— Серьезно? Никогда бы не подумала. Менестрель, вечный странник, загадочный и безумно красивый — вот кого видят мои глаза. Не могу представить эту таинственную недоступность в халате и тапочках. Ну да ладно. Мне жаль, что вам пришлось проделать столь утомительный путь, мистер Холмс.

Не считая нужным переходить на более дружеское и менее официальное обращение, он ответил ей в достаточной степени чопорно:

— Не настолько я утомлен, миссис Гилл, чтобы это стало предметом вашего беспокойства. И нашего разговора.

— И тем не менее, крепкий кофе и эти прелестные штучки, парочку из которых я уже уничтожила, поднимут вам настроение.

Она его раздражала. Очень. Болтлива, жеманна, да и внешнее сходство с дочерью резало глаз. Шерлок понимал, что, скорее всего, несправедлив, что выводы его необоснованны и поспешны. Но даже поверхностному анализу он привык доверять: как правило, первое впечатление о человеке всегда наиболее безошибочно. Например, Джон…

Всё. Довольно.

Довольно.

— Встреча в Западном Уэльсе, где мы имеем удовольствие жить, была бы для вас удобнее. Но муж на очередном витке кулинарного энтузиазма, и, полагаю, в Италию мы надолго — у Криса весьма обширные планы. А вы, как мне показалась, не намерены ждать… Хорошо устроились? Зимняя Италия не балует солнышком. Увы.

— Меньше всего меня заботит погода. К тому же, задерживаться я не намерен, и завтра улетаю домой.

— Что ж, это прекрасно. Улетать домой прекрасно. Тем более, если дома кто-нибудь ждет. Вас ждут, мистер Холмс?

— Да. Ждут. Ждёт. Джон Ватсон.

— Муж моей дочери.

— И мой лучший друг.

Они посмотрели друг другу в глаза открыто и прямо: достаточно светских прелюдий. Разговор предстоит не из легких, и ни к чему тратить энергию на экивоки.

— Что вы хотели услышать, господин детектив? И для чего вам понадобилась история нашей дружной семьи?

Неожиданно Шерлок смутился: действительно, для чего? Как объяснить свой повышенный интерес к прошлому Мэри Ватсон? Да, на ней женат его лучший друг. И что? Это повод для излишнего любопытства?

Но Эмма была снисходительна.

— Не напрягайтесь, — улыбнулась она. — Судя по всему, легенду вы заготовить не потрудились. И слава Богу. Неприятно наблюдать ложь и притворство, их в моей жизни было более чем достаточно. Вас интересует малышка Мэри. Очень интересует. И всё, что связано с ней.

— Да.

— Не удивительно. Вы знаете, мистер Холмс, это не удивительно. Я видела их вдвоём — её и вашего лучшего друга. Счастливой парой не назовешь. У вас с ним роман?

Шерлока кинуло в жар — каждый нерв напрягся и задрожал, пересохло во рту, заполошно стукнуло сердце. Какого черта она так фамильярна?! Но внутреннее смятение не смыло флегмы с лица, и не прибавило суетливости жестам. Он аккуратно поставил кофейную чашку и взглянул удивленно.

— Роман? У меня и Джона?

— Бросьте, мистер Холмс. Не трудитесь сохранять равновесие. Вас заметно качает. Впрочем, как и его. В ту ночь… — Откинувшись на спинку диванчика, женщина глубоко вздохнула и ненадолго прикрыла глаза, вызвав в Шерлоке новый укол неприязни: актриса, причем не из лучших. — Мы откровенничали, пили вино. Он не сказал о вас и нескольких слов. Не находите это странным — даже не упомянуть имени лучшего друга? Единственного, насколько я поняла. И воскресшего так нежданно. Но даже молчания, мистер Холмс, бывает достаточно, чтобы услышать. Мне ли не знать, как мужчина молчит о мужчине… А вот Мэри была многословна. Шерлок, Шерлок… Она очень страдает, вы знаете?

— Догадываюсь.

— Догадываетесь. — Эмма пружинисто выпрямилась. — Как видно, с романом я не ошиблась.

Шерлок посмотрел ей в глаза, и собственная изворотливость показалась отвратительно жалкой. К чему эти игры? Не он ли только что злился, заподозрив Эмму в неискренности?

— В этом человеке вся моя жизнь. Называйте это романом, если угодно.

