— Вы удивительный человек, Шерлок, — изумленно качала она головой. — Недаром бедный Джон так страдал, потеряв вас, и так счастлив теперь… — Она очень правдоподобно смутилась. — Простите, наверное, вам неприятно. Говорить об этом…

— Пустяки. — Шерлок пожал плечами. — Я тоже счастлив. Но, увы, страдания — не мой удел. Мне было не до того. Джон, я не сильно тебя обидел?

— Ты — меня? Боже, Шерлок, конечно же, нет! — У Джона от возмущения сводило челюсти — так хотелось заорать на него и уйти. — Неужели ты мог подумать, что я настолько наивен, чтобы ожидать от тебя каких-либо сильных эмоций? Слез, например…

Но Шерлок его уже не слушал, вновь переключив всё свое внимание на Мэри. — Джону исключительно повезло. Надеюсь, он понимает, какое сокровище вручила ему судьба?

Довольная улыбка, растерянность, милый смущенный взгляд. — Вы преувеличиваете мою роль в жизни Джона. Я просто его жена, любящая и верная.

— А он, я в этом нисколько не сомневаюсь, верный и любящий муж.

Джон понимал, что Шерлоку тяжело, но то, что большую часть этого груза он сейчас беззастенчиво перекладывал на него, злило ужасно. Что ни говори, ему, Джону, было в тысячу раз тяжелее: у него больше не было Бейкер-стрит. Ощущение глупости их затеи, ненужности этой встречи росло с каждой минутой параллельно возрастающей в душе горечи.

Алекс поглядывал недоуменно.

Шерлок живо интересовался хирургией и задавал Алексу массу вопросов о новшествах в этой области медицины, делясь впечатлениями от прочитанных им крупных трудов и небольших статей.

Джон злился ещё сильнее — его работой Шерлок никогда так искренне не интересовался, если конечно, речь не шла о сведениях, необходимых для очередного расследования.

Но в целом это был очень приятный вечер, который незаметно близился к завершению.

Прощались всё у тех же стеклянных дверей, и Джон на один короткий миг усомнился, состоялась ли их встреча вообще. Как будто, увидев друг друга и бестолково потоптавшись около ресторанчика, они сразу же разошлись по домам.

Машины терпеливо поджидали их у бордюра.

Для себя Шерлок такси не вызвал.

— Я с удовольствием прогуляюсь. Хороший вечер.

Холод, проникающий под одежду ветер и сырость, пронизывающая до костей…

Джон молча уселся в такси, не взглянув на него ни разу.

«Черт с тобой. Простудишься — дело твое».

Но не выдержал — оглянулся на удаляющуюся быстрым шагом фигуру.

*

Мэри сладко потянулась, освободившись, от платья. Лицо ничего не выражало, но нервно подрагивающие губы выдавали массу бушующих в ней эмоций, и Джон молил бога, чтобы она не вздумала начать разговор.

Но Мэри молчала.

А потом разделась догола и посмотрела призывно и дерзко…

Джон трахал жену на полу, подвывая от злого отчаяния. Остервенело вбивая это отчаяние в узкое, тугое влагалище, выплескивая его с мучительным удовольствием, он радовался, что, благодарение Небесам, не сможет её этим отчаянием оплодотворить.

Кончив, он сразу же встал, и, не сказав ни слова, надолго закрылся в душе.

*

Ночь Джон провел на старом разбитом диване, как в обморок провалившись в тяжелый, тревожный сон.

========== Глава 15 Мэри Морстен, белокурый ангел ==========

Кто живя на земле, не грешил? Отвечай!

Ну, а кто не грешил — разве жил? Отвечай!

Чем Ты лучше меня, если мне в наказанье

Ты ответное зло совершил? Отвечай!

Омар Хайям

До шестнадцати лет Мэри Морстен была идеально счастлива. Именно идеально. Это сейчас она знает наверняка, что идеала, как такового, не существует, что его наличие Природой не запланировано — все имеет какой-то изъян. Но тогда, пребывая в безоблачном мире своих иллюзий, она не могла усомниться в том, что мир непогрешимо светел и ясен. Идеален.

А потом в её жизнь ворвался ад.

У неё было все: прекрасный дом в не менее прекрасной Камбрии, любящие и понимающие родители и мечты.

