Губы девушки прильнули доверчиво и призывно, и Джон углубил поцелуй… Впервые он целовался на улице, как мальчишка. Ему это очень понравилось, это будоражило и молодило. Надвигающиеся сумерки, яркие фонари — всё было волшебно ново и почему-то таинственно.

Прикоснувшись к её удивительно нежной груди, Джон сразу почувствовал давно забытое возбуждение. Оно тёплой точкой запульсировало внизу живота и разлилось томительными волнами по внутренней стороне бёдер, жарко сосредоточившись в промежности.

Джон ужаснулся, подумав, что за эти полтора года ни разу не испытал настоящего оргазма. Конечно, время от времени он кончал во сне. Одурманенный снотворным, утром он никогда не помнил своих снов. Оставалось только ощущение чего-то сладкого, запретного и характерные следы на белье.

Желание сразу же стало нестерпимым. Джон так сильно захотел испытать оргазм, что потемнело в глазах и запылали губы. Он даже не понял, хочет он Мэри или хочет освобождения от болезненного возбуждения.

Девушка сразу почувствовала его нетерпение, и в её глазах Джон увидел согласие.

В такси он не выпускал теплую ладонь из своей руки, и ему безумно хотелось прижать её к мгновенно окаменевшему члену. Мэри сделала это сама - безрассудно, отчаянно смело, и Джон едва не закричал, прижав ладонь ещё плотнее, больно вдавив тонкие пальцы в молнию брюк. Откинув голову на спинку сиденья и изнывая от жара в паху, он неистово тёр её ладошкой истомившийся член.

Оргазм был такой ошеломляющей силы, что Джон несдержанно охнул, судорожно стиснув бёдра.

— Прости, — прошептал он, боясь поднять на Мэри глаза. — У меня очень давно никого и ничего не было.

Мэри молча прижала его пальцы к губам, и Джон наконец-то понял, что снова живой.

*

Привести Мэри к себе в квартиру после пары часов знакомства почему-то казалось абсолютно естественным. Джон вдруг подумал, что их встреча была предрешена и просто ждала своего часа. От этой мысли стало легко и ясно, исчезли границы, и, раздевая девушку, Джон не удивлялся отсутствию неловкости и смущения. Как будто тысячу раз он обнажал её округлую грудь, целуя шелковистую кожу шеи.

Рука скользнула в мягкое тонкое кружево трусиков, и пальцы нетерпеливо погрузились во влажное тепло, вызвав у обоих негромкие стоны. Мэри едва заметно насаживалась на пальцы, углубляя проникновение, и истекала соком, подводя Джона к пиковой точке возбуждения. Ему до колотящей дрожи хотелось немедленно войти в неё, но эта откровенная ласка была так невероятна и так сладка, что не было сил остановиться.

Но Мэри и сама уже ждала продолжения, прижимаясь теснее разгорячённым телом, обвивая руками призывно и сильно.

Внутри было горячо и тесно, и Джон не мог уже сдерживать нетерпенье. Он двигался в Мэри мощными толчками, упиваясь забытыми ощущениями, пьянея от близости женского тела. Ритмичными рывками девушка приподнималась навстречу, делая проникновение предельно глубоким и добавляя наслаждению дополнительную остроту…

…Первый раз Джон заснул без снотворного, чувствуя лёгкость освобождения. Гибкое горячее тело спящей рядом женщины укутывало расслабленной негой и согревало молодым, щедрым теплом. Одиночество наконец отступило.

Но утром Джон проснулся как обычно, только сегодня «Шерлок» почему-то прозвучало вопросом, и впервые за эти невыносимые полтора года Джон не задохнулся, произнося его имя.

*

Через месяц Мэри стала его женой, и Место незаметно стало домом, куда Джон с удовольствием возвращался. Их жизни переплелись так легко и естественно, что он уже не мог представить, что было как-то иначе. Они были именно вместе, во всех смыслах этого слова.

Но Джон никогда не говорил жене о любви. И ни на один день не забывал о Шерлоке. Нет, он перестал уже навязчиво о нем думать, терзаясь бесконечными воспоминаниями. Как человек не думает о своём сердце, просто зная, что оно у него есть.