— Даже так? — Эмма горестно усмехнулась. — Всемирная мелодрама не блещет разнообразием мизансцен. Прав Великий царь — ничего нового*. Итак, что вам известно? Какой информацией обладает знаменитый детектив Шерлок Холмс? Думаю, Джон рассказал…

— Нет, — излишне резко перебил её Шерлок. — Простите. Не рассказал. И я не спрашивал. Мне крайне важно узнать все подробности лично от вас. Естественно, если на подробности я смею рассчитывать.

— Смеете.

Эмма снова откинулась на спинку диванчика и снова зажмурилась. На этот раз в её жесте не проскользнуло ни тени наигранности или кокетства. Поза невыгодно подчеркнула дряблость увядающей шеи, по лицу растеклись морщинки, носогубные складки обозначились резче.

Жертва.

Сердце Шерлока неожиданно дрогнуло. Разве нет? Трагедия очевидна. А трагедий без жертв не бывает.

— Миссис Гилл, если воспоминания вам неприятны…

— Неприятны? — Глаза широко распахнулись и полоснули глубинной яростью. Но вспышка была короткой, и быстро угасла, уступив место застарелой, неизлечимой боли. — Вы полагаете, они неприятны? О, боже. Что ж, я готова открыться перед вами до донышка. Именно перед вами. Судите, дорогой мистер Холмс…

Рассказ Шерлока ошеломил.

То, что речь пойдет о любовной связи, было ясно и без подробностей. Слишком прозрачно намекала вездесущая пресса. «Тайна гибели неразлучных друзей». «Садовник и аристократ. Что общего между ними?» «Пламенные объятия». Ответ лежал на поверхности.

Он приготовился к обличению лжеца и прелюбодея, приготовился выслушать и оценить степень страданий обманутой женщины.

Она не плакала, не ломала пальцы. Монотонно и тихо Эмма Гилл поведала о десяти годах своего отчаяния. О муке, которую выбрала добровольно, и грязи, от которой ей вряд ли отмыться. О дьявольски черных, безысходных ночах, когда лежала холодным трупом на супружеском ложе, зная (зная зная зная), где сейчас её страстно любимый муж. К кому и для чего она его отпустила…

Вопрос возник сам собой:

— А Мэри? Она об этом узнала?

И по тому, как поспешно Эмма опустила глаза, как побелело её лицо, Шерлок с ужасом понял: узнала.

Узнала, и убила обоих.

Ошеломление сменилось растерянностью. Меньше всего он ожидал увидеть в Мэри преступницу. Как продолжить разговор, не выдав этих кошмарных знаний? Но тупо пялиться и молчать тоже вариант не из лучших.

И Шерлок спросил:

— Скажите, Эмма, какая она? Мэри?

— Вы имеете в виду, на что моя дочь способна? Если бы знать. Если бы знать, на что способны те, кто нас окружает. Мне нечего добавить, мистер Холмс. Она убила отца. Вам этого мало?

Голова закружилась. Усталость и рюмка бренди, непроходящее напряжение, перелет…

И слова, поразившие своей жестокой прямолинейностью: она убила отца.

Черт возьми, как же так? Эмма Морстен изначально подозревала, кто устроил её мужу пламенный ад?!

Что происходит с людьми и миром?!

Хотя, чему удивляться?

Картина приобретала законченный вид.

Он внимательно посмотрел на Эмму.

— Вы так просто говорите об этом.

— По-вашему, я должна об этом кричать? Рвать на себе волосы и одежду? О, мистер Холмс, поверьте, истерик было немало. Тихих, а оттого ещё более невыносимых. Знаете, у меня сейчас очень хорошая жизнь: светлая, чистая, наполненная любовью и нежностью. Я старею в надежных руках. Но, боже, как часто я призываю смерть. Жить больно, мистер Холмс. Очень больно. До сих пор, приезжая в тот дом, я дрожу с головы до ног. И сад за окном шепчет ужасные вещи.

— Не лучше ли продать имение? Избавиться от тяжких воспоминаний.

— Продать? — Эмма усмехнулась и приложила ладонь к груди. — Все воспоминания здесь, и невыносимо жгут. Кому бы продать свою душу? Но, я уверена, даже Дьявол ею побрезгует.

Шерлок тихо откашлялся и сказал:

— Думаю, да.

Она удивленно вскинула голову.

Маленькая удивленная птичка, в кормушку которой неожиданно угодили мелкие камушки.

Не вкусно?

— Вы меня обвиняете?

Шерлок пожал плечами, взглянув отчужденно и холодно.