Стук колес убаюкивал, но Джон ни на минуту не сомкнул глаз. Возвращение в Лондон было тягостным, как никогда.
Чем дальше оставался Дорсет, тем тяжелее становилось на сердце. Тоска была такая, что временами мучила Джон физически: покалыванием в груди, частым сердцебиением и сопутствующим ему легким удушьем.
«Только этого не хватало, — досадовал он. — В конце концов, не на казнь еду. Домой».
И его оглушала новая вспышка тоски. Теперь он знал совершенно точно, где его настоящий дом. Как и то, что другого уже не будет. Надо было уехать, чтобы это понять. Ах, Шерлок…
Он посмотрел на отрешенное, почти бескровное лицо: глаза крепко зажмурены, но ресницы подрагивают, и дыхание вырывается рвано, будто Шерлок старается удержать мучительный стон.
— Тебе больно?
— Терпимо. У тебя есть обезболивающее?
— Черт! — Джон потрясенно застыл. Он совсем уже ошалел от этой странной поездки?! — Господи, Шерлок… Конечно.
Нервно порывшись в дорожной сумке, он извлек небольшой несессер, где в отдельном кармашке всегда держал жаропонижающее и анальгетики — давняя привычка военного доктора.
Проглотив таблетку, Шерлок снова откинулся на спинку сидения, и, отдавшись четкому ритму качки, на этот раз по-настоящему крепко заснул.
Джон, не отрываясь, смотрел на его лицо — впервые за этот суматошный, полный терзаний, недомолвок и откровений период у него была возможность вглядеться в знакомые и дорогие черты. Он заметил и тщательно изучил каждую морщинку, каждую тень, каждый изгиб, и всё вызывало боль: молодой и вместе с тем постаревший; окруженный заботой, любимый, но такой одинокий.
С внезапно нахлынувшей горечью Джон вынужден был признать, что и сам он не менее одинок.
Смотреть на спящего друга было удовольствием и пыткой одновременно. Воспоминания одолевали, настойчиво рисуя самые привлекательные, самые яркие картины совместной жизни, полной головокружительных авантюр. Ничего ужаснее и ничего прекраснее, чем соседство Шерлока Холмса нельзя даже вообразить. Одна только голова чего стоит. Господи Иисусе, и как только он тогда не прибил наглеца! И этот его апломб, эти игры в независимость! А сам… Плакал в его объятиях, как потерянный, никому не нужный ребенок. Боже мой, как же он там один… без присмотра, без сваренного им, Джоном, утреннего кофе? Вернулся такой возмужавший, а сейчас… Прозрачный. Слава Богу, напополам не хрустнул, скатываясь по этой чертовой лестнице! Страшно представить, что было бы с ним, сорвись он в Вэлли в одиночку, без сопровождения своего верного оруженосца.
Шерлок проснулся неожиданно и сразу же распахнул глаза. На минуту они столкнулись взглядами, и Джону стало очень неловко за свое бесцеремонное, назойливое «подсматривание». Он смущенно отвернулся к окну, наблюдая за убегающими полотнами простертых по обе стороны от дороги полей.
— Снег, — тихо произнес он. — Неужели нас ожидает белое Рождество?
Шерлок возился на сидении, устраиваясь поудобнее, и едва слышно ворчал, явно испытывая дискомфорт — собственные нелепые «увечья» его раздражали.
— Возможно, — отозвался он наконец. — Но снег может так же быстро растаять. Как будто и не было ничего.
Джон дрогнувшим сердцем уловил подтекст, и ему очень хотелось верить, что сердце его не ошиблось. Но даже если допустить, что Шерлок произнес всё это без задней мысли, не имея в виду ничего, кроме выпавшего первого снега и его хрупкой недолговечности, думать о том, что он, возможно, расстроен так же, как Джон, было гораздо приятнее и теплее.
И он откликнулся с присущим ему упрямством: — Надеюсь, этого не произойдет. — И добавил увереннее и тверже: — Не растает.
Они снова надолго умолкли, и Джон так и не понял, состоялся их тайный диалог на самом деле, или всё, что ему послышалось, навеяно перестуком колес.
*
Лондон встретил их настоящей метелью, превратившей знакомые очертания города в таинственные и расплывчатые.
Сказочно, волшебно.
Детская радость нахлынула и вмиг переполнила душу: всё будет хорошо, говорил себе Джон, всё встанет на свои места. Они справятся с этим новым и неожиданным испытанием, с этой трудной, но всё-таки выполнимой задачей — научиться жить, никому не причиняя страданий.
