Шерлок послушно стянул отяжелевшее от впитавшейся влаги пальто и опустился в кресло, вытянув ноги к неприветливо темнеющему камину.

— Так… — повторил Джон и присел перед камином на корточки. — Сначала — тепло и свет.

Через пять минут слабые язычки пламени осветили лицо Шерлока, оживив его и придав недостающих красок.

— Угля вполне достаточно. — Джон вопросительно на него взглянул. — Не хочешь переодеться? — И для чего-то уточнил: — Так мне будет сподручнее осмотреть твою ногу

Шерлок поднялся с кресла и молча прошел к себе.

Джон смотрел в удаляющуюся спину, испытывая странную неловкость. Что-то в одно мгновение нарушилось, что-то сместилось. Мир не перевернулся, нет, но очертания его дрогнули и потеряли четкость. Предстоящая процедура осмотра в стенах затихшей квартиры неожиданно стала смущать. Да и слова Стенли Гроу, ни на минуту не выходившие из головы, зазвучали теперь ещё более четко. Как ни старался Джон всё это время придать им менее волнующее значение, это срабатывало слабо. «Этот человек любит вас, и любит уже давно» было произнесено так, что никакое иное значение сказанному придать было нельзя.

Джон честно пытался о них забыть, но, напряженно вцепившись в непривычно ускользающий руль (отвык, отвык…), а потом так же напряженно вглядываясь в лицо крепко спящего Шерлока, он снова и снова смаковал эти слова, наслаждаясь их пряным, пьянящим привкусом.

Что особенного увидел Стенли в глазах его друга, по каким неуловимым признакам пришел к столь необычайному выводу, анализировать Джон не собирался. Ни сейчас, ни потом. Ему было вполне достаточно один раз, один-единственный раз услышать, что невероятный, потрясающий Шерлок Холмс его любит. Даже если это и являлось (а по-другому и быть не могло) ошибкой одурманенного незатихающей скорбью безумца.

Джон резко поднялся, поморщившись от неприятного хруста в коленях, и растеряно оглянулся по сторонам — откуда эти замешательство и стесненность?! Почему вдруг сбилось дыхание, и грудь сковала тревога?

И внезапно понял причину собственного смятения: обстановка на Бейкер-стрит показалась ему слишком… интимной? Да, так и есть. Исчезнувший в снежном мареве мир, мерцающее пламя камина, отбрасывающее на стены гостиной красновато-золотистые блики…

Джон тряхнул головой.

Дьявол! Своими подозрениями и намеками Мэри совсем сбила его с толку.

— Шерлок! — крикнул он громко, лишь бы разорвать волнительное безмолвие. — Ты скоро?

Звук собственного голоса немного разрушил морок, и Джон облегченно вздохнул.

«Какая глупость. Ничего этого нет, и не может быть. Шерлок и себя-то не каждый день любит».

И голову охватило жаром — собственные мысли вызвали совсем уже неуместные ассоциации: Шерлок и его одинокие ночи, темная спальня, в которой он, молодой и сильный мужчина, предоставлен себе самому…

«С ума я сошел?!» — Джон очумело шарахнулся от камина, у которого всё это время продолжал неподвижно стоять, словно это он был единственным источником неправильных и горячих фантазий.

— Шерлок! — отчаянно крикнул он снова и тихо добавил: — Я в кухне.

«Всё, забыли», — приказал он себе и заглянул в холодильник.

Консервированная ветчина… Сыр… Кажется, вполне свежий… Хлеб для тостов… Хорошо, что он догадался убрать его в холодильник, всё равно жарить… Он… В его жизни был… есть… секс? Черт возьми! Черт! Черт!

Джон обреченно уткнулся пылающим лбом в морозильную камеру.

«Какого дьявола со мной происходит?! И какое мне до этого дело?»

— Джон, что до такой степени интересного ты нашел в холодильнике?

Джон так сильно дернулся, что на пару секунд повис на открытой дверце, враз обессилев от пронесшейся по телу колючей волны.

— Только не говори, что ты впал в транс, созерцая пакет молока.

— Что? - Приступ нервного хохота согнул Джона напополам. Он продолжал безвольно висеть на дверце, послушно раскачивающейся в такт его содроганиям, и подвывал от нескончаемого потока смеха. — Мать твою, Шерлок… О, Боже!

