— Не знаю. Кажется, да. В клинике что-то перехватил, но это было давно.

В клинике он как сумасшедший считал минуты.

— Сегодня ты оперировал?

— Нет. Сегодня нет… Шерлок…

— Что?

Джон запнулся на долю секунды, и сказал, уже не скрывая ошеломления: — Поверить не могу.

— Придется, — улыбнулся Шерлок, и Джон мог смело поклясться, что он с трудом удержался, чтобы не шагнуть в его сторону… — Тебя снова ожидает нелегкая жизнь в этом доме. — Шерлок сделал короткую паузу. — Со мной. И, разумеется, с миссис Хадсон.

— С тобой.

Джон отнес чемоданы в комнату и неторопливо разделся, строго приказав себе не впадать в чувствительный раж. Да, это Бейкер-стрит, и пришел он сюда не в гости. Да, это его личная спальня, где он намерен завалиться в кровать и проспать до утра крепким сном человека, наконец-то направившего свою жизнь в нужное русло. И по-другому уже не будет, какие бы обстоятельства не обрушились на их с Шерлоком головы. Он дома. Но на этом можно остановиться, потому что всё остальное — избыточная экзальтация. И так начудил предостаточно… Вот распотрошить хотя бы один чемодан, тот самый, где майка и домашние брюки, где чистые носки и белье, дело полезное, а расхаживать по комнате с лунатичной улыбкой безумца, сидеть на кровати и восторженно хлопать глазами — глупейшая расточительность. И так немало прохлопано…

Он разобрался с вещами, и, захватив всё необходимое, отправился в душ, мечтая столкнуться с Шерлоком и одновременно этого избегая. Ему казалось, что под его пронзительным взглядом он непременно споткнется, выронит полотенце из рук и вообще будет выглядеть полным кретином. Не хотелось бы порадовать Шерлока в первый же вечер.

Но Шерлока не было. Зато из кухни тянуло слегка подгоревшим (ну это естественно) хлебом и едва уловимо — сыром, помидорами и ветчиной. Аромат, достойный принцев и королей. И настоящих счастливцев.

Джон улыбнулся и, наконец-то чувствуя облегчение, крикнул: «Эй, там, на кухне, я в душ».

От избытка счастья ломило грудь. Тело наслаждалось узнаванием: мышцы пели и сладко постанывали, босые ступни горели, пальцы бегло ощупывали и поглаживали. Тактильная оргия. Восторг. Экзальтация, мать твою, тут же осадил он себя, делая воду погорячее…

…Итак, Шерлока он сегодня не ждал. И конечно же Шерлок не появился. Кто б сомневался… Засыпая, Джон так и не смог до конца разобраться, доволен он этим фактом или раздосадован не на шутку. Но так или иначе, это была его комната, его кровать, и куда уж больше, черт побери?!

Утро начиналось весьма предсказуемо — с добротной эрекции. «Вот блядь, — усмехнулся Джон, окидывая взглядом неудобство внизу живота. — Отличный будет денёк. И отличная будет жизнь. Что же дальше? — думал он, потягиваясь и прислушиваясь к ощущениям — насколько настойчиво его тело требовало участия. — Интересно, это надолго?

Когда стало очевидным, что это надолго, он плюнул, сказал «черт с тобой» и, закутавшись в теплый халат, отправился вниз — зажечь* камин, вычистить зубы и приготовить завтрак.

*

Жизнь приобретала прежние очертания: двое мужчин, связанных общими интересами, общими планами и проявляющих друг о друге заботу. Привычная среда обитания, давно проторенные тропинки… Ничего необычного. За исключением неловкости, которая неизбежна, когда люди, вынужденные надолго расстаться, постепенно восстанавливают старые правила, когда совместный быт, как бы он ни был приятен и долгожданен, приходится налаживать заново.

«Будь добр, Шерлок, поторопись, и постарайся оставить мне хотя бы каплю горячей воды».

…ты теперь не один.

«Привет. Как дела? Не знаешь, где может находиться наш… мой старый словарь по криминалистике? Битый час пытаюсь его отыскать».

«На книжной полке. Как и всегда Там, где я вчера его обнаружил, не самое подходящее место для такого вида литературы, пришлось немного прибраться».

«Спасибо. Но с некоторых пор его место именно там — на прикроватной тумбочке в моей спальне».

…ты многое пропустил.

«Вот как? Не знал, что словарь тебе заменяет Библию. Непременно это учту».

«Скоро домой?»

«Ты знаешь расписание моего рабочего дня лучше меня самого. Осталась четверть часа, и если ничего не случится… Скучаешь?»

«Голоден».

«Понятно. Придется чуть-чуть потерпеть».

«Джон».

«Что, Шерлок?»

«Ты… Ты заходил в мою спальню?»

«А это запрещено?»

«Разумеется, нет».

«Успокойся, меня не было в твоей спальне. С чего вообще ты это вообразил?»

…скажи, чертов ублюдок, что до смерти хочешь, чтоб я там оказался, пусть даже в твоё отсутствие, и что давно уже сходишь с ума…

«Словарь, Джон…»

«А-а, понятно. Улика. Твой словарь валялся в ящике для столовых приборов. И не мешай мне работать».

Маленькие неувязки, едва уловимые нестыковки, мелочи, мелочи, мелочи…

Но это было не главным. Главным было другое — притяжение, которое истомило обоих, и которое оба, не сговариваясь, игнорировали с необъяснимым упорством. Они снова были просто друзьями, с той лишь существенной разницей, что теперь до тонкостей знали вкус и запах друг друга, что прошли через ту форму физической близости, которую при любом раскладе можно назвать предельной.

