— Чего? — тихо спросил Шерлок. — Преграды? Ты это хотел сказать?

Джон замялся. — Что-то вроде того. И не думай, мать твою, что это просто — говорить такие слова!

— Я не думаю. Джон, тебе не приходило в голову, что отъезд Мэри не принес мне ни радости, ни тем более счастья? По сути, я вынудил её отказаться от близкого человека. Твои слова не стали для меня смертельной обидой, они лишь добавили боли к той, что уже была. Мне жаль её, Джон. Искренне. Мэри в самом деле любит тебя.

— А я — тебя. Тебя, Шерлок. И хочу, чтобы мы вместе пережили всё это. Да что с тобой?! Неужели ты не хочешь того же самого?

— Не хочу.

— Врешь. Это не может быть правдой. Пожалуйста, прекрати.

— Есть вещи, которые легче даются, когда ты один.

— Ты был один слишком долго. И я был один. Без тебя. Лично мне хватило по горло.

— И тем не менее дай мне немного времени. Хорошо?

— Черт с тобой, — сквозь зубы выдавил Джон. — Но только немного. — Он попытался закончить удручающий разговор на шутливой ноте: — Учти, я настроен на тебя очень серьезно. — Но сердце продолжало щемить, и шутка показалась туповатой и пошлой. — Шерлок, ты простишь мне те подлые слова? И моё ебаное малодушие? Я же весь твой, даже такой… несуразный.

— Я прощу тебе всё. И всегда.

В животе восторженно ёкнуло — неужели готов оттаять? Улыбка тронула краешки губ, но Джон проворчал, подавляя вздох облегчения: — И всё-таки это глупо.

— Наверное. Но как бы то ни было, прошу тебя об услуге — дай мне возможность побыть одному.

Что ещё ему оставалось, кроме тихого «ладно»? Но когда разговор был закончен, и голос Шерлока перестал бархатисто ласкать его слух (что бы он при этом ни говорил), Джона затопило злое отчаяние — когда-нибудь они будут просто жить и просто любить?! Почему судьба прилагает так много усилий, чтобы их разлучить? К черту судьбу и все её смирительные рубашки — он не намерен ей потакать, и не намерен ждать слишком долго. Скоро, очень скоро он приедет на Бейкер-стрит, и не найдется на свете силы, способной оторвать его от ковра их гостиной. А Шерлок… А Шерлоку он скажет: «Пошел ты, Шерлок. Я буду просто жить и просто любить. Без вариантов».

Думать об этом было отрадно, и, приняв окончательное решение, Джон мало-помалу возвращался в привычную колею, чувствуя себя немного увереннее и бодрее. Любовь причиняла немало страданий, то и дело поворачиваясь спиной, но от этого становилась ещё дороже.

Ничего, ничего, уговаривал он себя, как-нибудь. Только куклы не совершают ошибок, а мы, слава богу, не куклы — живые, горячие. И обиды прощать умеем, даже смертельные (ах, Шерлок…). В какой семье не бывает временных трудностей? Справимся.

В нем вскипало небывалое воодушевление — скоро, скоро всё встанет на свои места. Желание действовать, совершать поступки переполняло. Хотелось предстать перед Шерлоком обновленным и сильным. Настоящим. Человеком, чьей любовью он может гордиться.

Первым делом Джон отправился к Алексу, отношения с которым в последнее время приобрели характер мимолетный и исключительно деловой. В этом не было прямого намерения, отчуждение возникло само собой, хотя и не прошло незамеченным. Алекс по-прежнему оставался для Джона тем, кого он без колебаний мог назвать своим другом, но в запутанный и сложный период представить их разговор даже на нейтральную тему не получалось, как бы Джон ни старался. Его тянуло к Алексу, к его открытому, мудрому взгляду, к его готовности выслушать, даже к его чаю, черт побери, только вот ноша на тот момент была чересчур тяжела… Сейчас наступило время решительных действий, и Джон без лишних ухищрений и недомолвок обратился к Алексу с вопросом, нуждается ли ещё хирургия в его руках. От волнения холодело внутри, щеки пылали — так важен был для него этот шаг.

Сияние, что изливали глаза Алекса, его широкая улыбка, в которой читалось немалое облегчение, явились самым лучшим ответом. — Надумал, чертяка? Я знал, что ты не сможешь отказаться от этого на полном серьезе. Только не ты.