Несколько минут Шерлок терпеливо ждал, удивленно его рассматривая, а потом подошел и мягко отцепил побелевшие пальцы от холодного пластика. — Оторвешь. Что с тобой?

Джон постанывал и икал, вытирая текущие слезы. — Извини. Это… Видимо, это нервное.

— По-моему, горшком по голове огрели меня. Мы будем ужинать или нет?

Джон поднял покрасневшие, влажно сияющие глаза, и взглянул на слегка озадаченного Шерлока: оливковая футболка и такого же цвета широкие тонкие брюки делали его немного чужим — раньше этих вещей в его гардеробе не было.

— Кстати, как твоя голова? — немного успокоившись, но всё ещё расслабленно и протяжно вздыхая, спросил он.

— Побаливает.

«Значит, сильно болит. Черт бы меня побрал, идиота, о чем только я думаю?!» — обругал он себя.

— Ступай в гостиную и приляг. Я мигом.

— Я хочу посидеть здесь, с тобой. Кто знает, что ещё на тебя накатит - не хочу, чтобы ты, к примеру, схватился за нож.

— Нет. — Джон и раньше не любил, когда Шерлок торчал у него за спиной, даже во время приготовления чая стараясь прогнать его с кухни. Теперь это и вовсе показалось ему невозможным: представить, что он коряво и неловко (непонятно лишь, почему) будет открывать банку с ветчиной под взглядом внимательных глаз. Ни за что. - И настойчиво повторил: — Нет. За нож я непременно схвачусь, это ты угадал, а вот твоей ноге требуется немного покоя.

«И моей голове — тоже…»

Он заправил и включил кофеварку, вставил в тостер четыре ломтика хлеба, быстро и ловко (конечно же, ловко!) открыл банку DEKO*, нарезал сыр, достал из сушилки кружки — свою и Шерлока.

— Эй, где ты там? Надеюсь, ты всё ещё голоден.

— Всё ещё. И очень давно.

Шерлок вошел в кухню, уселся напротив и, не глядя на Джона, подцепил вилкой розовый ломтик.

Они молча поглощали нехитрый ужин, а Джон снова не мог отделаться от мысли, что только что Шерлоком было сказано несколько больше, чем он способен был уловить. Мысль настойчиво свербела в затылке, не давала покоя — смутная, странная, вызывающая мучительное déjà vu.

— Почему ты не позвонил жене? — неожиданно прервал молчание Шерлок, и быстро вскинул глаза. — Или уже позвонил?

Джон и сам не знал, что удерживало его от звонка. Более того, к собственному стыду, это даже не пришло ему в голову.

На пару минут он замялся, но всё же ответил: — Мы редко друг другу звоним.

И это было чистой правдой.

За время короткой семейной жизни у них так и не сложилось ни одной маленькой, но приятной традиции, к которой смело можно причислить ни к чему не обязывающие звонки, добавляющие отношениям немалую долю тепла и нежности, и Джон впервые с удивлением об этом подумал, как будто обнаружил этот довольно странный факт лишь сейчас. Только по делу, и очень редко — без определенной цели. Даже в период, когда Джон считал себя абсолютно счастливым. Даже после томительно долгих, наполненных страстью ночей, когда ноги Джона подгибались в коленях, и в голове блуждал сладкий, разноцветный туман.

— Почему?

— Не знаю. Я никогда об этом не думал.

Шерлок пожал плечами. — Бывает. Все по-разному строят свои отношения.

И Джон сразу же вспомнил, что раньше, до того, как их жизни треснули, а потом разлетелись мелкими брызгами, они были на связи всегда: искали друг друга, о чем-то друг другу докладывали, злились, советовались, смеялись…

Резкий контраст неприятно резанул по сердцу, и Джон исподлобья взглянул на Шерлока, внезапно почувствовав вспышку иррациональной обиды, словно Шерлок помимо собственной воли подчеркнул, что у Джона не осталось ни единого шанса на что-то столь же обыденное и вместе с тем столь же прекрасное, как желание слушать и говорить.

— Не лезь в мою жизнь. — Джон и сам не понимал, отчего вдруг распсиховался, но лицо его ярко вспыхнуло, шея покрылась пятнами, уши запламенели. — Мои отношения с Мэри касаются только меня.

— Бога ради, Джон, — примирительно согласился Шерлок, даже намеком не выдав своего изумления при виде неадекватной, на его взгляд, реакции Джона на вполне обычный вопрос. — Я и не думал лезть. Просто спросил.