— Такси будет трудно найти, — удрученно вздохнул Шерлок, поднимая к небу лицо.
— Да брось ты! — улыбнулся Джон. — Что за пессимизм? Посмотри, какая вокруг красота! — И он стряхнул с плеча Шерлока влажные хлопья. — Когда ещё такое увидишь? А такси от нас никуда не денется.
Они и в самом деле довольно быстро нашли свободный автомобиль, и Джон увидел в этом хороший знак: да, всё будет хорошо.
Шерлок сильно хромал, но опереться на руку Джона в который раз отказался. Шел прямо, по-возможности сохраняя присущую ему величавость, но то и дело непроизвольно жался к его плечу в поисках так необходимой ему сейчас поддержки.
Джон улыбался краешком губ, чувствуя эти прикосновения, эти безотчетные признания в собственной слабости, и великодушно подставлял плечо — не волнуйся, я рядом…
— Ты постарайся держаться, когда приедем домой, иначе мы до смерти напугаем миссис Хадсон, — говорил он в такси, с тревогой констатируя нездоровую бледность кожи и бисеринки пота над верхней губой. Или это растаявшие снежинки?
Шерлок посмотрел долгим, неверящим взглядом. — Ты… поедешь со мной?
— О чем ты? Я уже еду с тобой.
— Ты прекрасно понял меня, Джон.
— Разумеется, я зайду, если ты об этом.
Шерлок довольно хмыкнул.
— Более того, я наложу свежую повязку на щиколотку, напою тебя чаем. Кстати, дома хотя бы хлеба кусок найдется? Я бы чего-нибудь съел.
Решение было внезапным и твердым — хватит бегать от самого себя, трусливо прятаться за недомолвки и экивоки. Бейкер-стрит была и останется его домом, черт бы побрал всё на свете! Так уж случилось. Так уж сложилась жизнь. Их жизнь.
— Найдется, — ответил Шерлок и отвернулся к окну, за которым продолжалась снежная круговерть. — Красиво…
*
Запахи обрушились и на мгновенье согнули плечи.
Джон впитывал кожей привычные, неистребимые ароматы: свежей выпечки, доносящийся из кухни домовладелицы, её любимых духов, теплой пыли, прочно въевшейся в потертый ворс ковровой дорожки, убегающей вверх по лестнице - туда, где его ждало ещё более тяжкое испытание: снова вдохнуть воздух их прежнего обиталища, навсегда, как бы ни было беспощадно время, сохранившего и его собственный запах. Сегодня это сделать было особенно нелегко.
«Это становится неуправляемым».
Надо было незамедлительно приступить к обыкновенным, элементарным действиям: поздороваться с миссис Хадсон, если, конечно, она дома, подняться наверх, умыться с дороги, приготовить чай и… чего там в холодильнике завалялось… Иначе исчезнет трепетная радость, вызванная первой предрождественской вьюгой.
— Миссис Хадсон, мы дома, — зычно выкрикнул Шерлок, медленно поднимаясь по лестнице.
Ответом была тишина, но Джон на всякий случай стукнул костяшками пальцев в закрытую дверь. Никого.
— Неужели она решила прогуляться в такую погоду? — крикнул он Шерлоку вслед.
— Почему бы нет? — раздался сверху насмешливый голос. — Ты непременно сделал бы то же самое. — И добавил ворчливо: — И меня бы за собой потащил.
Джон усмехнулся — Шерлок слишком хорошо его знал.
Поднявшись на второй этаж, он застал Шерлока в гостиной внимательно читающим оставленную миссис Хадсон записку.
— Ну и где она?
— Уехала. Какая-то давняя подруга пригласила её вместе отпраздновать Рождество.
— До Рождества ещё целая неделя.
— Как раз хватит времени наговориться. Если, конечно, хватит.
Джон натянуто улыбнулся. Тишина опустевшей квартиры внезапно стала давящей и угнетающей.
— Так, — бодро встряхнулся он. — Раздевайся. И даже не вздумай сразу же открыть ноутбук!
Он настойчиво дернул Шерлока за рукав. Почему-то по странной и давно укоренившейся прихоти тот редко оставлял верхнюю одежду в прихожей, и если куртки Джона скромно висели внизу на стойке, пальто и плащ Шерлока неизменно отправлялись в платяной шкаф.