— Алекс, — выдохнул Джон, крепко обхватив его плечи. — Мне как никогда нужна твоя помощь. И поддержка. Я расскажу тебе всё, и очень надеюсь, что… что твое отношение ко мне не изменится. И… к Шерлоку. К нам обоим…

…Алекс выглядел потрясенным. — Черт возьми, Джон, — сказал он, выслушав сумбурную исповедь. — Это… Черт…

— Осуждаешь? Считаешь нас извращенцами? — На минуту Джона охватило отчаяние — неужели он снова ошибся, снова открыл не ту дверь?

Но Алекс вскинул на него удивленный взгляд. — Ты идиот?

Грудь распрямилась, наполнились воздухом легкие — идиот? Хороший знак. Называть его идиотом было исключительным правом Шерлока Холмса. Никому и никогда Джон Ватсон не позволил бы безнаказанно бросаться такими словами. Но не в данный момент. И не в случае с Алексом. — Ещё какой.

Алекс прошелся по кабинету, ероша рыжеватые пряди, и, остановившись напротив, посмотрел на Джона в упор. — Думаешь, я не знаю, что такое любовь? Я? На моих руках умер любимый, и плевать, какой смысл я вкладывал в это слово — любовь от этого не стала чем-то другим. Ещё тогда, в ресторане, я заметил — между тобой и Шерлоком происходит что-то необъяснимое. Большое. Думал об этом… Теперь-то мне всё понятно. — Он замялся. — Всё по-прежнему не совсем гладко, да?

— Да. Нам тяжело. Дьявольски. Мэри… уехала. — Джон скривился от наплыва душевной мути. — Алекс, это невыносимо — думать о том, что она вынесла, и как одинока сейчас. Но без Шерлока мне не жить. Только он. Во всём мире. Всегда был и всегда будет. Веришь?

Алекс ничего не ответил, лишь задержал на Джоне долгий, внимательный взгляд. Но и на этот раз осуждения в его глазах Джон не увидел. Возникло теплое чувство, что Алекс с ним заодно. Что он заодно с Шерлоком. И пусть это было не совсем точно и уж тем более не совсем правильно, пусть они мало походили на заговорщиков, главное, в чем Джон был сейчас абсолютно уверен, это то, что Алекс его понимает.

— Возьмешь меня к себе? Такого…

— Какого? Ты самый обычный. Не считая того, что первоклассный специалист. Будем надеться, что у тебя не встанет при виде какого-нибудь голого парня на операционном столе.

Алекс озабоченно тер переносицу, поглядывая исподлобья, и Джон не выдержал — рассмеялся: — Такого удовольствия я точно никому не доставлю. И вообще, встает у меня исключительно на голого Шерлока.

Хоть помечтать…

— В таком случае, дело улажено. Пара дней на формальности, и ты у меня. Идёт?

— Идет.

Джон ликовал. Это будет настоящим блаженством — делать то, о чем всегда просила душа, по чему давно стосковались руки. И пусть пока на вторых ролях — какая разница, и велика ли беда? Главное — вернуться к себе самому. Кровь не вызывала больше в Джоне ни ужаса, ни тошнотворного содрогания. Наконец-то он окажется на своем месте, и даже в качестве ассистента готов почувствовать себя едва ли не величайшим хирургом Британии.

Шерлок принял известие о переменах сдержанно, бросив короткое «это отлично», но Джон всей кожей почувствовал его радость.

Холода отступали…

Но подходила к концу вторая неделя, а Шерлок о переезде молчал. Вновь накатило тихое бешенство — что за гребаный мазохизм? Неужели так сладко проводить вечера один на один с невеселыми мыслями? Гнев подступал к горлу не самыми ласковыми эпитетами, но Джон как мог сдерживал их безудержный натиск. Хорошо. Хорошо, мать твою. Хочешь так? Будет так. Посмотрим, как ты станешь выкручиваться, когда челюсть сведет от желания переброситься хотя бы парой словечек. С кем? Снова достанешь свой идиотский череп? Придурок обидчивый. Я, возможно, козел, но люблю тебя до смерти и жить без тебя не могу. Черт с тобой, играй в свои игры. Я подожду.

Он перестал настаивать.

***

Ноги подкашивались от усталости — первая, до смешного легкая операция стоила Джону немалого количества нервов. У стола он был хладнокровен и собран, каждое движение выглядело отточено верным, но потом, когда всё благополучно закончилось, когда напряжение отпустило, накинулась давно забытая лихорадка — ломало так, словно он вновь оказался там. Где ни сна, ни отдыха. Где руки порой существуют отдельно от тела — механически ловкие, нацеленные только на выживание. И где смерть нашептывает на ушко совсем не детские сказки.