Джон любит. Любит очень сильно. Его горло забито невысказанными признаниями.

Джон говорит «привет, Шерлок», а на языке пылает «я люблю тебя».

Джон говорит «спокойной ночи», «доброе утро», «передай мне масленку», а внутри дрожит от нескончаемого потока «люблю, люблю, люблю…», и сдержать этот поток не всегда удается — он омывает его сердце, скапливается и сверкает в уголках его глаз. Джон сердито смаргивает и трясет головой — ни за что он не позволит этому прорваться наружу.

Почему он скрывает чувства? Почему ждет от Шерлока разрешения или хотя бы сигнала? Он не может этого объяснить.

Но несмотря на это Джону почти хорошо. Небольшое «почти» в данном случае не считается. Он собран и деловит. Он снова дома, теперь уже по-настоящему и теперь уже навсегда. И он снова ждет. Да, черт побери, это опять происходит.

Он мечтает о Шерлоке. Шерлок сидит напротив в спокойной позе и с таким же спокойным лицом, а Джон тонет в своих мечтах, глядя, как плавно стекает на лоб отросшая прядка, как нервные, бесподобные пальцы машинально убирают этот раздражающий беспорядок. Сердце Джона медленно падает, и он мечтает коснуться губами места, где только что лежал завиток. И, боже, до чего это глупо — мечтать, когда знаешь вкус этой кожи и её аромат больше, чем что бы то ни было на Земле, помнишь, как она покрывается жаркой испариной под твоими руками, и как это сладко и больно — дотрагиваться до неё поцелуями.

И почему, черт возьми, это так невозможно?

Но ему действительно хорошо, и он признается себе, что может быть счастлив даже от меньшего. И если Шерлок по какой-то причине не захочет больше той самой близости, Джон примет и это. Ведь мечты его останутся с ним. И любовь останется — горячая как никогда, но укрощенная и не требующая ответного жара. Каким образом он будет справляться с проблемой, думать Джону не хочется. Шерлок рядом, и это уже решение всех проблем. Он готов стать евнухом при своем малочисленном, не знающем себе равных гареме. Какие пустяки, боже мой. Он почти забывает о сексе. (Небольшое «почти» в данном случае не считается).

Что думает по этому поводу Шерлок, скрыто за непроницаемой маской умиротворенности и довольства, хотя Джон не совсем уверен, что это маска. В конце концов когда-то Шерлок добровольно принял свой аскетизм, сделав выбор в пользу интеллектуальных оргазмов, и, с его собственных слов, не испытывал по этому поводу каких-либо неудобств…

Они живут замечательно. Притираются друг к другу достаточно быстро, что обоих нисколько не удивляет — память тела неистребима, и вот уже исчезла неловкость, и вот уже вернулось прежняя простота. Успевают два раза поссориться, причем довольно серьезно — с полным набором колкостей от Шерлока Холмса и прямолинейных высказываний от Джона Ватсона, не обременяющего себя особенной деликатностью. Делят обязанности по дому, и на этот раз Джон не признает никаких поблажек — поровну, значит поровну, надо будет отправить Шерлока в магазин, он сделает это без малейшего колебания, каким бы страданием не подернулись самые прекрасные в мире глаза. (Страдай, но тележку заполняй до самого верха. Составление списка я так уж и быть возьму на себя). Приглашают Алекса «на пару стаканчиков виски», наконец-то осуществив его трепетную мечту увидеть гостиную на Бейкер-стрит, и Джон снова втайне ревнует, наблюдая восторженное изумление Алекса и скромное удовольствие Шерлока, расплывающегося в улыбке значительно чаще, чем привыкли его лицевые мышцы. Джон видит их очевидную совместимость и от этого нервничает — ни с кем и никогда Шерлоку не может быть настолько комфортно. На это существует неписанный закон их союза — только Шерлок и Джон. Всё остальное — лишь случайные связи. Он поглядывает исподлобья, мучается частым ознобом и чувствует себя ревнивым ослом. И тем не менее вечер этот смело можно назвать чудесным. Проводив Алекса, они ещё долго сидят в гостиной, перебрасываясь короткими фразами, и не спешат расходится по комнатам… Частенько появляется Лестрейд — просто так, не нуждаясь в помощи или совете. Грег привык справляться без Шерлока, а Шерлок пока не готов к возвращению в мир грабежей и убийств. Он откровенно наслаждается безмятежным существованием под крылышком Джона. (Вопрос, надолго ли его хватит, остается открытым). Майкрофт Холмс своим присутствием не обременяет, как видно, не желая нарваться на дурное настроение Джона, в котором, он абсолютно уверен, всё ещё очень живо, и перед которым продолжает считать себя виноватым. А может быть, он просто предоставляет возможность этим двоим разобраться в собственных жизнях. Его звонки не часты, но весомы, и каким-то удивительным образом всегда оставляют след, по большей части приятный. О миссис Хадсон говорить не приходится — миссис Хадсон рядом всегда. Порою чаще, чем это необходимо. Но поскольку она является неотъемлемой составляющей микрокосма квартиры, никому из них не приходит в голову высказать даже подобие недовольства. Миссис Хадсон была, есть и будет. C момента переселения Джона на Бейкер-стрит она не задала ни одного неподобающего вопроса, что конечно же означало, что их у неё несметное множество. Но она мужественно ограничивается вопросительным взглядом, время от времени перебегающим с одного на другого — всё ли благополучно, дорогие мои?