Мэри помогла ему вернуться в реальность, и Джон был очень ей благодарен. Он будто впервые оглянулся по сторонам и с удивлением обнаружил, что жизнь не остановилась. Жизнь кипела, наполненная повседневной суетой, и именно этого Джону не хватало всё это время.

Вокруг были люди, и Джон вдруг подумал, что за полтора года ни с кем так и не сблизился настолько, чтобы это можно было назвать хотя бы приятельскими отношениями. Он ужаснулся тому, насколько был одинок в своем горе. К дружбе Джон не стремился, но простого человеческого общения ему всё это время явно недоставало.

Джон возвращался к жизни, словно выздоравливая после изнуряющей тяжелой болезни, и каждый шаг этого выздоровления давался ему с трудом.

В их с Мэри жизни появились Алекс и Грейс, и Джон осознал, что впервые за долгое время в его так ревностно охраняемое пространство вошёл человек, которого когда-нибудь он сможет смело назвать своим другом.

========== Глава 3 Простая жизнь ==========

Простая незамысловатая жизнь, которую Джон теперь вёл, помогла ему осознать: всё вокруг создано для него, и долгое время только и ждало, чтобы Джон протянул руки и взял то, что принадлежало ему по праву живущего. И живого.

Утренняя газета, как свидетельство непрерывного течения жизни; кофе, переставший быть горькой обжигающей жижей и превратившийся в бодрящий ароматный напиток; негромкое уютное бормотание телевизора и заспанная Мэри, обвивающая теплыми после сна руками — всё это наполняло Джона радостью вновь обретенного равновесия, избавив его от ощущения стремительного падения в пустоту.

Всё стало очень просто. Живой — живи. Эта истерзанная оболочка, скрывающая черноту хронической боли, могла рассыпаться в один миг. И этот миг был уже очень близок.

Если бы не Мэри.

А теперь была утренняя газета, и было ощущение полноты жизни. Такой простой, такой обыденной и такой наконец-то имеющей смысл.

Всё стало гораздо легче. Мир, где Джон чувствовал себя ненужным обломком затонувшего корабля, вдруг перестал быть враждебным и бесприютным. И если это и не было полной гармонией в понимании Джона, во всяком случае, это было жизнью, наполненной теплом и светом.

В такую жизнь легко могли войти новые отношения.

*

Только вот Шерлок. Шерлок, который теперь ему снился. Он появлялся в каждом сне, будто только и ждал наступления ночи. Такой, как всегда. Не окровавленный, не летящий навстречу навек поглотившей его земле. Почти каждую ночь Джон проживал вместе с ним небольшой кусочек их прежней жизни, и в течение дня воспоминания об этом не отпускали его ни на минуту. Воспоминания не мучили и не терзали. Они органично вплелись в его новую жизнь и стали её неотъемлемой частью, разделив напополам его сердце.

Мэри и всё, что их ожидало.

Шерлок и всё, что безвозвратно ушло, чего никогда уже больше не будет.

*

Алекс сам подошел к нему и приветливо улыбнулся.

— Привет, Джон.

По сердцу резануло так больно, что потемнело в глазах. Именно так всегда говорил Шерлок. Интонация, особенное тепло, можно сказать, интимность, обычно не свойственные его другу, но чутко улавливаемые, стоило только прозвучать этому «Привет, Джон».

Алекса он знал давно, ещё до… Ещё в то далекое время, когда кровь не внушала такой дикий страх, когда они вместе практиковали в отделении хирургии, откуда Джон ушел после смерти Шерлока, не в силах больше выносить вида даже небольшого надреза на коже.

Работая в терапии, он теперь редко с ним сталкивался, хотя раньше их отношения смело можно было назвать приятельскими. Как и Джон, Алекс прошел войну, и у них всегда была тема для долгих разговоров-воспоминаний. О Шерлоке Алекс тоже знал и никогда не скрывал своего восхищения его потрясающим, необыкновенным талантом. Джон неизменно смущался, слушая восторги Алекса, будто речь шла о нем самом, настолько неразделимы они были тогда с Шерлоком.

Сейчас, случайно столкнувшись с Алексом на лестничной клетке и услышав два таких простых и таких ошеломляющих слова, Джон испуганно замер, не в силах ни ответить на приветствие, ни молча уйти. Но Алекс, казалось, совсем не заметил его странной заминки и продолжал тепло улыбаться.