Отец, богатый и очень влиятельный в графстве человек, поселил свое семейство в живописнейшем горном районе северо-западной Англии. Озерный Край, где располагалось поместье Морстенов, был лучшим местом на земле, родители — лучшими на земле людьми, их дом — настоящей крепостью в самом лучшем смысле этого слова: в нем Мэри было спокойно, уютно и надежно.

Она была до изумления похожа на мать — хрупкую смешливую блондиночку, сходство с которой потом пыталась искоренить, выкрасив пушистые светлые волосы в вызывающе черный цвет. Отец, высокий статный красавец, подарил ей зелень глаз и обаяние улыбки. Природа с ног до головы забрызгала его веселыми солнечными веснушками и щедро позолотила волосы не менее веселой рыжинкой.

Мэри любила отца до самозабвения и порой смотрела на него так, будто не верила, что именно этот потрясающий мужчина подарил ей когда-то жизнь. Он был для неё богом. Богом любви и смеха. Богом радости и удачи.

В их большом красивом доме смех звенел чаще, чем где бы то ни было. А ещё стихи. И споры на самые разнообразные темы, в которых не столько что-либо доказывали друг другу, сколько наслаждались возможностью убедиться, как удивительно счастливы они, даже споря до хрипоты.

А потом она увидела, как её отец самозабвенно целуется с угрюмым, немногословным садовником, которого Мэри, как ей казалось, знала всю свою жизнь, и который обожал её не меньше, чем собственные родители. Несмотря на невеселый в отличие от Морстенов нрав, в её присутствии Сэм менялся, и теплый внутренний свет преображал грубоватые черты его малопривлекательного лица.

Она любила проводить время в его маленьком домике, спрятанном буйными зарослям роскошного сада. Но особенно Мэри радовалась, когда следом за ней туда приходил отец, и начиналась уморительная возня, которую он сразу же затевал.

Сэм улыбался.

Он был старше отца лет на семь, и никогда не имел семьи. Собственно, Морстены и были его семьей все эти годы…

…Они целовались так, что Мэри не сразу поняла, что происходит. В первое мгновенье ей показалось, что отец садовника душит — так крепко обхватил он его шею руками. И лишь потом она увидела жадно сосущие губы.

Мэри явно не ждали. Да её и не должно было быть. Но кто же виноват, что Анна слегла с ангиной, и поход в клуб был отложен до лучших времён. Мэри не огорчилась — в конце концов, приятный вечер она проведет и дома.

Мать сидела у телевизора и удивленно взглянула на неожиданно возникшую Мэри.

— Что случилось, малыш?

— Случилась катастрофа: Энн променяла меня на ангину, — хохотнула Мэри. — Где отец?

— Он…

Мэри не дослушала и весело махнула рукой: — Знаю, знаю.

И выбежала из гостиной.

Вечерами, если отец не бывал в отъезде или занят чем-то срочным и важным, они с Сэмом играли в шахматы, сидя за деревянным столом в крошечной теплой кухне, и такие вечера Мэри обожала больше всего на свете. Она тихо сидела рядом, обозначая свое присутствие лишь дыханием. Идеальное счастье…

— Малыш, подожди! — донесся вслед почему-то испуганный голос матери.

Но Мэри не собиралась ждать.

«Сейчас я им устрою сюрприз!»

Они даже не услышали звука её шагов, скрипа открываемой двери и изумленного «ах».

Они стонали и рычали, поглощенныё своим отвратительным поцелуем.

— Какого черта?!

Мужчины отпрянули друг от друга, с ужасом уставившись на неожиданно появившуюся девочку.

— Какого черта? — шепотом повторила она.

— Мэри…

— Вы гребаные педики, да?!

— Мэри!

Но она уже повернулась к выходу и громко хлопнула дверью.

Её грудь разрывалась от непереносимой боли: мир рушился, земля горела, и закончился воздух. Мэри пыталась вдохнуть, пыталась закричать, но её онемевшее горло издавало лишь противные булькающие звуки.

«Я умираю…» — мелькнула мысль.

Она стояла в тени раскидистой яблони, не зная, как сделать первый шаг в сторону дома, который в одночасье стал ей чужим. В этом чужом доме предстояло сейчас посмотреть в глаза матери, а она не знала, как это сделать.