<p>

Карамышева Мария

Necrofeeling & Я

(Некрофилингия)

Чувство смерти и Я

Сборник рассказов

Чувство Смерти

У меня много лиц, у меня много имен. Никто меня не знает в лицо, но все непременно ждут моего приближения. Я никогда не прихожу внезапно, как незваный гость. Я всегда предупреждаю заранее, стучу в ваши двери. Меня все боятся, как боятся неизвестности. Передо мной благоговеют в священном трепете. И с каждым из вас я встречусь однажды... Смерть.

Вам приходилось чувствовать смерть? Ощущать кожей ее приближение и прохладное дыхание в районе затылка? И как ощущения? Жуть, страх, от которого потом еще долго трепещет. Опыт, о котором невозможно вспомнить без содрогания. Но что если и в ней есть нечто прекрасное...

Некрофил

Мы встретились в доме скорби. Больница, в которую мы приехали, находилась за городом, на отшибе. Окруженное лесопарком старое дореволюционное здание высотой в четыре этажа внешне обветшало и облупилось. Стояла поздняя осень, в воздухе витали мелкие крупицы снега - предвестники первых заморозков. Прелая листва толстым слоем устилала подножья деревьев, повсюду стоял терпкий горьковатый запах гниения.

Я сразу ее заметила. Еще когда шла к больнице, увидела, как она сидела на подоконнике второго этажа и тихонько курила в форточку. И с виду вполне нормальная, не больная никакая, только грустная очень. Большеглазая девчонка лет двадцати двух с острым подбородком на худеньком лице, прямые темные волосы заплетены по-домашнему в косу. Она была очень тоненькая, в джинсах и светло-бежевой водолазке. Я поняла, что она не буйная, что с ней можно поговорить. Ее милая внешность походила на тех кокоток, что часто встречаются на обложках глянца, не красавица, но с чем-то пронзительным во взгляде и по-детски наивным в лице. На обложке она смотрелась бы кстати. И будь я простым обывателем, я подумала б, что она, вероятнее, лечилась от истощения или анорексии как следствие погони за ускользающей мечтой в мире моды. Но моя профессия давно и на горьком опыте научила меня не судить по внешности. Если некий человек кажется каким-то слишком навязчиво, то, вероятнее всего, он таковым не является. Поэтому, признаться, мне очень захотелось с ней поговорить, копнуть поглубже, узнать, что кроется за этим симпатичным лицом. Так мало здесь было нормальных людей, даже среди персонала. Проработав некоторое время в больнице для душевнобольных, врачи сами становились нервными, и слегка невменяемыми. Работа у них тяжелая. Пытаясь помочь людям с нервными заболеваниями, они и сами расшатывали себе нервную систему.

Главный врач опаздывал. Мне предстояло долгое ожидание, и потому я решила-таки скрасить его приятной, и почему-то, как мне сразу показалось, увлекательной беседой. Не каждый день молодые красивые девушки попадают в клинику для лечения душевных болезней. Я подошла, поздоровалась, и попросила прикурить.

- Вы здесь навещаете кого или лечитесь?

Девушка лукаво склонила голову на бок, как будто ждала моего вопроса.

- А вам как кажется?

Я только плечами пожала.

- Я журналист, а не экстрасенс. Могу узнать о вас все, или почти все, но не сразу. На это потребуется время.

- Вы здесь репортаж снимаете?

- Планируем. Но давайте лучше о вас побеседуем. Вы-то сами как здесь оказались?

Конечно, разговор получался прямым, и ей не было смысла выворачивать душу наизнанку перед первым встречным. Но я все же надеялась на эффект попутчика. Иногда человеку, которого встречаешь на краткий период и наверняка больше никогда в жизни не встретишь, можно рассказать такое, что никогда не доверить и самым близким людям. В психиатрические лечебницы так просто не попадают, но едва ли врачам интересны все переживания их пациентов, и я надеялась, что ей давно хотелось выговориться.

Девушка равнодушно выглянула в окно.

- Как все. Депрессия. Попытка суицида. Только меня сегодня уже выписали. Вот, сижу, прощаюсь с местами, скоро домой поеду.

- Серьезно? На вид вы вполне счастливая. Ни за что б не догадалась, что вы способны на такое. Хотя, кто знает. Извините за назойливость, но из-за чего хотели свести счеты с жизнью? Несчастная любовь?

Девушка нервно кивнула, и ее четкие, звонкие, как натянутая гитарная струна движения, передали мне всю глубину этих чувств. Было в ней что-то, что она глубоко переживала, и это, чего мы коснулись, заставляло ее чувствовать себя неловко.

- Я угадала? Вы производите впечатление здравомыслящей девушки. Как же вы могли совершить такое? Хотели убить себя.

- И я убила бы, если бы меня не остановили.

- Вам что, до сих пор жить не хочется.

- Да, не хочется. Но себя я убивать уже не буду. Дождусь естественной кончины.

- Страшно?

- Нет. Просто это было б неправильно. Я сама сделала бы только хуже. Мне нельзя убивать себя.

- Я рада, что вы это осознали. Вы такая молодая, вам жить надо.

Девушка улыбнулась, прищурив глаза, и я, скорее по наитию, чем визуально, почувствовала в ней насмешку.

- Вы, правда, хотите знать мою историю? - с легким прищуром синих глаз, спросила она. - И не осудите? Не станете шугаться?

- Почему я должна вас осуждать? - улыбнулась как можно более мягко я. - Я стала журналистом из любви ко всяким жутким и странным историям. И я очень люблю людей. Я никогда никого не осмелилась бы осудить. Я восхищаюсь человеком. Но не в толпе, не в массе. В массе люди тупы и жестоки. Человеком движет, знаете, такое стадное чувство, приводящее к отупению. Меня же интересуют личности. И я уверена, в каждой личности есть баланс хорошего и плохого, героизма и ханжества, искусства любить и слабости. И я хочу рассмотреть и взвесить все, что в нем есть. Это очень интересно. Я люблю человека как отдельно стоящую личность, вне его связей с окружающим миром, вне его поступков и последствий этих поступков. Поступки можно судить, что чаще всего и происходит, но не человека, не личность.