярко-синий цвет она до сих пор называла «павлиньим», но теперь его все зовут «бензиновым». Роза, названная как угодно иначе, все равно будет пахнуть приятно, но цвет под таким отвратительным названием, как «бензиновый», теряет половину своей привлекательности, по крайней мере, для слуха. Поэтому мисс Сильвер продолжала называть свои шторы «павлинье-синими».

Потертый край ковра был теперь упрятан от взгляда под книжный шкаф, и сам ковер мог еще служить два или три года, но она подумывала о новых чехлах для старых викторианских кресел с широкими сиденьями, гнутыми ножками и резными ореховыми подлокотниками. Она приобрела бы их этим летом, если б Джонни не пошел в школу, но ей доставляло искреннее удовольствие помогать Этель в его экипировке.

Мисс Сильвер очень прямо сидела в одном из кресел, ждущих новых чехлов, аккуратная и старомодная, начиная с волос, с челки, завитой мелкими колечками, и изящных локонов сзади. Волосы удерживала в строгом порядке сетка, а ноги в черных нитяных чулках – зимой чулки были бы шерстяными – были обуты в черные, расшитые бисером шлепанцы. Где она доставала бисер, было такой же глубокой тайной, как и те, раскрывать которые ей приходилось в профессиональной деятельности. Детектив-сержант Эббот из Скотленд-Ярда, ее преданный поклонник, утверждал, что эта тайна непостижима. Одета мисс Сильвер была в темно-коричневое платье искусственного шелка с отвратительными зелеными и оранжевыми точками и черточками, образующими бессмысленные группы. Два года назад платье было новым, и в носке оно оказалось неважным. Фрэнк Эббот надеялся на его скорую кончину. Оно было заколото у горла брошью из мореного дуба в форме розы с жемчужиной посередине. Пенсне ее поддерживала тонкая золотая цепочка. Поскольку мисс Сильвер пользовалась линзами только для чтения мелкого шрифта, цепочка была прикреплена к левой стороне лифа платья золотой брошью. Юбка выглядела бы вышедшей из альбома с фотографиями конца девятнадцатого века, если бы ее подол был на несколько дюймов длиннее и доходил до пола.