Я увидела его сразу, еще не успела глаз закрыть, а его образ уже всплыл перед глазами в плывущей в мутной пелене комнате. Он метнулся ко мне, и плотина чувств, что жила в груди все это время, прорвалась. Это не было похоже на сон. Я ощущала все слишком остро. Я видела, слышала, чувствовала все в десять раз мощнее, чем в реальности. И те эмоции, что испытывала я, тоже были раз в десять сильнее. Я еле дышала, и от волнения не могла говорить. А он был так красив, так любим. Я не сдержалась, и горькие слезы покатились по моим щекам.

- Не плачь, я с тобой. И всегда теперь буду, - успокаивал он меня, обнимая и притягивая к себе. Он был живой, горячий, я чувствовала биение его сердца, его срывающийся голос, его дыхание.

- Как? Как это возможно? - сквозь следы спросила я.

- Просто, ты многого не знаешь. Ты знаешь, что у каждого из нас есть судьба. Мы приходим и в нас заложена последовательность основных этапов, которые мы должны осуществить. Если что-то меняется, меняется последовательность, меняется судьба. Но наша судьба перешла на другой этап, в тот день, в ту последнюю встречу. И когда я оказался в коме, на границе, я понял, как многое я могу потерять. Я так сильно этого хотел при жизни, и так страстно возжелал, выйдя из тела. Но оно уже было безнадежно испорчено. Мне ничего не оставалось, кроме как покинуть его. Прости, я должен был уйти, но не смог. Моя привязанность была настолько сильна, что я не смог выйти даже из шестого тела. И тогда я решил, что не дам твоей судьбе измениться, не позволю тебе прожить эту жизнь без меня. Прости меня...

Он поднял мое лицо за подбородок и коснулся меня губами. Я никогда не целовалась в жизни, и не знаю ни вкуса, ни ощущений, но то, чем был тот поцелуй, невозможно описать. Таких острых чувств, такие сильные эмоции я не испытывала до того еще никогда.

- Мы будем следовать судьбе до конца, и когда все кончится, я буду ждать тебя здесь, чтобы мы вместе могли уйти, - его слова укутывали меня теплой пеленой любви и нежности, и я поверила, не могла не согласиться. Я так сильно любила, и для меня он был настолько живым, что я не могла думать о другом выборе. - Сегодня должно было быть наше с тобой свидание, и первый поцелуй. Я никому не дам вмешиваться, никому не дам забрать тебя у меня. Я поклялся, что завоюю тебя, твое сердце. И я сдержу свое слово. Только обещай, что ты сама никогда не будешь торопить положенного срока. Ты не знаешь, как здесь страдают самоубийцы. Мы будем навек с тобой разделены, и больше никогда не увидимся. Ты же этого не хочешь, правда?

- Не покидай меня. Я так устала, - вцепившись в его руки, сквозь слезы молила я, - пожалуйста, я так устала, и так спать хочу...

- Спи, родная, я с тобой, - он убаюкивал меня своим теплом, и мне было так хорошо и спокойно, как еще никогда в жизни не было. Я быстро уснула, и проспала почти сутки. Когда я проснулась, я еще чувствовала тепло его прикосновений.

- Как же вы выдержали такой груз правды и неоправданных надежд? Ведь это должно быть очень больно, любить безнадежно, только во снах, - в оцепенении от такого поворота событий, спросила я.

- Это очень сложно. Порой мне казалось, что я сошла с ума. Я любила. Моя любовь была взаимной. И все же это была любовь к человеку, которого в этом мире все считали умершим. Я не могла рассказать о нем никому, и жила от сна до сна, только чтобы не чувствовать всю тоску и отчаяние, что рвали мне душу. В них все было красочно и красиво, эмоционально и счастливо. Мои сны превратились в романтические встречи, во время которых мы были счастливы. Только во снах я не была одинока, в то время как моя повседневная жизнь в бодрствовании превратилась в серую рутину.

Однажды, не выдержав неизвестности, я попросила его как можно чаще давать знаки о его присутствии. Видя мое отчаяние, он согласился. Он стал чаще касаться меня, гладил по голове или щеке, ловил под локоть, если я поскальзывалась на гололеде. Это помогало мне продолжать жить. При всем при этом, изначально, влюбившись в призрака, и признавшись самой себе в этих чувствах, я воспринимала их как нечто фантастическое и временное, что-то, что я смогу остановить, как временная мера, как замена настоящего живого возлюбленного, которым, а я в этом не сомневалась, я однажды обзаведусь. Не знаю, знал ли Антон об этом, но он никогда не делал вида, что его что-то беспокоит. Напротив, он всегда был мягок и снисходителен до проявлений моих простых человеческих слабостей.

Однажды в институте в конце второго семестра на семинаре по теории культуры случилось то, что полностью перевернуло мое понимание ситуации. Я уже не помню точно, какую тему мы изучали. Наш преподаватель дал нам задание придумать свои схемы вероятных процессов развития цивилизаций. Когда я вышла к доске отвечать свой проект, учитель сказал, что я в точности пересказала теорию Льва Николаевича Гумилева, и даже назвал меня его реинкарнацией, перерождением его души в новом теле. Он, конечно, не хотел меня обидеть. Но я все равно пришла в бешенство. Этот вопрос был слишком болезнен для меня. Я уже сломала голову над тем, как вернуть Антона назад. Я была одержима этой идеей. И, перебрав тысячи вариантов, я поняла, что это невозможно. Душа во всех семи оболочках рождалась в момент зачатия, и восстановить эту целостность не представлялось возможным. Для человека, как и для всего в этом мире, не было возможности восстановить утраченную седьмую оболочку, или тело, и переродиться. Об этом я и сообщила своему преподавателю в довольно резком тоне.

- Это ваша личная точка зрения. Существуют и другие, - упрямо воззрился на меня преподаватель.

- Это единственно правильная точка зрения. И нет других вариантов, - огрызнулась я. - Все остальное - самообман.

- Вы лишком радикальны для будущего культуролога.

- А вы слишком уперты для преподавателя.

- Не будьте столь самонадеянны. Вы не сможете одна выступить против существующих религиозных доктрин, даже если создадите свою секту и наберете целую армию последователей.

- Но это ложь. Люди верят в то, чего нет. Почему же они не хотят услышать истину?

- А кто или что станет для них источником этой истины? Вы?

- Нет, кто-то, кто уже перешел эту черту и видел все своими глазами.

У профессора глаза с очками поехали на лоб.

- Вы предлагаете нам вступить в контакт с мертвыми? И что нам для этого понадобится? Спиритический сеанс или доска Уинджи? Вам нужно немного позаботиться о своем психическом здоровье.

Меня даже затрясло от гнева.

- Отлично, - не выдержала я. - Один из тех, кто знает правду, сейчас даст нам знать о том, что я говорю единственно возможную истину, - выпалила я, а сама мысленно умоляла Антона сделать хоть что-то, чтобы этот жуткий сноб наконец подавился своим снобизмом. Что-то грохотнуло, и со стен посыпалась штукатурка. Все студенты подняли глаза на доску, преподаватель оглянулся, рискуя вывернуть шею. По аудитории прокатилась волна рокота - на доске появился меловой отпечаток человеческой ладони.

- А? Что это было? - воскликнул учитель, оглядывая класс.